Русская красавица

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

— Думаешь, что он нас не заметил?

— Не заметил?! Да он чуть нас не сбил! Еще секунда — и размазал бы нас по забору! Идиот!

Матвей яростно застучал по клавиатуре, набирая текст. Он печатал «вслепую», изредка поглядывал на монитор, следя за опечатками, а Аня сидела рядом с ним, держала в руках диктофон.

— Может, он догадывается, что мы под него копаем, и нервничает? — спросила она.

— С чего ему нервничать? Бойко прекрасно знает, что доказательств у нас нет.

— А Моховчук?

— Что Моховчук? Ну, работал он у него. Откуда Бойко было знать, что в свободное от работы время его подчиненный имеет привычку обливать женщин кислотой? Кстати, и против Моховчука прямых улик нет. Ни у нас, ни у Агеева. Включай.

Аня нажала на клавишу проигрывания записи. Из динамика диктофона послышался негромкий голос Сергея Сергеевича Кудина — профессора кислых щей.

— «…И меня очень опечалило то, что случилось с Надей, но я ее почти не знал. Другое дело Ольга.

— Ольга?

— Напарница Нади. Милая девушка. С ней мы частенько встречаемся у реки. Как, впрочем, и с Владимиром Семеновичем Бойко.

— Как интересно! Мы хотим написать статью о Наде, и неплохо было бы описать ее окружение. Например, Бойко. Надя работала в его группе. Вы не могли бы нам рассказать об этом человеке?

— Не проще ли вам взять интервью у него самого?

— Мы не можем его отыскать. Так все же, что это за человек?..»

— Стоп, — приказал Матвей. — Я не успеваю.

— Печатай, печатай… — Аня остановила запись. — Странно, я не узнаю свой голос.

— Все не узнают своего голоса. Ага… Давай дальше.

— «…Он просто зациклен на прошлом. Ему кажется, что он устремлен в будущее, но на самом деле это его прекрасное будущее, «Крепость», как он его называет, — гипертрофированная тоска по безопасной материнской утробе. Да-с. Такие устремления ведут черную, разрушительную работу и в конце концов превращают жизнь в надежный и постоянный источник несчастий.

— Что страшного в том, что мы с тоской и умилением вспоминаем о прошлом?

— Это и страшно! Идеализация прошлого. Если смотреть на прошлое сквозь розовые очки и видеть в нем только мед да сахар, если далекое детство представляется чем-то вроде утраченного рая, то прошлое превращается в неиссякаемый источник ностальгических сожалений и совсем не хочется возвращаться в настоящее. Вспомните, чему учит нас история жены Лота.

— Это которая превратилась в соляной столб?

— Да.

— Я поняла намек. Эта история учит нас не быть слишком любопытными. Вы считаете, что наш интерес к личности Бойко неуместен?

— Если бы я считал наш разговор неуместным или нетактичным, его бы не было. Но вы неверно поняли притчу. В ней речь идет о другом!

— Тогда я отказываюсь вас понимать. Мы говорили о персоне Бойко. При чем здесь жена Лота?

— Мы говорили об одержимости Бойко прошлым, которое он воспринимает как мечту о будущем. Это все равно как если бы он считал себя птицей, будучи рыбой. Потому что скрытая одержимость прошлым практически не оставляет никакой возможности критически воспринимать настоящее, я уже не говорю о планировании будущего! Вся сладость путешествия в прошлое заключается в том, что оно дарит возможность жить, повернувшись спиной к настоящему.

— Неужели?

— В самом деле, человек неосознанно мечтает о тесной и безопасной утробе матери, а вместо этого получает огромный замок с привидениями. Поэтому я и рассматриваю скрытый интерес Бойко к прошлому как одержимость. В этой связи обратим свой восхищенный взор к нашей библейской наставнице, любопытной жене Лота. Помните: «И сказал Господь Лоту и его семейству: «Спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть»… Жена же Лотова оглянулась позади его и стала соляным столпом». Поучительно, да? Не оглядывайся на прошлое, если не хочешь погибнуть.

— Жалко Лотову жену…

— Жалко. И ее можно понять. За ее спиной, в Содоме и Гоморре, происходили гораздо более волнующие события, чем подъем на гору и перспектива провести остаток жизни на ее вершине. Но эта женщина все-таки умудрилась не получить ни того, ни другого…»

— Стоп, — опять скомандовал Матвей, барабаня по клавишам. — Минуточку… Что за бред?!

— Психологический портрет Бойко, — пояснила Аня. — Профессор говорит, что любые попытки Бойко обратиться к реальной действительности и обустроить свое будущее ничего, кроме горьких разочарований, ему не принесут. Так что он будет мучиться отчаянием и бессонницей, пока не обратится к кому-нибудь из потомков жены Лота, практикующих ныне в сфере психоанализа.

— Забавный тип этот Профессор. Мне он нравится. Не дурак. Ишь, как он Бойко по полочкам разложил. Настоящий профессионал. И коллекция у него — полный вперед. Какой фарфор! Занятия психологией, оказывается, приносят неплохие прибыли… Готово. Давай, заводи шарманку.

— «…понимаю причину ваших расспросов. Наверняка вы вообразили себя сыщиками и пытаетесь найти улики против милейшего человека, моего соседа. Но я не верю, что он причастен к этой грязной истории с Надей Березиной. Бойко — совестливый человек. Один мимолетный опрометчивый поступок может стоить ему долгих лет раскаяния… Да-с. И какого мучительного раскаяния! Впрочем, опрометчивый поступок может иметь фатальные последствия для любого человека. Достаточно вспомнить о злополучной Еве и о том румяном яблочке, которое она имела неосторожность надкусить…»

— Это он ловко ввернул — про яблочко, — усмехнулся Матвей.

— Яблочко — ерунда. Меня беспокоит то, что он отрицает вину Бойко. Ведь мы-то с тобой знаем наверняка!

— Что мы знаем наверняка? Ничего мы наверняка не знаем.

— Ладно, не отвлекайся — печатай.

— «…причем вся соль этой библейской истории вовсе не в раскаянии как таковом, его может и не быть. Главное заключается в необратимости роковых последствий того съеденного Евой яблока, и эта необратимость предопределяет всю последующую жизнь. Иными словами, она дает основание примерно для такого хода рассуждений: «Конечно, я сама виновата во всем, что случилось. Знай я, к чему это приведет, никогда не прикоснулась бы к проклятому яблоку. Но теперь уже все равно ничего не изменишь, слишком поздно… Я совершила роковую ошибку и теперь вынуждена нести свой крест, расплачиваясь за старый грех». Уверяю вас, что такой идеальный способ самоистязания вверг бы моего добрейшего соседа в жестокую депрессию. Так что, прошу вас, даже не намекайте ему о своих подозрениях. От этого ему будет еще хуже. Для человека с такой нервной организацией намек хуже прямого обвинения.

— Что вы говорите?!

— И тем не менее это так. К примеру, Ева могла искренне считать себя вообще непричастной к тому первому роковому событию, с которого начались все ее несчастья. В конце концов, ее соблазнил змей. Верно?

— Верно.

— В таком случае она получает все права считаться невинной жертвой злой судьбы, и все ее несчастья, а в конечном счете и наши с вами, — результат рокового стечения обстоятельств! Но если Адам только попробует предпринять какие-то шаги, чтобы как-то поколебать эту ее уверенность, он встретит жесточайшее сопротивление.

— Вы отрицаете дружеский совет, участие?

— Вы мыслите объективными категориями, а я — субъективными. Поймите, что для Евы изгнание из рая и без того было уже так тяжело, что сама мысль, будто ей может помочь чей-то совет или в ее власти хоть как-то облегчить свою участь, лишь увеличивает страдания, добавляя к ним унизительные намеки и незаслуженные оскорбления в виде пресловутых советов. И это положение имеет непосредственное отношение к одержимости прошлым. Ведь даже ребенку известно: то, что однажды случилось, уже нельзя повернуть вспять.

— Но ошибки рано или поздно совершают все.

— Верно. Но не все потом страдают, замыкаются в горьком презрении к несправедливостям судьбы, проникаются убеждением, что их состояние безнадежно, и ни на минуту не позволяют затянуться ранам. Один пропустит ваш намек мимо ушей, а второй будет смертельно ранен. Поэтому так опасны беспочвенные подозрения…»

— У меня сейчас пальцы отвалятся, — пожаловался Матвей. — Сколько там еще осталось?

— Минут на десять. Зачем ты вообще перепечатываешь запись?

— Потом объясню, — загадочно ответил Матвей. — Черт, мои пальцы, мои бедные пальцы!.. А ведь можно было подключить дешифратор и перегнать звук в символы за минуту!

— Так подключи.

— У меня его нет. Не приобрел. Необходимость не возникала.

«…извините, но вы меня просто смешите. «Никогда не сдаваться». Так, кажется, звучит лозунг журналистов? Простенькая и такая безобидная на первый взгляд формула, да? А на самом деле она без труда способна привести к самым что ни на есть катастрофическим последствиям. Кстати, это тоже одна из разновидностей одержимости, прошлым.

— Господи! Вот вы и за меня взялись! Но, уверяю вас, я не стремлюсь вернуться в утробу матери.

— Не путайте причины и следствия, моя дорогая. В отличие от людей, возлагающих всю вину за свои несчастья на некие внешние силы, неподвластные их воле, журналисты и прочие любители «жареного» упорно держатся стереотипа. Я знаю, о чем говорю, сам когда-то пописывал статейки… Собрать информацию любой ценой! Но пути к этой цели оставляют желать лучшего! Когда-то, возможно, они и были наиболее эффективными или даже единственно возможными, но давно уже больше таковыми не являются. Такая консервативная приверженность к старым подходам в деле сбора информации — пагубна, ведь всякая ситуация имеет обыкновение со временем изменяться. Вот тут-то и начинаются проблемы! Понимаете?

— Признаться, нет.

— Охотно поясню. Что такое стереотип поведения?

— Ну…

— Совершенно верно. Это жизненно важная потребность в адаптации к внешним условиям, целью которой является успешное и безболезненное выживание. Согласны?

— Ну да…

— Как уверяет нас Дарвин, человек произошел от животных. Я с этим не согласен, однако вынужден признать, что человек, так же как и животные, склонен рассматривать способы оптимальной адаптации как нечто раз и навсегда данное и не подлежащее пересмотру. Но жизнь меняется, и некогда оптимальные стереотипы со временем все больше и больше превращаются в анахронизмы.

— Но при чем здесь журналисты? По-моему, они, как никто другой, чувствуют новые веяния и способны изменить курс в любой момент.

— Хорошее сравнение. Веяния, курс, корабль… Если продолжить вашу аналогию, то человек со стереотипом поведения «Никогда не сдаваться» похож на корабль, идущий к острову сокровищ. Ощущение дискомфорта из-за зыбкой палубы вкупе с непоколебимой убежденностью, что на свете существует только один-единственный путь к острову. Но вот прямо по курсу корабля — рифы. Что делает капитан корабля? Обходит рифы? Ничего подобного. Он идет на рифы, пробивает днище, латает пробоину, опять идет на рифы, опять пробивает днище и латает пробоину — и так до бесконечности или пока корабль не пойдет ко дну. Ведь лозунг «Никогда не сдаваться» оставляет ему только один-единственный выход из положения — с удвоенной, с утроенной энергией продолжать в том же духе. Таким образом, безобидный лозунг мешает капитану увидеть другой путь к острову, вполне реальный, осуществимый, безопасный. Так что гибель корабля, можно сказать, стопроцентно гарантирована, особенно если капитан упорно следует двум простейшим правилам. Первое: существует лишь один-единственный путь, и если он еще до сих пор никуда не привел, то только потому, что капитан недостаточно долго по нему шел. Второе: никогда, ни при каких условиях не искать другие пути.

— Не очень-то вы жалуете журналистов.

— При чем здесь журналисты? Я говорю вообще о стереотипах поведения, которые свойственны сыщикам, инженерам, аферистам — всем, кто прокладывает пути в поисках приключений.

— А Бойко относится к этой категории?

— Однажды у армянского радио спросили: «В чем разница между армянином и русским?» Ответ: «Армянин, чтобы уклониться от работы, сделает вид, будто у него заболел живот. Русский же добьется того, что живот у него и вправду заболит».

— Это еще одна ваша притча?

— Это анекдот. Не смешной, но очень показательный. Согласитесь, что русское решение проблемы куда элегантнее армянского. Конечно, оба добьются своей цели, но армянин будет при этом знать, что солгал, а русский же останется в полном ладу со своей совестью. Мне кажется, что Владимир Семенович Бойко старается жить в ладу со своей совестью.

— Комплимент хороший, но в контексте вашей истории выглядит сомнительным…»

— Все. — Аня выключила диктофон. — Дальше пустая болтовня: проводы, пожелания доброго пути… Ничего толкового по делу. Ты закончил набор?

— Да. — Матвей поставил точку, скопировал файл в буфер обмена, открыл какую-то программу и загрузил всю информацию в текстовое окно. — Теперь запустим модуль структурной лингвистики — и все. — Матвей в изнеможении откинулся на спинку стула. — Будем ждать результатов.

— Что это за структурная лингвистика? — поинтересовалась Аня.

— Это научный анализ, основанный на принципах символической логики. М-м… Короче, программа позволяет очистить человеческую речь от мусора: бессмысленных предположений, сравнений, метафор, цветистых оборотов, смутных полунамеков… Остается только голая истина — одно-два предложения, в которых сконцентрирован весь смысл. Я применил программу к речи Профессора. Минут через десять получим результат.

— А что ты сам скажешь?

— Сам я скажу, что теперь знаю Бойко лучше, чем себя самого. Вот он, весь на ладони. Здорово его Профессор разобрал. Прямо по косточкам. Профессионал. А его фокус с гипнозом?! Знаешь, на секунду я точно ощутил чувство полета. Как это выглядело со стороны?

— По-дурацки. Мы спускались по лестнице в холл, ты завел разговор о птицах на фарфоровых тарелках, потом заговорил о полете вообще. Тогда Сергей Сергеевич вытащил из кармана часы, поводил их у тебя перед носом, ты тут же и отрубился — руки поднял, замахал ими, как…

— Как орел?

— Как пингвин. А потом Профессор щелкнул пальцами, и ты приземлился.

— Как орел?

— Вид у тебя был, как у мокрой курицы. Ой, смотри — программа выдала результат. Что это за значки?

— Символы.

Матвей подался к монитору, застучал по клавиатуре, переводя символы в привычные слова. Абстрактные математические значки стали вспыхивать красным цветом и исчезать. Через минуту вспыхнул и исчез последний значок. Экран был чист.

— Черт побери! — ахнул Матвей. — Ничего. Не может быть. Глазам не верю. Неужели за три часа нашей беседы Профессор не сказал ни одной определенной фразы, причем мы этого даже не заметили?!

— Профессионал, — напомнила Аня. Она была поражена не меньше Матвея. — Может быть, компьютер барахлит?

— Может быть. Никогда не барахлил, а сегодня — бац. Черт! Столько времени зря потратили. Который час?

— Отрицательный результат — тоже результат. Теперь мы кое-что знаем о Профессоре. — Она бросила взгляд на часики и вдруг замерла, удивленно посмотрев на Матвея.

— Что с тобой, Аня?

— Какая же я дура!

— Ну, академиком тебя не назовешь, но… Да что с тобой такое?

— Часы. Те, которыми Профессор тебя загипнотизировал.

— Ну?

— «Картье». До меня только сейчас дошло! Это он! Он был в казино и плеснул кислотой в лицо Наде! А мы-то, мы!.. Хороши, нечего сказать.