Русская война 1854. Книга третья

Глава 14

Мы не справились. Ночью начался самый настоящий шторм, и чтобы «Севастополь» не разбило, мне пришлось увести его подальше от моря. Нас неслабо пошатало, и Стерва до сих пор краснела, вспоминая, как ее тошнило… В итоге под утро мы неожиданно обнаружили, что парим недалеко от пороховых заводов на северо-востоке города. Не самое удачное соседство для нашего шара с водородом, если у них или у нас что-нибудь бахнет. Я уже хотел было улетать обратно в сторону Кронштадта, но в нашу сторону неожиданно выехала пролетка с представительным мужчиной средних лет.

Он так уверенно махал руками, что я не удержался и спустил к нему Достоевского вместе с сигнальным фонарем, и через пять минут инженер передал мне все детали. Как оказалось, обсуждения, где посадить огромный дирижабль, вчера затронули весь город, поэтому Борис Семенович Якоби, увидев нас рядом со своей лабораторией, тут же решил предложить помощь. В округе было достаточно ангаров, которые зимой стояли совершенно пустые, а людей и оборудование для постройки мачты он бы тоже нашел.

Ну, я и согласился, поддавшись желанию поговорить с изобретателем электрического двигателя и одного из типов мин, которыми сейчас забит Финский залив. В итоге через час «Севастополь» уже завели в закрытый ангар, и Достоевский приступил к послеполетной проверке всего оборудования, а я воспользовался возможностью поговорить со столь интересной личностью.

— Столько о вас слышал, — Якоби первым пожал мне руку. — Спрашивал у Константина Константиновича, где он скрывал такие таланты, но тот предпочел не отвечать.

— Я тоже много слышал о ваших опытах, — я в двух словах рассказал, что читал про эксперименты Бориса Семеновича.

— А мне казалось, что император издал указ о засекречивании моих работ, — Якоби потер лоб, но тут же довольно улыбнулся. — Впрочем, учитывая и ваши собственные достижения, видимо, некоторые общие запреты нас не касаются.

Он хитро подмигнул, а я постарался не сказать еще чего-нибудь лишнего. Кто бы знал, что не я один тут думаю о секретности… К счастью, Якоби, найдя во мне понимающего слушателя, принялся болтать сам, без всякой утайки рассказывая собственную историю. И это была не просто серия удачных открытий.

Как оказалось, попав в Россию, сначала в Дерптский, потом в Петербургский университеты, Якоби изначально занимался одной и той же задачей. И по ней же он написал работу, которая определила всю его судьбу. Именно после «Мемуаров о применении электромагнетизма для движения машин» Николай I издал распоряжение о создании специальной комиссии, которая должна была заняться сразу и производством, и опытами по этому направлению.

И ведь что интересно: раньше казалось, что в 19 веке все было просто — есть основная линия развития техники, просто иди по ней и все. Но нет. В плане путей сообщения была вилка: речной транспорт или железнодорожный. В плане двигателей: пар или электричество. И для царя-инженера второе смотрелось куда как перспективнее хотя бы с точки зрения того, что Россия тут точно обгоняла другие великие державы. Понятно, почему Николай не спешил вкладывать в паровые машины слишком много, рассчитывая сразу перепрыгнуть на следующую ступень прогресса.

Увы, засекречивание и погоня за идеальным результатом сыграли с Якоби злую шутку. То, что у нас откладывали на потом, в Европе и Америке сразу пускалось в серии, и доля славы, что могла бы достаться Борису Семеновичу, с каждым годом становилась все меньше. Возможно, если бы не война и не необходимость массового производства мин, в мое время об этом человеке вообще бы никто не услышал. И что самое обидное, даже сам царь порой отдавал приоритет западным ученым и промышленникам.

Так, Борис Семенович рассказал о прокладке телеграфного кабеля из Санкт-Петербурга в Москву.

— Царь настаивал, что тот должен проходить под землей. И я ведь первым еще в 40-м году делал такую линию от Зимнего до Царского села. Вот только с тех пор были проведены сотни опытов и практически доказано, что современные материалы не позволяют выдержать магнитные и природные нагрузки при подземном размещении. Я рассказал об этом, предоставил расчеты, а Вернер Сименс просто пообещал, что все сделает. И ему дали деньги.

— И что? — мне стало интересно. Этой истории я раньше не слышал.

— Два года кабель выдержал, и то с постоянными обрывами. А потом его просто перетянули по воздуху, как я изначально и предлагал. А сколько денег и времени можно было сэкономить и, главное, сохранить внутри страны. Но некоторые дельцы порой умеют слишком сладко рассказывать.

— Особенно о том, в чем не разбираются, — добавил я. — Чем меньше знаешь, тем проще врать.

Якоби довольно закивал и продолжил рассказ. Про самопишущие телеграфы, с которыми его так обошли. Про двигатель, который испытывали на повозках и даже на подводных кораблях. Про гальванические элементы, которые отрабатывали в процессе и которые легли в основу тех самых мин, что сейчас стоят на Балтике… Я невольно подумал, что с такой привычкой хвастаться и периодическими поездками в Европу совсем не удивительно, что наши тайны легко разлетались во все стороны. И ведь без всякого злого умысла[15].

С другой стороны… Рядом со мной шел человек, который несколько десятков лет занимается магнетизмом, как тут сейчас это называется, или же электричеством — если брать выбившееся вперед направление из моего времени. Сможет ли Якоби превратить пару слов, даже просто идею в реальный прибор?

— Кстати, вчера великие князья рассказывали о вашей световой машине, — мой спутник тем временем добрался, кажется, до самой интересной для него темы. — Я ведь правильно понимаю, что вы не использовали никаких гальванических элементов? Просто создали электричество и использовали его, чтобы накалить нить из графит? Кстати, а почему выбрали именно его?

Я даже остановился.

— Что-то случилось? — забеспокоился Якоби.

— Просто пытался понять, как вы, ни разу не видев прибор, смогли столько о нем узнать.

— О, — Борис Семенович расплылся в улыбке. — Тут не столько мои таланты, сколько вашего лейтенанта. Он хоть и почти все время бегал, пытаясь подготовить для вас стоянку в Кронштадте, но что-то и рассказал между делом. Как оказалось, перед поступлением на флот он успел получить неплохое инженерное образование, которое, хочу заметить, не испортило ни одного молодого человека.

— Кажется, мне стоит побольше узнать о талантах своих людей, — кивнул я. — Что же касается ваших вопросов… Да, никаких батарей я не использовал, а графит пустил в дело, потому что это был единственный тугоплавкий материал, который оказался у меня под рукой.

— Ток его греет, — задумался Якоби. — Значит, вместо графит можно будет использовать и какой-либо подходящий сплав. И в идеале ведь нужно исключить реакцию с воздухом?

— Именно, — кивнул я. — Если бы у меня был вакуумирующий насос в Севастополе, то я бы обязательно пустил его в дело.

— А у меня он есть… — Якоби замер. — Вы оформляли привилегии на свое изобретение? У нас, в Европе и Америке это могло бы принести неплохие деньги.

— Мне кажется, уже скоро в нашей жизни станет столько электричества, что полагающиеся мне проценты не согласится платить ни одна страна.

— Та же Англия, несмотря на конфликт, всегда строго придерживается прав на изобретения, — возразил Якоби.

Я же вспомнил ситуацию из будущего, которая всплыла, как только мы у себя занялись порохом. Собственно, она и касалась новых бездымных порохов и Альфреда Нобеля, придумавшего в моем времени один из составов и оформившего на него патент в той самой Англии. Помогло ему это получить прибыль? Нет. Уже чисто английские джентльмены Фредерик Абель и Джеймс Дьюар запустили свой состав, немного изменив технологию Нобеля. Легким движением руки баллистит превратился в кордит… Альфред пытался судиться с английским правительством, но суды по какой-то неведомой причине не захотели встать на его сторону.

В общем, иллюзий о том, что бумажка сможет защитить мои права, если одна из великих держав решит наложить на них лапу, у меня не было.

— И тем не менее, — ответил я своему спутнику, — по всем своим изобретениям касательно электричества я планирую просить его величество сделать их открытыми для всех граждан России.

— Вы думаете, царь примет вас лично? — Якоби удивился, но немного не тому, о чем я думал.

— Не примет, ничего страшного. Буду просить через Александра Сергеевича или через великих князей, — я отмахнулся. — Нет… Так все же оформлю привилегию и поставлю цену в одну копейку. Так что, — я уже спокойно посмотрел на Бориса Семеновича, — если вас что-то заинтересовало, можете смело пробовать. В случае успеха я только порадуюсь за вас.

— Хорошо, — Якоби ответил очень задумчиво, и мне бы очень хотелось сейчас узнать, что же творится у него в голове.

В голове Бориса Семеновича царил самый настоящий хаос. Когда он с утра увидел дирижабль того самого капитана, что привез великих князей из Севастополя в столицу за три дня, это показалось подарком судьбы. Такая тайна, да на расстоянии вытянутой руки… Вот только, когда Щербачев начал рассказывать о своих идеях, Якоби вспомнил и другие слухи об этом молодом человеке.

Каждый из раненых офицеров, вернувшихся с южного фронта в столицу, не забывал упомянуть о необычном капитане. Кто-то называл его спасителем Севастополя, кто-то слишком много возомнившем о себе новым Лазаревым. Сам Борис Семенович не любил сплетни, но уже два интервью, данных молодым капитаном лондонской «Таймс», говорили о многом. Даже сами тезисы были не столь важны, сколько то, что капитану ничего не было предъявлено за нарушение привычного армейского порядка.

Картина складывалась вполне понятная. Талант с шефом-покровителем на самом верху. Вот и сейчас — как легко капитан отказывался от денег или рассуждал, что добьется, чтобы сам царь принял его решение. Увы, обычных людей подобная наглость, как правило, сжигает дотла, и Борис Семенович уже было подумывал соврать что-нибудь о делах и покинуть опасного гостя, когда тот поразил его в самое сердце.

— Кстати, а вы не думали, что магнетизм, который вы исследуете, может быть и в воздухе? — как бы между делом спросил капитан.

Естественно, Якоби думал. Он лично изучил и расписал сотни случаев влияния на магнетизм близости или контакта с землей, водой либо же металлами.

— Вы про естественное электричество в природных молниях? Увы, пока еще никому не удалось его подчинить, поэтому мы больше сосредоточились на тех средах, где это нужнее, — Якоби постарался сохранить лицо.

— С недавнего времени воздух нам тоже очень важен, — напомнил о своей летающей станции Щербачев, а потом мимоходом вбил в голову Бориса Семеновича раскаленный гвоздь новой идеи. — А что вы думаете об управляемом распространении магнетизма в воздушной среде?

— Что вы имеете в виду? — Якоби весь подобрался, и лишь чудом его голос не дрогнул.

— Смотрите, — Щербачев на мгновение задумался. — Вот вы упомянули молнию — чем это не доказательство того, что электричество и магнитные поля могут двигаться в атмосфере? Дальше, если мы принимаем эту гипотезу, то совсем не сложно сделать следующий шаг. Попробовать передать структурированный электромагнитный сигнал в пространство. Как телеграф, только посылать мы его будем не по проводу, а прямо по воздуху.

— Но никто пока не предполагал, что электромагнитные волны возможны.

— Никто и не работал над этим столько, сколько вы, — Щербачев был очень убедителен. — Послушайте ваш опыт: что он говорит, возможно это или нет?

Опыт Якоби говорил, что ему льстят. В то же время он не видел никакого изъяна в логике молодого офицера. И ладно бы тот делал только свои летательные аппараты, так он и электрическую машину создал — определенно его чутье стоило того, чтобы обратить на него внимание.

— Чтобы доказать вашу теорию, нужны две машины. Первая, чтобы передать сигнал, вторая, чтобы его принять, — Якоби задумался. — В принципе, если волны существуют, то сильный разряд вроде искры мог бы их спровоцировать. В эту схему бы еще добавить усилитель. А приемник — тут нужен будет контур, который бы замыкался при получении сигнала. И тогда действительно можно было бы получить телеграф, работающий на расстоянии… Интересно, на каком? Десять, сто метров?

Борис Семенович так погрузился в новую идею, что начал размышлять прямо на ходу. На большие расстояния энергию вряд ли получится передать, но в рамках крупных городов, разместив на крыше каждого дома по усилителю, можно было бы создать линии связи практически без затрат. По сравнению с обычным проводным телеграфом уж точно…

— А почему вы думаете, что будет ограничение? — вопрос Щербачева огорошил Бориса Семеновича.

— Любая технология конечна. Как ваш шар движется, пока в топках горит уголь. Пуля летит, пока хватает энергии сгоревшего пороха, чтобы преодолевать земное притяжение, — Якоби казалось, что его аргумент неотразим, но капитан не впечатлился.

— Вам ли сравнивать магнетизм с пулей, Борис Семенович, — опытный придворный инженер почувствовал, что краснеет, хотя, казалось, уже давно утратил эту способность.

— И с чем бы вы его сравнили?

— С солнечным светом, — ответил Щербачев. — Как свет нашей звезды долетает до земли, так же, мне кажется, смогут лететь и наши магнитные волны. Главное, их правильно послать. Достаточно сильно, чтобы они сломили любое сопротивление воздуха, или же, наоборот, послабее, чтобы их плавному ходу ничто не могло помешать. Ну, разве что кроме линии горизонта, но тут, если придет время, мы с вами поработаем уже вместе.

Якоби так и не смог понять, как именно предлагает поработать вместе создатель воздушных аппаратов, но сейчас это было и не важно. Из обычной яркой идеи его слова начали превращаться во что-то конкретное. И пусть во время войны, когда все силы уходят на производство мин и доработку телеграфа, заняться этим не будет никакой возможности…

— А зачем вы мне все это рассказали? — осторожно спросил Якоби. — Вы же и эту идею готовы отдать всем, кто захочет ей заняться?

— Всем, кто захочет и будет подданным империи, — поднял палец капитан. — Как вы, например. Скажу прямо, Борис Семенович, если вы сможете что-то такое создать, нам в небе это очень пригодится. Связь — без проводов, на расстоянии… Пока мы справляемся с помощью фонарей, но это временное решение. Слишком ограничено по дистанции, да и по погодным условиям. Так что буду на вас рассчитывать.

Капитан замолчал, а Якоби неожиданно понял, что новая идея ведь может помочь сразу со всем. Беспроводной телеграф, дистанционное управление минами и… В памяти всплыла одна старая и, казалось бы, несбыточная идея. Гальваническое самодействующее торпедо[16]. Если он сможет!.. Борис Семенович тряхнул головой, а потом, извинившись перед своим спутником, развернулся и поспешил обратно в лабораторию.

Такое дело стоило того, чтобы заняться им прямо сейчас. А капитан… Он же служил в столице, так что точно не потеряется.

Я потерялся.

Сам виноват, надо было полагаться больше на местную память, а не на воспоминания из будущего. А то вспомнил, что где-то будет мост, а его… Еще не построили. И, вообще, во всем виноват Якоби. Зачем-то повел меня пешком, вместо того чтобы вызвать повозку, потом сбежал… Вот сразу видно, что человек — ученый и совершенно не приспособленный для обычной жизни. Или это, наоборот, была научная хитрость, чтобы мы смогли подольше поговорить?

Продолжая ворчать, я добрел до того места, где должен был находиться Литейный мост — вот в нем я не сомневался! И его тоже не оказалось. А ведь мог бы догадаться: в памяти всплыло, что изначально его называли мостом Александра II, который… еще далеко не царь. Впрочем, тут все равно можно было перебраться через Неву.

Было видно, что летом в этом месте наводят понтонную переправу, а сейчас люди переходили прямо по льду. Оглядевшись — еще была надежда, что рядом найдется экипаж — я вздохнул и последовал за группой женщин, укутанных в меховые пальто. Две благородные дамы и не меньше пяти служанок. И не боятся ведь так гулять…

Вообще, стоило бы вернуться и попросить помощи Якоби. А то и снова просто долететь до нужного места. Но после всех побед в Севастополе сдаваться перед такой мелочью, как незнакомый город, совершенно не хотелось. Тем более от Литейного до Фонтанки, а потом и до Зимнего — всего ничего. Справлюсь! А там уже можно будет и уточнить, какие по мне есть официальные распоряжения.

— … а я слышала, что Николай раньше был влюблен в Марию Анну Прусскую, но из-за близкого родства этот брак даже не стали рассматривать, — знакомое имя привлекло мое внимание к разговору идущих впереди девушек.

Они точно знали одного из великих князей, и это могло сэкономить мне кучу времени. Ускорившись, я подобрался к ним поближе и, как только ко мне повернулись, тут же представился. Иногда местные странно реагируют, когда я сам начинаю беседы, но эти девушки оказались молоды, красивы и дружелюбны. Более того, они уже слышали обо мне, дирижабле и уже начавшейся тихой панике от того, что нас потеряли, так что с радостью согласились поделиться со мной местом в своем экипаже, который ждал их на той стороне Невы.

А потом меня засыпали вопросами… Если бы я знал, то — к черту честь и гордость! — сдался бы и со всех ног побежал бы к прекрасному Борису Семеновичу. По сравнению с этими придворными фуриями он оказался гораздо более приятным собеседником. По крайней мере, он точно говорил больше, чем спрашивал.