Откопанное в кабинете сотника истертое полотно из тонкой, но прочной кожи являло кривую и нескладную схему города. Ни обозначенных зданий, ни постов или маршрутов патрулей. Только ленивый контур стены, навскидку очерченные районы, да несколько улыбающихся человечков, подрисованных возле городских ворот и очевидно символизирующие гарнизон.
Ни в какое сравнение с гильдейской... И как с таким отношением к службе, в городе поддерживается хоть какой-то порядок? Вот оно, настоящее колдовство и тайна.
— Да складно я рисую, чего ты заладил? — разобиделся рыжий, в очередной раз оскорбившись моей оценкой его профессиональной пригодности. — Сам-то как курица лапой карябаешь... Уж вторую карту испохабил!
Я лишь отмахнулся и, положив больную руку поудобнее, продолжил скрипеть карандашом, мельком сверяясь с отчетами патрулей. Из-за криворукости сотника и малограмотности стражников точность оставляла желать лучшего, однако я пробыл в Грисби достаточно долго чтобы, компенсировать чужое скудоумие собственным воображением.
— Говоришь, вот в этих местах бирюльки не светятся? — обгрызенный карандаш перечеркнул несколько кружочков на карте.
— Та я-то ничего не говорю — то мужики сказали. Чего рогача за яйца тянем? — толстый палец ткнулся в центр схемы с надписью «гильдия авантюристов». — Вот она, клоака городская! Дырка, с которой на наши головы дерьмо так и льется! Полно уже лучины переводить, коли и так все известно! Али ты карандаш до огрызка извести собрался?
Рыжий недовольно зыркнул на карту из-за густых бровей, всем видом демонстрируя нетерпение. Да я и сам уже устал любоваться на кучу пометок, отмечающих места, где кристаллики излучали странное свечение.
Закорючки образовывали подозрительно знакомый звездообразный символ, разной степени корявости. И чем точнее я пытался воссоздать схему города, тем отчетливее центр звездочки сводился к вотчине Эмбер.
— Перепроверить надо. — выпустив карандаш, я откинулся на кресло и потянулся к полупустому бурдюку.
Но северная водка не смогла заполнить мерзостное чувство пустоты, давящее изнутри.
— Да чего перепроверять?! Все ясно, как в студеный день! Фальшивка твоя ведьмой оборотилась! Уж не зазря ее даже свои конелюбчики презирают. Та и чуйка у меня, что то она людишек на нас натравила! Уж шибко шумный цирк затеяла, когда телеги с фуражом перегоняла. А теперь еще твоя «засека» на ее вотчину указала! Она твоих кровососов прячет, как пить дать! Даром что ли твой рисунок колдовской на нее пеняет?
— Никуда он не пеняет! Здесь ведь ничего не светится? — бурдюк пронесся над целым рядом из закорючек со знаком вопроса.
Честно говоря, я не особо ожидал, что коктейль из радиотриангуляции и банального определения углов засечки сработает на этой гребанной магии. Еще и с такой точностью.
— Светятся, не светятся, а крылышки-то куриные на месте! Сам же про метки колдовские говорил! И они тут, как тут! А то, что эти ведьмовские бирюльки на них не сияют — кто их разберет, а?
Проблеяв что-то неубедительное, я быстро стих под напором аргументов сотника, лишь молча прикладываясь к водке и рассматривая кривой набросок на схеме.
Прав рыжий. Знаю, что прав. Забег бородачей по городу выявил с два десятка мест, на которые реагировала бижутерия Киары. Где-то отыскивались изображения этих проклятых «то ли крыльев, то ли перьев», где-то нет, но система определенно прослеживалась.
Долбанные кристаллики... И почему обязательно пентаграмма? Других магических символов не существует, что ли? Совсем без фантазии, мать их...
В нескольких местах бижутерия никак себя не проявила, зато там мгновенно обнаружились те же эмблемы с крыльями. Впрочем, и без них все понятно — уж больно стройный контур получается.
Ритуал какой-то, что ли? Дьявола призывают или типа того? Чушь какая-то, если честно. Уж на кого-кого, а сатанистов в этом мирке не водится. У них даже концепции ада нет, да и про чертей никогда не слышали. Северяне только бесов поминают, но то другие. Высокие, бледные и дюже на птичек похожие, а не то, что рогатые да с вилами.
Синевласку бы дернуть, может она чего прояснит, но пока по этим снегам до замка доберешься, пока добьешься от нее чего-то иного, нежели попыток принудить меня к садо-мазо игрищам...
Да и, честно говоря, уже насрать. Все слишком очевидно, чтобы и дальше играть в расследования и собирать никому ненужные доказательства.
Заглушая водкой ледяную судорогу в груди, я вполуха слушал доводы рыжего. Мол, Фальшивка и с антикварами близкое знакомство водила, и дюже скрытная, да и вообще «знаешь, какой в ейной гильдии погреб?! С сотню твоих кровососов укрыть можно и еще на рогача останется!»
А мне только и вспоминались ее странные выходки. Как она слизывала с пальца мою кровь, прикусывала шею и плечи в порывах похоти и прочие мелочи, что воспринимались за простое кокетство или страсть, но теперь...
Ктож знал, что я с вампиром кувыркаюсь?
Уж сколько себе повторял — не связываться! Нахрен женщин! Они и в нормальном мире — все ведьмы через одну! А тут и подавно. Но нет, потянуло... Уж не приворожила ли, а?
Как же тошно-то...
— Ну чего ты посмурнел-то? — сотник взял у меня бурдюк и в два глотка допил остатки. — Сейчас мужиков соберем, да покончим с этими шабашами колдовскими! Уж будь покоен, я князю-то чиркану, как ты сызнова отличился. Озолотит, зуб ставлю! Авось и с сестрицей поручкает... Знаешь, какая складная у него сестрица?! Ух! Не то что эта курица ведьмовская! Даже и хватиться не за что, порежешься...
Слушать подбадривания от полоумного великана было просто невыносимо. Шли бы они все. И князей с ведьмами с собой прибрали. Блевать тянет.
— Есть люди, а есть вы на блюде... Уроды средневековые. Одно вранье кругом.
Бородатое лицо вытянулось в недоумении, лишь подогревая мой закипающий гнев. Шумно вздохнув и до зубного скрежета стиснув выбитое плечо, я наконец решился:
— Строй личный состав. Караул оставляешь на воротах, остальных в штурмовые группы. Лестницы и крюки с веревками не забудь — там три этажа и решетки на окнах не хуже чем в антикварке... И давай в темпе, пока берцем ускорения не дали!
Великан явно не обрадовался, что какой-то лейтенант, оккупировавший его кабинет раздает приказы и хамит на ровном месте, но идея покончить с «шабашем» перевесила пустую гордость. Пообещав, что «будет исполнено» и едва не добавив «ваше благородие» он поспешно скрылся за дверью, оставляя меня наедине с кривой схемой и пустым бурдюком.
Вопросы про демонов, яды, непонятные пентаграммы и кровососов, как и прочие важные для всего города вещи отходили на второй план. Меня куда больше волновал образ миниатюрной девчушки с золотистой челкой и слова, которыми стоит ее «угостить» при скорой встрече. Но как бы я не накручивал себя, как бы мысленно не клялся разодрать ее в клочья, отвратительно тягучий холод так и не покидал полое нутро.
Грудь болела даже сильнее раненной руки и прокушенного языка.
И кто только придумал такую хрень — женщин к лейтенантам подпускать? Одна тоска и неразбериха от них. Ты к ней всей душой, какая только осталась в твоем разбитом теле, а она лишь играет. Притворяется, водит за нос и использует в каких-то своих, одной лишь ей ведомых целях.
И самое гадкое — даже разозлиться не выходит. Стилет, что под ребра сунули и то легче дался.
Поискав сигареты и пару раз попытавшись отхлебнуть из пустого бурдюка, я наконец решил прервать круговорот соплежевания и подняться из-за стола. Рыжий прав — нефиг сиськи мять. Стисни зубы и сделай, что должен. Главное продержаться этот чертов вечер, а завтра уж завалюсь обратно в салон. Распотрошу бар и примусь за ушастую барменшу. Два года в этом мирке, а ни с одной кошатиной так ни разу и не переспал. Пора бы уже выяснить, откуда у них хвосты растут.
Мда уж, хрыч будет мной гордиться.
Дверь натужно скрипнула и в кабинет просочилась темно-алая шевелюра, слегка тронутая тающим снегом. Блеснув шнурочками в волосах, Гена уверенно протопал к столу, сияя самодовольной улыбкой:
— Все исполнено, как вы и велели, сир!
— Даже перевыполнено, судя по тому, как от тебя бухлом разит... — чуть посомневавшись на тему «хочу ли это слушать», я все же выдохнул. — Ладно, докладывай... Только быстро.
Пространный монолог повествовал о том, как провокатор-самоучка вылакал аж пять кружек и нашел в себе смелость уточнить у регистраторши имена авантюристов, которых направили в антикварку предыдущей ночью.
Каким хреном это относится к его поручению — я не понял.
— Еще регистратор жаловалась, что из-за высоких цен на уголь, никто больше не хочет брать контракты на прочистку засоров и борьбу с вредителями. Калебу придется всю жизнь ходить с тростью, а еще...
— Эмбер, блин! Я тебя посылал Фальшивку за задницу помацать, а не бухать с хрен пойми кем!
Пацан густо покраснел и проблеял, что управляющая в главном зале не появлялась.
— Толку с тебя, как с говна лопаты... — вместе с разочарованием разум посетил образ плотно заваренной трубы.
Будто автогеном варили.
— Погоди, про какие засоры вы говорили?
Сообразив, что несет какую-то чепуху, Гена попытался «отсиркаться» мол, «ничего важного» и это «он так, просто к слову», но встретившись с моем бешеным взглядом, быстро передумал:
— Засоры сир. Обычные засоры в канализации. Прошу прощения, если подвел вас, сир, мне следовало...
— Заткнуться и дать мне подумать!
Засоры, елки-палки! Как я про засоры-то забыть мог?!
Найдя карандаш, я быстро перечеркнул края пентаграммы и принялся выводить прямые линии между отметками. Во всем городе схема канализации есть только у Эмбер, но я уже успел трижды побывать в этом музее дураков и крыс, так что примерно представлял положение основных магистралей.
И чем дольше я чиркал грифелем, чем озабоченнее сиркал оруженосец, не понимающий причину моего возбуждения, тем быстрее колдовская звезда уступала бессистемному переплетению труб и тоннелей, сводившихся к городской площади.
— Вот же хреносос...
— Сир? Я не...
— Да не ты! Филлип этот долбанный! Перхоть интимная... Мехом внутрь выверну и на шишку насажу, заместо брелка! Интриган доморощенный...
Кривое и нескладное перекрестие сходилось аккурат к тому место, где я впервые встретил эту злосчастную эмблему из крыльев в первый раз. Туда, где тыкал крюками в крысиные задницы и получал ушат дерьма за воротник.
Вот же задрот чертов! Дневника моего начитался и тупо лишних маркеров на стенах накарябал, чтобы с толку сбить! Чтобы я не про трубы думал, а сектантов из голливудских фильмов вспоминал! Чисто для меня постарался! Местные-то пентаграмм в глаза не видывали, и про засечки сроду не слыхивали! Чтобы такой метод придумать, сначала надо карты нормальные научиться рисовать...
Психоаналитик средневековый. Прав был замполит — сжигать надо все эти дневнички. Сжигать и пепел между пальцами перетирать от греха подальше.
Только вот... А как задрот догадался, что я именно этим методом воспользуюсь? Кристаллики-то мне Киара совсем недавно сунула. И даже нифига не объяснила.
Впрочем, а ему-то откуда знать, объяснила или нет? Может он думает, что ведьма все еще на моей стороне? Не очень понимаю, каким боком сюда пристраивается фальшивая пентаграмма, но одно можно сказать наверняка — «холостые» метки из наскоро накарябанных эмблем были оставлены совсем недавно. Менее суток назад. Ибо до вчерашнего дня я об этих антикварах и слыхом не слыхивал, а стало быть, и отвлекать нужды не было.
А раз задрот пытался увести меня не абы куда, а в самое укрепленное место во всем городе, управляемое самой упрямой блондинкой из всех мною виденных... Тут даже думать нечего — время тянет, паскуда. Чтобы пока мы лбы расшибали, пытая Фальшивку да выбивая укрепленное хранилище, и ни в коем случае не мешали этому поганцу осуществить запланированное.
Вопрос лишь — это он подельницу подставляет, действует по заранее оговоренному плану или просто тычет пальцем в случайное место? И что именно он в канализации затеял? Вариант с отравлением водоснабжения сразу отпадает, ибо в половине домов никакого водопровода нет, фонтан из-за морозов не работает, да и вода проточная. Цистерну яда вылить придется чтобы горожан хоть на понос пробило.
Таким темпом никаких рыбешек не напасешься.
В голове опять всплыла сцена с разбегающимися крысами и странной заваренной трубой. Что-то мне подсказывает — эта труба тянется аж до самого второго этажа княжеской резиденции. Давняя догадка получает косвенное подтверждение — по-моему, я знаю, от кого крысы разбегались на самом деле. И почему крупной северной твари так сильно не понравилась волшебница.
Видимо, даже крысы недолюбливают эту гребанную магию.
— Сир? Вы в порядке?
По озабоченному лицу пацана я понял, что последние две минуты только и делаю, что вышагиваю по кабинету, матерясь сквозь зубы. Прильнув к бойнице и убедившись, что сотник уже выстроил своих уставших и сонных подчиненных перед заново отстроенным после осады эшафотом, я удовлетворенно кивнул:
— Пока нет, но скоро буду.
Не то чтобы все эти закорючки на карте снимали подозрения с Эмбер, но... Хоть какой-то шанс, блин! Шанс, что я не полный идиот и не зря доверился вечно раздраженной дюймовочке. Шанс наконец покончить с кашей, которую заварил хрен пойми кто, но расхлебываю именно я. И шанс разорвать вампирскую жопу, ибо нефиг свой нос в чужие дневники совать!
Свет фонаря выхватил из мрака грязный меховой мешок. Затем еще один. И еще, и еще... С каждым новым шагом узкие и излишне сухие тоннели демонстрировали все больше и больше свежих крысиных тел.
— Сир... — дрожащий голос оруженосца на мгновение перебил топот полусотни сапог стражников, следующих позади. — Кто это их так?
— Хвосты на месте, значит не авантюристы. Дальше — сам догадайся.
Хрен его знает, что их убило — ни следа насилия. Но вздувшиеся меховые животики и лужи мерзости под хвостами проводили четкую параллель с подвалом гарнизона и отравившимися дезертирами.
А значит я все же не ошибся и мы в верном направлении.
— Пф, тоже мне, крысы... — громко фыркнул облаченный в кольчугу рыжий великан, неумело пряча страх за надменностью. — То ли дело в Просторе! Вот у нас крысы — всем крысам крысы! Бывает, спустишься в кладовую а там... Эй, чего замер, кукушонок?
С другого конца длинного тоннеля доносился едва различимый шум. То ли разговаривает кто-то, то ли ветер гуляет, то ли... Где-то это уже было.
— П-привидения? — проблеял рыжий, нервно затеребив рукоять короткого меча.
— Привидений не бывает! — дернул челкой Гена, мстительно демонстрируя дорогой клинок Аллерии. — Только безвинных розгами мучить и научился, дикарь необразованный.
— Тебя кто вообще спрашивал, содомит напомаженный? Кукушонок, на кой ляд ты эту барышню с борделя притащил? «Все свое беру с собой», так что ли?
— Я оруженосец, а не барышня! И я здесь для поддержки своего сира!
— Для поддержки чего? Штанов? Ты и мой хрен-то не удержишь, недомерок...
— Пасти сомкнули, оружие приготовили. — прервав разгорающийся спор, я осторожно затопал по холодному камню, тщательно подавляя разгорающееся ощущение дежавю.
Излишняя сухость настенной кладки навевала тревожные ассоциации. Хорошо хоть догадался набрать бутылок в гарнизоне да наполнить их водой. Если эти кровососы снова попытаются высрать писюкастого демона, то их ждет большой облом. Впрочем, сомневаюсь, что все будет так просто...
Большой водосборник, где мне довелось впервые поручкаться с Леликом и Болеком, встречал нагромождениями грязной одежды, густой мерзкой жижей на полу и стенах, да причудливым воем гуляющего морозного воздуха, прорвавшегося в сравнительно теплые тоннели. Казалось, даже лучам бесчисленных фонарей с трудом удается пробиваться через смрад разлагающейся человеческой плоти.
Сотник резко закашлялся и виновато отвернулся к стене, не в силах вынести зрелища омерзительного полотна из переплетенных мертвых тел. Почти весь пол водосборника занимал ковер из трупов, как сравнительно свежих, так и порядком подгнивших. Среди этого гротескного кладбища из примерно полусотни тел виднелись едва заметные признаки жизни. Или, вернее, агонии.
Едва слышно мыча себе под нос, несколько несчастных никак не реагировали на замерших у входа стражников, мечась в бессознательном бреду и хватаясь тонкими черными пальцами за вздувшиеся животы.
Крошечные кристаллики на моей ладони сияли как полоумные.
— Что это за срань?! — наконец отплевался сотник, вытирая губы рукавом. — Что за черный морок?!
— Колдовством жопу защемило, ясен-красен. — без особых эмоций ответил дед, прикладываясь к своей любимой фляге. — Вот что случается, когда с ведьмами да колдунами валандаешься. А то и хуже.
Последняя фраза шла в комплекте с многозначительным блеском серых глаз, устремленных на меня. Но напутствие угодило мимо — ведьмами тут и не пахнет. В буквальном смысле.
Потосковав по аромату лаванды и поглядев на взбесившиеся бирюльки, я заметил едва заметные всполохи света, идущие из тупикового тоннеля, где меня когда-то окатило помоями из заваренной трубы.
— Приготовились! И чтобы очкастую не недооценивали! Эта тварь мне чуть руку не вырвала... — напомнив это в сотый раз, я начал аккуратно продвигаться, по вымершему водосборнику.
Но как бы ни старался, подошва берца то и дело хрустела чужими костями и вызывала мерзостное бульканье вздутых тел.
Из калейдоскопа покойников то и дело всплывала мешковатая гражданская одежда, тщетно пытающаяся скрыть широкие мужские плечи, и хорошо знакомые шрамы на подбородках. У самого такой же — застежкой шлема натерло. Если в «нормальном» мире главный признак солдата это особый загар да приподнятое правое плечо — привычка из-за автоматного ремня, то здесь — мозоль на подбородке.
— А я-то думал, их только крестьяне резали... — ответил я на обвиняющий взгляд сгнивших глазниц неизвестного гвардейца.
Вопрос о том, удалось ли хоть кому-то из дезертиров покинуть окрестности Грисби живым и почему вопреки всем моим стараниям все заканчивается одинаково, прервались напряженным сирканьем Гены, отыскавшего в груде гниющей плоти «свежих» авантюристов. Хорошо знакомый мне «прыщ» не подавал почти никаких признаков жизни, в то время как его боевая рыжеволосая подруга протяжно стонала от каждого прикосновения перепуганного оруженосца. Из-за неестественно круглого живота ее было легко спутать с беременной. А может и не спутать...
Нет, это уже ни в какие ворота!
— Какого хера вообще происходит? — повторил я вопрос сотника к деду. — Че ты молчишь, придурок? На кой хрен я тебя вообще брал?! Кто на нечисть всю жизнь охотился?! Консультируй давай — что дальше делать?!
Ни всепронизывающий смрад смерти, ни зловонные лужи гноя нисколько не волновали покрытого шрамами северянина, пользующегося простым копьем, как тростью. Жестом скомандовав паре мешкающих стражников помочь Гене с едва живыми авантюристами, он вновь деловито приложился к фляге:
— Чего, да чего... Все своей бестолковкой пошевелить несподобишься, да только на старших огрызаешься. Говорено же с тыщу раз — не связывайся с ведьмами и делать ничего надобно не будет!
Рванув хрыча за воротник и притянув хмельную морду поближе, я ясно дал понять, что не в настроении для маразматичных нравоучений. Поглядев в мое лицо, дед виновато отвел глаза:
— Найди ведьму, убей ведьму... Другой методы пока не выдумали. Токмо потом надобно девку покраше сыскать, да водки покрепче. Чтоб совсем голову не продуло.
Пользы с него, блин... Впрочем, чего срываться? Не он же все это затеял? То что нормальные люди называют кошмаром и безумием — хрыч обзывает «понедельником».
И как часто ему доводилось такую хрень видеть? Нет, даже знать не хочу.
Отпустив старика и поглядев на перекошенное от боли и покрытое язвами лицо «дылды» я заслышал давно знакомый хрип умирающей рации. Но в этот раз шум шел не из головы.
— Чего за треск?! — рявкнул сотник, мигом выхватывая меч и поворачиваясь к тупиковому тоннелю. — Что за чернокнижие, я спрашиваю?!
Поглядев как Гена с парой бородачей пытается вытащить «розанов» с этого импровизированного кладбища, я жестом скомандовал сотнику идти за собой, оставив остальных в оцеплении. Один хрен всей толпой в тоннель не пролезешь — только толкаться будем. Да и тупик там. В крайнем случае, успеем выскочить да спрятаться за стеной из кольчуг и копий.
Чем отчетливее слышался треск умирающей статики, тем больше нервничал сотник. Каждый шаг давался великану с огромным трудом, а извлеченный из ножен меч трясся как хрен голого парашютиста, то и дело звякая о стены узкого коридора.
Странно, но лично я почти не боялся. То ли от того, что уже дважды умирал, то ли из-за близости момента, когда я наконец смогу покончить со всем этим дурдомом и наконец начать жить, как нормальный человек. Наивно, конечно, но мечты убить еще сложнее, чем контуженых лейтенантов.
Тупик встречал широкой трубой, дорогим масляным фонарем чей красный свет придавал стенам инфернальный вид, и содрогающейся девичьей спиной. Трясясь будто от озноба, уже знакомая мне «ночная фея» безразлично блестела очками, уставившись невидящим взглядом на развороченную крюком трубу. Похоже, звуки радиостатики шли именно из пробитого отверстия.
Оставляя перепуганного и взывающего к своим предкам сотника позади, я вытащил ржавую чесалку из-за пояса и осторожно зашагал к трясущейся вампирше. Странное хлюпанье под берцами оказалось широкой лужей свежей крови, вытекающей из пузатой фляги, лежащей у самых ботинок очкастой.
Тварь не шелохнулась, даже когда мое дыхание начало щекотать ее мягкие волосы. Она не выказывала никакого беспокойства, а лишь стояла на месте, уставившись пустым взглядом в никуда. Пробегающая по ее телу крупная дрожь напоминала схожее зрелище, увиденное на скотобойне в озерной деревушке.
Нихрена не понимаю, что за чушь здесь происходит. Ни замысловатых кругов из горящих свечей, ни мужиков в капюшонах, ни сатанинских песнопений или еще какой муры. Только девка, фонарь да куча трупов в водосборнике.
Даже когда я обошел вампиршу и уставился ей в лицо, оценивая перепачканные в крови тонкие губы — она никак не отреагировала.
Связать ее, что ли? Заковать в какие-нибудь цепи да запереть в подвале, дабы потом допросить? Уж она-то должна знать, что за хрень тут происходит. Тем более, братца ее отчего-то не видать.
Посомневавшись, я уже хотел послать сотника за какой-нибудь веревкой покрепче, но не успел. Выпуклая девичья грудь взорвалась вспышкой крови и блеснувшим в свете лампы острием меча. Но даже короткий клинок, пробивший вампиршу насквозь, не заставил ее и моргнуть. Воткнутая в спину острая железка волновала ее не больше брани великана, недовольного результатом своей выходки.
— Сначала думаем, потом делаем, да?
— Та что мне, штраф с нее трясти али в колодки тащить? Проклятые ведьмы... Будто деревянная!
— Ладно, отставить жалоб — помоги лучше. Вытащим ее в коллектор, свяжем чем покрепче, а уж потом...
Слова потонули в пронзительном писке выгорающей электроники. Едва я коснулся плеча безмолвной истуканши, как ее лицо перекосило в неестественно сильной судороге. Треск из трубы оборвался сперва писком, а затем полной тишиной, прерываемой лишь гулким щелканьем и странным хрустом.
Покрытая тканевыми кармашками кожаная куртка, отчаянно трещала по швам, не в силах сдержать стремительную деформацию девичьего тела. С каждым ударом сердца, ночная фея теряла свой прежний облик, приобретая иные формы. Становясь все выше и выше, задевая искривленным затылком потолок, и скрипя ширящимися плечами об узкие стены, тварь стремительно теряла девичий облик являя нечто противоестественное. Рвущаяся одежда сменялась гладкой кожей, которая уступала место причудливым, но до боли знакомым узорам зеленого пикселя.
Ощущая, как боль в затылке все разрастается, я игнорировал призывы сотника сваливать отсюда к чертовой матери. Мне никак не удавалось отвести взгляда от изуродованного лица, нависшего у самого потолка и буравящего меня взглядом, полным немой укоризны.
Красивое юношеское лицо, испорченное полоской обугленной плоти, разделяющей смуглую кожу и почерневшие ошметки черепа. Глаза, губы, шрамы... Неестественность и чужеродность сквозила из каждой черты лица побуждая мое сознание отчаянно вопить о подделке, но истеричный писк мертвой рации заглушал любые доводы разума.
Непрекращающихся судороги, бегущие по деформированному и неестественно огромному мужскому телу то и дело перекашивали хорошо знакомое лицо в вспышке ненависти и осуждения.
Разверзнув тонкие губы и явив ужасающе глубокую пасть, «микрофонщик» издал невыносимый вопль, перемежающийся треском статики, сквозь который всплывали давно позабытые крики, мат и приказы о немедленной эвакуации. И едва-едва пробивающийся сквозь электронную какофонию, безразличный электронный голос, отсчитывающий последние секунды.