Глава 3: Гробовое пособие.

Теснота гарнизонного подвала усугублялась духотой, до боли знакомым ароматом портянок, и смрадом мертвых тел. Разлагаться экс-гвардейцы еще не начали, но... Покушать перед смертью успели хорошо.

К счастью, что в отличие от них, я еще не ужинал.

— Чуешь?! Чуешь как в нос шибает? Колдовством зловонным разит, как пить дать! Мне еще бабка рассказывала, что всякое темное дело смрадом чернокнижным отдает! — сотник вытер пышные усы и снова приложился к маленькому бурдюку.

— Дебила кусок... Кишечники у них расслабились, только и всего. — зажимая нос влажным платком и стараясь не одуреть от резкого запаха водки, я склонился над ближайшим топчаном.

Красный кафтан не особо подходил выбритому мужскому лицу. Щуплый, низкий, светловолосый... Даже мертвая бледность не помогала ему сойти за северянина. Синяки отсутствуют, крови нет, глаза закрыты... Помер прямо во сне не приходя в себя. Ну и от чего он вдруг окочурился? Подушкой что ли задушили? Весь десяток разом? Впрочем, отметать эту версию рановато...

Я еще раз осмотрел угол барака, отведенный «новобранцам». Вроде, никакой разницы с остальной казармой, но пара каменных колонн и ограда из бочек да печки четко разделяли койки «своих» от «не очень». Ожидаемо — к новичкам в любом коллективе относятся с прохладой и осторожностью. Особенно, если «новобранцы» еще месяц назад стояли у стен город с явным намерением спалить и разграбить все к чертовой матери. Умножь все это на вечные терки конелюбов с отморозками, приправь ущемленной гордостью в виде — «где это видано, чтобы южан в городовые брали?» — и получишь сочный ушат говна на блюде.

Зажимая нос платком, я углубился в дальний угол подвала, который теперь больше походил на филиал морга. От вида десятка мертвых тел, неподвижно замерших на своих топчанах, в памяти всплывали картины полковой санчасти. Зимой, перед самой отправкой, погибших нарочно оставляли снаружи прямо под окнами, дабы личный состав мог последний раз проститься с товарищами.

С этими прощаться никто не собирается. Их даже выносить брезгуют, опасаясь касаться «колдовства» и «проклятия». Да только, чую, гребанная магия тут не причем.

Мда... Накосячил я. Не сообразил, что уберегая дезертиров от ножа в переулке, подвожу городовых к преступлению. Теперь же расследовать придется. Наказывать... Вот же жопа, а? И гвардейцев не спас и стражников под преступление подвел. Молодец, лейтенант! Так держать!

А ведь Эмбер сразу сказала, что я только хуже делаю, заставляя сотника принимать дезертиров. Могла бы хоть разок ошибиться для разнообразия. Жопа с карандашом...

— Так понимаю... — я склонился у дальнего топчана, осматривая тело. — Ты их всех в отдельную десятку поставил?

— Ясен-красен! За кого ты меня держишь, за недотепу-простачка? Мне и так мужичье плешь проело... Разбросай я конелюбов доходных меж остальными, — половину бы в переулках в первый же день прирезали!

Даже этот идиот сразу сообразил, что к чему. А я, дурак наивный, надеялся, что уж среди городовых дезертирам побезопаснее будет. Стыдоба-то какая...

Свет лампы отразился от раскрытых глаз покойника. Мышцы остывшего лица перекосило от смеси боли и ужаса.

Где-то я это уже видел... Хотя нет. В отличие от покойного капитана Грисби — этот не настолько бледный.

Ладно, к черту самобичевание. Старые ошибки уже не исправить, но хотя бы, можно попробовать избежать новых. Как минимум, нужно выяснить, сколько стражников замешано во всем этом. Банально, аж зубы сводит, но массовое убийство определенно дело рук бородачей. Вопрос только, как именно они все это провернули? Может, и правда подушками придушили? Мужики-то крепкие...

На мое предположение рыжий ответил потоком ругани и обиды:

— Ты на моих не пеняй, нечего! У меня городовые, а не лиходеи! Мешок на голову накинуть да сапогами попинать за долг игорный — сколь угодно. Но чтобы ночью да придушить аки гусей каких?!

Игнорируя недоуменный взгляд рыжего, я снял одеяло с тела тощего, явно долго недоедавшего мужчины и задрал его рубаху. Неестественно вздутый живот и усилившееся зловоние вновь заставили вспомнить про политый водкой платок:

— Ну а отравить? Сам же говорил, что они после ужина сразу отбились.

— Жинки мужей жгучелистом травят, девки соперниц болиголовом потчуют, а ратники кровью обиды смывают! — скривившись под моим взглядом, великан нехотя добавил. — С одного котла все едали... Лично каждый день за трапезной слежу.

И, судя по выпирающему пузу, очень пристально.

— А посуда? Тарелки или ложки ядом намазать не могли?

Сотник лишь фыркнул, заявив, что истинными северянами командует, а не жеманными южанами. Настоящим мужикам с посуды есть западло, они с хлебных ковриг хлебают, аки их офигенно крутые предки.

Спасибо хоть не лаптями...

Игнорируя удивленный взгляд великана, я снял перчатку и протянул ладонь к надутому животу покойника. Хм... Плотно как-то. Вроде не только трупные газы.

— Колдовство, говоришь? — я обошел тело и встал возле тумбочки. — Ну давай посмотрим, на твое колдовство...

В руку легла рукоять чесалки. Рыжий северянин попытался что-то сказать, но лезвие уже утонуло в мертвой коже. С мерзким хлюпаньем, отвратительная масса выстрелила черной струей, едва не угодив прямо в сотника. Неестественная выпуклость медленно опустилась, а градус вони пробил все допустимые пределы.

— Совсем ополоумел?! — только и выдавил несчастный, с трудом подавляя рвотные спазмы и отворачиваясь.

Прижав платок поплотнее к носу, я углубил разрез и уставился на отвратительную мешанину внутренностей. Так, ну и что из этого желудок? Вот эта серая «медуза» или этот черный «кирпич»?

— Нихрена не понимаю... — фыркнул я и вновь накрыл покойного одеялом. — Не брюхо, а сплошной гнойник.

Смирившись с тем, что патологоанатомом мне не стать, я переключился на лужу зловонной мерзости, что выстрелила из покойника. Уж на должность уборщицы меня пока хватает.

— Эй? Кукушонок, ты это... — похоже, рыжий начал всерьез сомневаться в моем психическом здоровье. — Проветрился бы, а? Ты чего это удумал? Уж не трапезничать ли собрался?!

Кожаная перчатка погрузилась в слизистую жижу и наткнулась на что относительно твердое. Не обращая внимания на ошарашенные глаза великана, я поднес к лампе длинный волокнистый кусок какой-то гадости.

То ли резина, то ли...

— Говоришь, за каждой трапезой следишь? — я кинул в сотника кусочком непереваренного вяленого мяса.

— Че это?

— Отравление, вот что! — я поднялся на ноги и пошел к лестнице на первый этаж. — Идем, будем лапти твои инспектировать.

Полсотни бородачей хмуро кучковались на лавках в столовой. Нервный треск игральных костей и приглушенные разговоры уступили место напряженному молчанию — все северяне, как один, уставились на меня в ожидании вердикта. Поди, уже каждый ставку сделал, что за беда с конелюбами приключилась — колдовство, убийство, или руки после сортира помыть забыли.

Среди собравшихся стражников изредка мелькали широкие плечи дружинников. Те, кто оказались слишком изранены или покалечены, чтобы продолжать службу у князя, но чересчур горды или одиноки, чтобы возвращаться за мост на почетную пенсию. У одного отсутствовала левая кисть, у другого полступни и ухо, а у третьего и вовсе всю рожу копытом скосило. Но даже в таком виде они все еще оставались крепкими и опытными бойцами.

Интересно, они тоже замешаны в убийствах? Нет, чересчур сомнительно. Если уж они смогли на одной стороне с гвардейцами Аарона город оборонять и в прорыве осады участвовать, то вряд ли стали возбухать насчет дезертиров. Служба в простых городовых для них уже сродни позору, — десяток бывших серых плащей роли не играют.

Проверив котлы и не найдя ничего, кроме лука и репы, я начал дергать стражников в кабинет сотника по одному. Рыжий верзила был от того не в восторге, но ограничился лишь натужным сопением и отказом налить чего-нибудь выпить.

Но какие бы хитрожопые вопросы я не задавал, как бы не разводил бородачей на откровения — все бестолку. Самое ценное, что удалось вызнать, так это что бывших гвардейцев сильно «любил нехват» и они часто чавкали хлебными корками по ночам. Надежды на дружинников тоже не оправдались. Первый, из-за хромоты, целыми днями сидел в арсенале, приводя в порядок «барахло недосеверян, дармоедов, и разгильдяев», второй командовал десяткой и в казарме появлялся только по ночам, а третий...

— Ежели бы ты меня тогда за ремешок не держал да княже с тобою не ручкался, я бы тебе прям ноне бестолковку разломил! Ишь, чего удумал — дружинника в колдовстве обвинять! По привету — ответ, кукушонок!

Наградив меня блеском влажной плоти из темноты отсутствующего глаза, обиженный великан шумно захлопнул за собой дверь.

— Да сколько можно лясы точить... — не выдержал сотник, отлипая от бойницы у стены. — Уж две лучины пожгли, а кости даже не достали! Говорю, колдовство это! Ну, или дружинники княжеские!

— Ну конечно... Виноват хоть военкомат, лишь бы не твои балбесы.

— Ты, парень, коли подмогу дать не можешь, так хоть не мешай! Знал бы, что сотню до ночи мудохать будешь, ни в жисть бы в твой бабий срамник не явился!

Покачав головой, я встал из-за стола и скомкав собственные заметки по допросам, бросил их в ночную вазу у бойницы. Прав рыжий — сам я виноват. Нечего теперь других дергать. Знал же, что всех спасти нельзя...

— Пес с ним. Пусть будет колдовство.

Остается лишь надеяться, что стражники успокоятся на десятке бывших гвардейцев, а не почувствуют вкус безнаказанности, принимаясь за горожан.

Я уже засобирался наведаться к Эмбер и поплакаться в медовую челку на тему, какой я же дебил, но все же решил задержаться. Надо же аборигенам объяснить, про пользу дезинфекции? Только эпидемий в городе не хватало.

Спустившись по лестнице, я ощутил, что вонь лишь усилилась.

— Трупы почему еще не приказал унести? Личный состав заразить хочешь или ты из них чучела набить захотел?

Сотник недовольно сплюнул, но все же скомандовал наверх, чтобы тащили мешки из-под репы.

Сидя на жестком топчане и наблюдая, как северяне нехотя выносят покойников, я вдруг услышал тихий звон. Из грязного мешка на каменный пол вывалилась серебряная монетка.

Тормознув бородачей, я натянул перчатки и приказал вытащить труп из мешка. В рубахе усопшего нашелся потайной внутренний кармашек с еще несколькими «розами». Какой богатый труп, оказывается...

— А ты чем новобранцам платил? Ведь не южными монетами, верно?

— Да я им вообще не платил... Нашел простофилю. — пожал плечами великан, пока его подчиненные засовывали тело в мешок, недовольно косясь на меня.

Я уставился на пару новых, но слишком стоптанных сапог возле опустевшей койки. Постучав каблуком об грязный пол и прислушавшись, я воспользовался лезвием чесалки да высыпал на грубое одеяло еще несколько блестящих монет.

Вместе с содержимым кармашка, набралось на покупку пары жирненьких буренок. Какой-то неприлично зажиточный покойник... Надо уточнить этот момент. Вдруг это они от несметных богатств коней двинули?

Бросив раздербаненный сапог, я подошел к следующему топчану.

По мере продвижения от тела к телу, гора монеток на одеяле росла, как на дрожжах. К серебру и меди добавлялись перстни, сережки, жемчужины... Понятно, что дезертиры успели пограбить деревни и собственных павших товарищей, но... Не дофига-ли набирается?

Секунду, а что если это не стражники от новобранцев отделились, а наоборот?

Не обращая внимания на недоуменные взгляды и смешки окружающих, я принялся ползать по полу, обстукивая ножки топчанов, тумбочки и крупный чопик, забитый в щель каменной стены под дальней койкой. В отличии от общей грязи и пыли на полу, у чопика было уж больно чисто...

Вытащив деревяшку и сунув руку в щель, я ухватился пальцами за кусочек ткани. Вскоре, на кровать, в общую кучу высыпался целый ворох серебра и даже немного золота.

— Это че это? — выдохнул сотник, поднимая с койки случайную монетку. — В деревнях поживились, али караван на вилы подняли?

— Понятия не имею... Выходное пособие, походу.

Откуда в домах крестьян взяться монетам и драгоценностям? Да и торговцы тоже предпочитают векселями пользоваться — гильдии авантюристов не просто так услуги банков предоставляют. Еще и последний караван ушел уже с неделю назад, а нового до весны ждать.

Походу, не такие уж безобидные гвардейцы оказались. Хапали втихомолку, дожидаясь оттепели, чтобы свалить из Грисби отожранными и богатыми. Впрочем, какая уже разница? Украли где-то и украли — один черт, с собой на тот свет не унесли.

Я уселся на койку с монетами и позволил стражникам и дальше накрывать трупы мешками и вытаскивать их к телегам на улице. Инструктируя сотника, чтобы он сжег все топчаны покойных и как следует засыпал тут все уксусным порошком на пару деньков, я задумчиво перебирал драгоценную горку. Серебро, украшения, драгоценности...

Спор на тему «А где я мужиков два дня держать буду?!» прервался вместе с блеском царапин на потертом металле. Недоверчиво взяв «розу» я поднес ее к лампе.

Елки...

— Это же моя монета! — я кинул искоцанную «розу» в руки сотника. — Я на ней Гене показывал, как можно чистоту серебра проверять!

Магнитов у нас с ним не было, зато мела и уксуса навалом. Всего-то надо чуть поцарапать и капнуть уксусом — если пенка белая, то монета настоящая. С мелом тоже самое, только там тереть надо и следить, чтобы черные отметины оставались.

Этой байде меня еще хрыч учил, когда я первую зарплату в отряде получил.

— И что? Обратно забрать хочешь?

— Совсем без башни? Это то, что я только три дня назад свой кошелек сироте отдал... Ох етить!

От внезапного озарения я аж подпрыгнул. Как монета, отданная вместе с кошельком тому мальчишке, могла оказаться у новоиспеченных стражников? Правильно, либо они его поймали и отпустили за взятку, либо он ею с ними за что-то расплатился. И я уже догадываюсь, за что именно.

Первую версию сотник отмел сразу:

— Какой там! Я что, совсем тю-тю этих доходяг на улицы посылать?! Меняж на смех поднимут! Так, только принеси подай, да склад охраняй...

— Провизии?! Склад провизии?!

От раскатившегося по подвалу эха, северяне аж попрыгнули.

— Ну да, кладовую на зиму... Не арсенал же им поручать.

Твою-то мать, ну почему он такой идиот?!

— Дай-ка угадаю: вяленого мяса на ужин тоже не подавали?

Сотник насупился и нехотя покачал головой. Только спустя пару секунд в его глазах мелькнуло осознание. А ведь мог в кои-то веке пошевелить извилинами и сэкономить нам несколько часов. Засранец...

Уже через пять минут мы стояли в бревенчатом сарае позади гарнизона. Утопленное в землю здание пестрило обилием бочек нагроможденных друг на друга, а уж причудливые горы из мешков и вовсе не поддавались подсчету. Похоже, последний обоз, на всякий случай, привез жратву еще и на нужды города. Князь не забыл, что нам пришлось разбазаривать припасы во время недолгой, но насыщенной осады.

— Ты меня совсем за дурака держишь? — сотник приблизился к ближайшей бочке. — Я каждый вечер все раскупоренные бочки проверяю! Видал?! — он ткнул пальцем в едва различимую лесенку из царапин на внутренней стороне.

Черные ломтики вяленого мяса безразлично блестели в свете свечного фонаря.

Нет, он точно идиот...

Сняв овчинку и закатав рукав, я засунул руку внутрь до упора. Пальцы больно ткнулись во что-то твердое. Не обращая внимания на верзилу, я с силой пнул бочку. Вслед за горой из полосок жесткого жилистого мяса, по земляному полу покатилось деревянное «колесо». На донце опрокинутого сосуда красовалось забитое чопиком отверстие.

— Это че это? Это они со дна, что ли, крахоборничали?

— С прапорщиками ты дела не имел, вот что! Заглушка это! Или ты думал, что никто не видит твои зарубки?

Сотник пару раз моргнул и мигом выхватил еще одну откупоренную тару. На этот раз с пшенкой. Вслед за первым «колесом» по земле покатилось второе.

— Это... Воровали, значит? Не корки хлебные трескали, а мясцом лакомились, верно разумею?

Блин, по-моему ему в тюрьме вообще всю голову отбили...

— Да забудь ты про мясо! Яд это, вот что! Совсем нифига не понимаешь?

— Какой еще яд?!

— А я почем знаю?! Хреновый, вот какой!

— Так и... А причем тут колдовство?

Я снова уставился на нагромождения бочек и ящиков, тщетно хлопая себя по карманам в поисках сигарет. Вот же угораздило в такой жопе и с таким контингентом оказаться...

Диверсия. Натуральная диверсионная операция. Ну, или как бы сказал замполит, «террористическая». Ибо он очень умный и ему точно известно, что «когда мы их», то диверсия, а когда «они нас», то терроризм. Ну да не в терминах суть.

Яд кто-то сыпанул. Или, скорее, налил. Причем, совсем недавно — отрава не успела как следует раствориться и пропитать содержимое бочек полностью, сосредотачиваясь внизу.

Дезертиров сгубила собственная жадность и примитивная хитрость. Подворовывая и приторговывая, они, еще не позабыв, как мерзли и голодали в лесах, втихомолку хомячили казенные припасы на зиму. Поди, этим вечером, они очень удивлялись, чего это у мяса привкус какой-то не такой. Грешили на жилистого рогача или испорченные специи. И даже не подозревали, что жуют собственную смерть.

Судя по количеству гноя и состоянию внутренних органов у погибших, они получили конкретный передоз. И такое явно не предполагалось. Неизвестные диверсанты перехитрили сами себя, наивно полагая, что если уж «тупые отморозки» и будут воровать из бочек, то станут делать это сверху, а не снизу. Увы, «конелюбы» оказались похитрее. Хитрее и куда как слабее. Северяне-то тоже из этих бочек ели. Но сверху и их бледные тела не были измождены полумесяцем скитаний по зимним лесам.

Готов поспорить, яд не должен приводить к немедленной смерти. Стопудово он предназначен для планомерного подтачивания организма. Медленно насыщать тела токсинами, чтобы северяне ничего не заподозрили, прежде чем стало слишком поздно.

А что? Звучит логично... Холодная зима, отрезанность от мира, и единственный источник еды бесповоротно отравлен. Сначала погибли бы самые слабые, и это списалось бы на обычные болезни и холод. А уж потом...

— Погоди... Ты хочешь сказать... — сотник окинул дрожащей ладонью нагромождения бочек. — Они все отравлены?! Прямо с мешками вместе?! Как?! Кто?!

— А я почем знаю? Это твой склад, твоя ответственность, твои люди!

Сотник скрипнул челюстью, явно подсказывая, кто из нас двоих придумал брать дезертиров в стражу. Твою-то мать...

— Но они же закупорены? Не могут же все оказаться отравлены?

— Наверное, нет, не все. Но часть точно с сюрпризом.

— И как выяснить? Ну, какая съедобная, а от какой нутро чернеет?

— У меня что, лаборатория в кармане или диплом микробиолога?! Почем я знаю?! — пнув очередную бочку, я едва не поскользнулся на водопаде из сушеной рыбы. — Никак. Все сжигать нужно.

— Сжигать?!

— И подальше от города! Не на поле, где рогачи летом пасутся и уж тем более не на улицах! В карьере, где жгучелист растет. Сжечь и закопать к чертовой матери, чтобы не дай бог никто и кусочка не утащил.

— А жрать-то что?

Вопрос на миллион, блин.

Сваливая из города после резни на празднике, беженцы забрали с собой все, что к полу не прибито. Осаждающие тоже не особо много с собой припасов приперли да и то, половина из них уже сожрана празднующими победу горожанами, а вторая находится на этом же складе.

Деревни разорены и из их амбаров уже ничего не достать. Из-за снега провести хоть сколь крупный караван не представляется возможным. Более-менее серьезные запасы есть только у салона и гильдии. И то — их хватит от силы на месяц. Это еще если Эмбер расщедрится, а она та еще жмотяра.

А зима только началась...

— Короче... — я взял с пояса великана бурдюк и как следует приложился. — Пока ничего не трогай. Незаметно все это говно не сжечь, а паника в городе нафиг не нужна. Охрану склада усиль — не дай бог кто-нибудь хоть бочку сопрет. Пошли своих пройтись по домам под предлогом проверки на пожарную безопасность. Особенно — по заброшенным, где сироты тусуются. По-любому кто-нибудь еще траванулся. Не хватало, чтобы крысы эпидемию разнесли.

— А мужиков-то чем кормить?

— Титькой своей! Не даром, такие здоровые вымахали... В салон со мной несколько человек пошли — отгружу вам, чем богат. Только в темпе давайте! Мне с рассветом еще до замка дойти нужно!

Надо бы успеть, прежде чем Грисби вернется. Уж синевласка-то по закромам поскребет. Надеюсь.

— Погоди... — густые брови задумчиво нахмурились. — Монетки-то ведь южные, да? И их много? А если это Грисби затеял? Если это он дезертиров нанял, чтобы запасы потравить да город занять, как мы все перемрем?! Гнилое семя, так это же ты этих конелюбов ко мне привел! Так он и тебя купил, получается? — глаза великана широко распахнулись во вспышке внезапного осознания. — Ах ты сучий сын...

Хватаясь за рукоять меча, он пятился от меня, пока не запнулся об одну и бочек. Поглядев, как великан с треском и матом пытается вытащить застрявший зад из проломленных досок, я нехотя протянул ему руку

В одном этот придурок прав — вся эта ситуация сильно напоминает приколы стюарда. Правда, в этот раз, похоже, все по настоящему. И, что самое хреновое, я понятия не имею, кто виноват, и что делать.

Впрочем, а когда было иначе-то?

Загрузка...