Рысюхин, надо выпить!

Глава 11

Мы допили чай в молчании и задумчивости. Напоследок Мурлыкин заметил:

— Надеюсь, ты понимаешь, что проблем как минимум на этой сессии тебе ждать не приходится? Режим благоприятствования будет такой, как у сына ректора, а то и выше. Главное — не наглеть.

— Не буду, конечно.

— Самое смешное — что даже не сомневаюсь. Более того — уверен, что будешь смущаться и отнекиваться.

— Кстати, Василий Васильевич. Вы говорите, что расследование в целом закончено. А кто испортил основной кристалл?

— Ещё один идиот, только молодой и идейный, которого использовали «в тёмную». Огранщик «нулёвка», но близко к единице, которого отправили на изнанку в надежде, что сможет поднять потенциал. Вместо этого он страдал всякой фигнёй. Вроде как его подговорили «разыграть высокородных гусей» — мол, защита перезагрузится от запасных камней, но «эти», услышав сигнал тревоги, «успеют обгадиться». Так, по крайней мере, говорят его приятели. В общем, навыков испортить кристалл так, чтобы он треснул при сильном оттоке энергии ему хватило, а везения выжить после падения защиты — нет.

— Жаль.

— Конечно, жаль — хотелось бы допросить его, чтобы узнать, кто именно уговаривал и что обещал.

«А вот это уже признаки начала профдеформации».

Мы ещё какое-то время посидели, обсудили, как прошло празднование Нового года и здоровье родных. Наконец, я откланялся. К Пескарскому, по здравому размышлению, заходить не стал — толку будет ноль, а времени потеряю немало.

На входе на изнанку академии меня перехватил приплясывающий не то от нетерпения, не то от других эмоций служащий администрации.

— Рысюхин? Юрий Викентьевич?

— Да.

— Где вы ходите⁈ Вас ректор ждёт! Идём быстрее!

— Подождите, дайте хоть вещи занести и умыться с дороги!

— Вещи отдайте охране — они отнесут. Умыться… По дороге будет уборная, идёмте же скорее, Их Светлости ждут!

Я оглянулся на охранников — знакомых от силы треть. Вычистили ставленников Жабицкого? Я протянул ближайшему охраннику баул и ножны с клинком:

— Отнесите, пожалуйста, в общежитие номер один, коменданту Надежде Петровне.

Служивый, разумеется, даже не сделал попытки брать вещи, только покосился на начальника смены. И даже подгоняющие реплики представителя ректората его ничуть не впечатлили — пока старший не кивнул в знак подтверждения.

«Молодец, боец, так и надо. Нужно будет при случае отметить это дело».

— А саквояж?

— Там документы и деньги.

Короче говоря, через четверть часа я уже был доставлен в покои ректора. Правда, покоем там и не пахло, а пахло гулянкой, но высокородной: кроме ректора присутствовали все пятеро деканов, заведующие секретариатом и военной кафедрой. Все — титулованные: два графа, два виконта и четыре барона, как я выяснил из представления. Что характерно — из как минимум десятка дам и девиц, среди которых было по меньшей мере трое знакомых мне преподавателей, не представили никого.

Ректор был расслаблен и благодушен, в расстёгнутом сюртуке, без галстука и с бокалом шампанского в руке. Такой же бокал был предложен и мне. Я, из вежливости пригубив вино, тут же отставил бокал на столик и извинился за неподобающий внешний вид:

— Прошу прощения, Ваша Светлость, что я в дорожном костюме, да ещё и с саквояжем — меня к вам прямо с проходной доставили.

Граф Кайрин рассмеялся:

— Это они, конечно, погорячились, могли бы и дать время привести себя в порядок. — И тут же махнул рукой: — впрочем, это пустое! Виновнику торжества и не такое простительно! Вы же в курсе, что мы здесь празднуем, или ещё не знаете?

— Знаю, Ваша Светлость. Будущий тесть перехватил после поезда и растолковал в целом, хоть и без особых подробностей.

— Хм. Без чинов. А тесть будущий это кто?

— Мурлыкин, Висилий Васильевич, из Четвёртого отделения.

— А, знаю! Толковый следователь, и вообще приятный человек. И дело проработал, и с соседями поделился успехом. Понимает и службу, и дружбу — далеко пойти может. Стало быть, решили породниться с начальством? — Граф понимающе подмигнул.

— Ну, строго говоря, он мне не начальник, я вообще в Минской лаборатории числюсь, в Могилёве как прикомандированный. Да и когда с его дочкой знакомился, фамилию её не знал.

— Вот именно так всем и рассказывайте, да! — Ректор расхохотался. Похоже, не поверил.

Потом он провёл меня по комнатам, взаимно представив всем присутствующим и перезнакомив с ними. Все, разумеется, рассказали о том, как они рады знакомству, причём радость была искренней, хоть и вызвана иной причиной. В конце граф отвёл меня в альков для более серьёзного разговора.

— Юрий Викентьевич, вы же понимаете, что для меня сделали и чем я вам обязан?

— Справедливости ради, всю работу проделали жандармы…

— Ай, бросьте! Жандармы, при всём уважении к вашему будущему родственнику, три с лишним года сидели у меня на шее и только и моли, что тырить наволочки да пропивать учебные пособия.

Да уж, дурак Жабицкий сильно подпортил репутацию Корпуса, и восстанавливать её придётся годами.

— Даже когда вы ткнули носом в подозреваемого — и то, не все поняли, что делать. И потом — они сделали ровно то, что были обязаны, не более того, хоть и не менее. И с ними разбираться будет их начальство.

Граф сделал широкий жест рукой, словно бы стирая что-то с доски и тем самым закрывая тему жандармов.

— Если называть вещи своими именами, вы помогли снять опалу с моей академии и с меня лично. К счастью, всего рода она не касалась, хоть и бросала на него тень. И к сожалению, — тут он хохотнул, — поскольку теперь я лишь ограниченно могу воспользоваться ресурсами рода для того, чтобы вознаградить вас. И не спорьте — ваша скромность мне уже известна, однако сейчас она не уместна. Если бы я имел право и возможность награждать от имени рода — проблем бы не было, однако у меня лично свободных титулов, равно как и дающих право на их получение владений, в наличии нет. Однако я подумаю и в течение месяца максимум, а скорее даже к концу сессии, подберу несколько достойных вариантов на выбор.

— С благодарностью приму любое ваше решение, Николай Петрович. Не смею даже сомневаться в том, что оно будет полностью справедливо.

— Да, и ещё. Это ни в коем случае не может рассматриваться как часть награды, и даже как выражение благодарности — скорее, просто соблюдение элементарных приличий. С этого момента обучение в моей академии для вас полностью бесплатно, включая дополнительные занятия, факультативы, а также, разумеется, все связанные расходы. Брать деньги с того, кто спас твою репутацию — это даже не моветон, а самый настоящий гаф[1]. Ваша комната также закрепляется за вами на постоянной основе. Там должны были сделать некоторые перестановки, надеюсь, вам понравится.

Благодарить в данном случае, раз уж сам граф обозначил своё действие как «соблюдение элементарных приличий» было бы не только неуместно, но даже и оскорбительно. Однако оставить без ответа, просто приняв как должное — тоже недопустимо, по крайней мере с моей стороны. Будь я титулованным лицом — хватило бы лёгкого кивка, однако оговорка про перестановки давала возможность избежать щекотливой двусмысленности.

— Всецело полагаюсь на ваш вкус и глубоко благодарен за внимание.

— Ну, вкус там будет проявлять ваша комендант, госпожа Пробыкова. Если что не так — можете жаловаться.

— Что вы, Николай Петрович! Я знаю Надежду Петровну как на редкость отзывчивого человека с отличным чувством меры и сомневаюсь, что она может дать основания для жалоб на неё.

— Да⁈ ­– Удивление ректора было искренним. — Первый аз слышу такой отзыв о ней со стороны студента. Остальные жалуются на неё не переставая.

— Надежда Петровна славится строгостью в отношении дисциплины. Однако если не нарушать Устав академии, или хотя бы не делать этого явно и нагло, то и конфликтовать с ней не придётся.

Ректор ухмыльнулся.

— Пассаж насчёт «главное не наглеть и не попадаться» со стороны студента в разговоре с ректором уже можно было бы считать одновременно и явкой с повинной, и наглостью. Однако в данном случае спишу просто на искренность!

«Да уж, „внучок“, ляпнул ты знатно! Следи за языком — он хоть и улыбается, и приказал „без чинов“, однако разницы между вами, и сословной, и должностной, это никак не отменяет!»

Я в ответ только молча и покаянно склонил голову.

— Ладно, не буду вас больше задерживать. Вижу, вам тут не по себе, плюс устали с дороги. Плюс нужно готовиться к консультации и завтрашнему экзамену. Или, может, на радостях сразу засчитаем эту сессию как сданную?

— Что вы, господин ректор! Я поступил не ради диплома, а ради знаний. И проверка уровня их усвоений прежде всего в моих собственных интересах!

Эту фразу я выдавил из себя под диктовку деда. Идея закрыть всю сессию «автоматом» грела душу, но он смог убедить меня в пагубности такого решения.

— Даже так? Что ж, вы ещё раз приятно удивили меня, на этот раз — отношением к учёбе. Что ж, до скорой встречи, господин Рысюхин!

— До свидания, Ваша Светлость.

Кто-то другой мог бы сдуру и обидеться, что его выставляют с праздника, который вроде как в есть него организован. Но это надо быть полным идиотом. Не имеющему титула студенту гулять в компании не просто преподавателей, а титулованных руководителей ВУЗа⁈ Это вообще ни в какие ворота не лезущие наглость и попрание устоев.

Так что я с искренней благодарностью раскланялся и сбежал к себе в общежитие. Интересно, что там Петровна устроила, с подачи ректора?

Петровна встретила меня радушно, но при этом в её поведении проскальзывало что-то трудноуловимое, вроде как мимолётное недовольство или какая-то натянутость. Сам бы я, может, и не заметил, или заметил не сразу, а вот дед тут же обратил моё внимание:

«Не иначе как бабуля уже нажаловалась на „неблагодарную молодёжь“, которая „не уважает старших“ и Петровна на распутье — кому верить, ей или себе».

Дед же подсказал и выход из ситуации.

— Надежда Петровна, вижу, у вас появились какие-то сомнения в отношении меня. И, полагаю, знаю их источник. Давайте я вечером после консультации загляну к вам, расскажу всё, как оно с моей точки зрения выглядит, заодно и совета у вас спрошу, как у опытного и здравомыслящего человека — как дальше быть?

Видно было, что моя мысль о ней, как о советчике, женщине польстила, так что она охотно дала согласие на посиделки после семи вечера, а заодно и напряжённость ушла, будто не было.

Комната моя преобразилась. Во-первых, исчезли все намёки на возможность появления соседа: вторая кровать, второй стол со стулом, второй шкаф для вещей. Во-вторых, то, что осталось — преобразилось. Вместо узкой койки — довольно широкая, метра полтора как минимум, кровать. Письменный стол также в полтора раза больше и с двумя тумбами. Шкаф для вещей заметно раздался вширь, книжный вырос в высоту на одну полку, плюс появилась полочка на стене. На месте убранной мебели зародился гостевой уголок: овальный ковёр, на нём кофейный столик и пара низких кресел. Около двери, но не вплотную к ней — вешалка для верхней одежды и стойка, вероятно — для зонтов, в которой тем не менее вполне удачно разместился меч.

— Надежда Петровна, просто нет слов! Как вам удалось успеть всё продумать и обустроить за такое короткое время? И, главное, как всё продуманно, красиво и удобно!

— Ой, да ладно, что там думать-то! Типовой вариант для баронского номера, с некоторыми мелкими изменениями. Выбрать готовое решение из имеющихся и готовый набор мебели со склада, дел то.

Несмотря на возражения было видно, что похвала ей приятна.

— Не скажите! Во-первых, и из готового выбрать надо уметь, чтобы уместно было и хорошо встало именно в этой комнате. Во-вторых, на складе нужно иметь порядок, чтобы не оказалось, что числится мебель, а хранятся — дрова. И это не говоря об организации всего процесса, чтобы быстро, качественно и без порчи имущества в процессе. Тут нужны и умения, и навыки. И вкус, чтобы эти самые «готовы наборы» собрать.

— Ладно, ладно, льстец ты мой. Все вещи перенесли, как они лежали, так что в столе одна тумба пустая, и в шкафу тоже — где густо, где пусто. Сам разложишься потом. Справа от стола, в углу — это оружейный шкафчик. Можешь разместить там свою артиллерию, боеприпасы к ней и все принадлежности по уходу и за револьвером, и за клинком. Гитару, чтоб не сломали, я к себе унесла, вечером заберёшь. Вроде, всё сказала. Приводи себя в порядок с дороги и не опаздывай на консультацию.

Первый экзамен был по высшей математике. Дед, правда, ворчал, что до «настоящей вышки» нашему курсу как пешком до Урала, мол, десятый класс одиннадцатилетки. И тут же несколько непоследовательно призывал радоваться тому, что нас не грузят настоящей жутью типа операций с матрицами, особенно многомерными, или, не к ночи будь помянут, функционального анализа.

Профессор начал с поздравления нас с тем, что «ночь с тридцать первого на третье» прошла «без потерь среди личного состава». Потом посоветовал хорошенько выспаться перед экзаменом, рассказал о порядке его проведения. Большую часть того, что он говорил, нам уже доводили в семестре и во время зачётной недели, но нашлось поразительное количество уникумов, которые пропустили всё мимо ушей и сейчас задавали кучу однообразных вопросов, ответы на которые уже должны были знать сами. Наконец вопросы иссякли, и профессор дал последнюю вводную

— Есть студенты, уровень знаний и навыков которых я оценил в ходе семестра. Сейчас я зачитаю список, кто согласен с оценкой — может сразу подойти с зачётной книжкой. Если кто-то претендует на большее — жду завтра на экзамене.

Далее был зачитан список из десятка «удавов», четырёх «хорошистов» и одного «отличника». Среди «хорошистов» я с некоторым удивлением услышал и свою фамилию. Надо сказать, что почти все названные, кроме меня и ещё одной девушки из первой группы, радостно воспользовались возможностью. После простановки оценок профессор сверился с табелем и спросил:

— А госпожа Ласкина и господин Рысюхин, надо полагать, не согласны с моей оценкой претендуют на отличное знание предмета?

— Конечно! — это Ласкина. Ну, хоть не перебила, хотя всё равно — дура, так вот в лоб ляпнуть.

— Нет, просто не могу упустить шанс испытать себя, — это уже я успеваю вклиниться между репликой сокурсницы и реакцией профессора.

— Забавно. Ладно, завтра увидим, кто чего на самом деле стоит.

На этом консультация закончилась. Я ещё успел сходить в столовую не то на поздний полдник, не то на ранний ужин, а по сути — первый раз за день, когда удалось нормально поесть. Денег с меня, кстати сказать, не взяли, распоряжение ректора уже действует. Мелочь, а приятно. Причём поймал себя на мысли, что если в августе напряжённо высчитывал, во что мне обойдётся проживание и питание в академии и как я смогу себе это позволить, то сейчас освобождение от платежей действительно проходит по категории «приятная мелочь». На фоне этих размышлений не забыл зайти в кафе и купить тортик к чаю, причём по совету продавщицы, женщины примерно в возрасте коменданта и сходной комплекции, взял творожный, как «низкокалорийный».

Около получаса занял мой краткий пересказ бабушкиной активности за чаем с тортиком и пока, по глазам Петровны, она не понимала мою позицию и, похоже, списывала недовольство не то на подростковый бунт, не то на ещё что.

«Конечно, ты же главного не сказал. Про бабушкину фамилию».

«Точно, блин!»

— Понимаете, пока вроде бы её действия выглядят нормально, не считая странного выбора кандидатов, но есть пара нюансов, которые меняют всё. Во-первых, она не Рысюхина.

— В каком смысле?

— В прямом. Когда её отдавали замуж за деда, условием главы её рода было, что она не будет менять фамилию и Хранителя. То есть она, формально, член другого рода, с которым мы никак и никогда больше не роднились. При этом она действовала без моего ведома, как главы рода Рысюхиных, — я как бы невзначай продемонстрировал своё перстень с характерными признаками. — Понимаете, как это выглядит со стороны, с точки зрения межродовых отношений⁈

Судя по ошарашенному виду Петровны, которая всю жизнь «варится» в настоящем котле кипящих и бурящих сложносочинённых родовых связей и интересов — она понимала, и даже лучше, чем я.

— Да, это многое меняет…

— Вот именно. Я просто не могу, не имею права принять эти договорённости, даже если бы там были идеальные со всех точек зрения варианты. Вы согласны?

— Пожалуй, да. Нет, если там идеал, то можно обыграть, конечно.

— Можно, только там до идеала — как до Китайской границы на козе верхом. Первые кандидаты, ещё толком не познакомившись, уже начали дом осматривать по-хозяйски и делать намёки, что пока я учусь в Могилёве — неплохо бы «для удобства управления» переписать имущество в Смолевичском районе на их доченьку.

Надежда Петровна подавилась чаем. Да, каюсь, немного приукрасил картину, но только немного.

— И это второй нюанс, что все варианты — ни уму, ни сердцу. Ни роду, ни делу — абсолютно бесполезные с точки зрения усиления рода или укрепления его положения. Единственное достоинство — что у всех репутация «плодовитых», больше вообще ничего нет достойного упоминания.

— Это в твоей ситуации тоже немаловажно.

— Согласен, но не настолько, чтобы игнорировать всё остальное! А третий нюанс — я сам нашёл себе невесту, и она, по моим представлениям, близка к идеалу.

[1] Гаф, или гафф — от французского gaffe (оплошность, бестактность), первоначально употреблялось в женском роде, затем, потеряв вторую «ф» — в мужском. Означало абсолютно неприемлемый поступок, грубость, непростительную и оскорбительную выходку. Во флоте использовалось в значении «неуместно грубая и пошлая шутка».