Глава 7

Щёлкнула стрелка часов, и мы за пару секунд вернулись к своим обычным ролям. Настя вскочила с кресла, превратившись вновь в служанку. А мы приступили к обмену подарками. По традиции — от младшего к старшему, причём тут речь шла только о возрасте, не о положении в семье или Империи. Мой мобилет вызвал синхронный вздох удивления. Я быстро показал бабушке, как им пользоваться, где записаны контакты — мои, Пробеляковых, Надежды Петровны. На всякий случай показал, как добавлять новые, хотя, казалось бы, откуда? Ну, и послушал особенно неискренние и неубедительные сейчас обвинения в расточительности. Вот если бы узнала, откуда мобилеты у управляющих, хе-хе.

Пока я обучал бабушку пользованию подарком, Настя сменила «старые» приборы на заранее подготовленные «новые» — тоже традиция. И новые закуски, точнее — такие же, но во вновь заполненных посудинах.

Я получил ножны к своему мечу из кожи какой-то изнаночной твари и с родовым гербом около устья. Быстро сбегал за клинком, примерил — идеально.

«Ага, главное, чтобы титулованные балбесы не стали цепляться, что они у тебя слишком шикарные для не титулованного».

«В академии — я с мечом хожу редко, вне — никто меня не знает».

«Дело твоё, и морда — тоже».

Мы традиционно (опять же!) стоя выпили, приветствуя Новый год, одну рюмку выплеснув в окно. Ни одна капля назад не прилетела, что считалось хорошим знаком. Конечно, при выборе окна учитывалось направление ветра, но мало ли…

Потом вышли на улицу, на ежегодное, но ещё не традиционное, развлечение: два наших соседа с даром Огня соревновались, запуская в небо огненные искры и всполохи. Каждый старался выделиться или формой всполоха, или цветом, или и тем и другим сразу. Уровни у конкурсантов были примерно равные, возраст и опыт — тоже, так что минут через пятнадцать они согласились на «боевую ничью» и пошли пить «мировую» — на сей раз в порядке очерёдности к брандмейстеру. Так, пока трезвые — надо перехватить, договориться о просушке игрушек.

Получилось даже лучше. Со словами:

— Дети — это святое! Они свернули в наш двор и приступили к работе. Нет, опыт — это вещь! Какие крохи силы они тратят на каждый предмет, это же чудо просто! Я спохватился и, оставив бабушку «за старшую» метнулся в дом, вынес две бутылки «Голубичной», по одной каждого вида. И, когда просушка краски закончилась, вручил им:

— Ни в коем случае не как оплата, вон, видите — «не для продажи». А как продолжение соревнования!

— Кто первым выпьет, что ли?

— Нет, какой рецепт больше понравится наибольшему числу людей. Мы никак не можем выбрать, какой вариант пускать в производство в следующем году. Совет нужен!

— Ну, это мы всегда пожалуйста!

Прошло уже больше сорока минут Нового года, я сижу, тихо мурлычу под нос очередную дичь, навеянную какими-то отголосками дедова мира:

Быть может, она за трамваем бежит,

Сожрав по дороге такси?

Люси! Ауууу-у-у, Люси!

Ау-уууууу, Люси! Люси!

Может, ничего страшного и не случится, и я просто зря себя накручиваю? И тут прибыли первые гости.

Отдалённо знакомое семейство с другого конца Смолевичей. Не сразу даже вспомнил их фамилию — Буяковы[1], имён даже и не знал, пока бабушка нас не представила. Зачем и почему приехали именно они и именно к нам? Загадка, не правда ли? А вот, кажется, и отгадка, которая меня совсем не радует и пробуждает недавние переживания. Отгадка называется «дочка на выданье». Папа, мама и дочка — таким вот составом. Пока сидели за столом, угощаясь «с дороги», всё было ещё более-менее в рамках, давая иллюзию обычного. Но вот потом… Дочка активно, хоть и без особого огонька, строила глазки и пыталась заигрывать. Неприязни ко мне в ней не было, но и искреннего интереса именно ко мне — лишь чуть. Мамаша окидывала окружающее хозяйским глазом, а папаша вообще выкинул коленце. Дав понять, что ему нужно посетить уборную (переглянувшись перед этим с женой) просто встал и пошёл к дверям. Я быстро оставил его дочку «поскучать» и направился к нему:

— Позвольте, я провожу вас.

— Да ладно, что уж там, я сам как-нибудь.

Не понял⁈ Что значит «сам»⁈ Ты первый раз в этом доме, ау! Или собираешься под предлогом поиска уборной как следует по этому самому дому полазить⁈ Судя по тому, как он отбивался от сопровождения, и как был разочарован, увидев меня в коридоре после выхода оттуда — весьма скорого выхода, должен заметить — так всё и планировалось. Ещё и с женой переглянулись на входе в зал, обменявшись эдакими красноречивыми минами. Ну, знаете ли!!!

Я максимально быстро, не переступая грань грубости, но явно демонстрируя отсутствие расположения, не обращая внимания на недовольство бабушки. Выпроводив, успел только перекинутся с бабулей парой фраз:

— Кто эти люди и зачем они в нашем доме?

— Зина очень хорошая девочка, и…

— Кто. Эти Люди? Все вместе, зачем они здесь, вместе с их хамством и девочкой, и какого они тут пытаются вести себя как хозяева⁈

Не успели мы углубиться в детали, как подъехали вторые гости. Эти были из Курково — деревни, расположенной к северу от Смолевичей, если смотреть по дорогам — километрах в пяти с половиной. Тот же комплект — Папа, мама, дочка. Абсолютно те же разговоры, те же вопросы, будто им сценарий беседы один и тот же автор сочинял. Те же приёмы заигрывания у дочки — разве что интерес к музыкальной части моей жизни у неё был вполне искренним и даже почти горячим. Ну, и родители наглости не проявляли, отчего проводил их вполне нейтрально. Но вопросы к бабушке добавились и усилились. А уж после того, как с завидной синхронизацией, едва возок со вторыми гостями скрылся за углом, из-за другого вырулил возок с третьей троицей — да-да, вы угадали: папа, мама, дочка, ага…

Эти приехали из Подгрушья — деревни, которую когда-то построили графы Грушевские для своих слуг рода. Сейчас, правда, там давно уже жили все вперемешку, хоть фамилию Подгрушевские и носило два из трёх жителей. Оттуда только до вокзала в Смолевичах ехать километров шесть, пусть большую часть пути по Московскому шоссе[2], а до нашего дома около девяти с половиной вёрст.

Третьи гости явно замёрзли по дороге, потому «согревающее» с фамильного заводика приняли с искренней благодарностью, как и застолье, где я ещё не раз подливал им в рюмки. А как только разговор стал скатываться в ту же колею, решил поломать сценарий, благо, отец семейства ещё во время застольного разговора нечаянно дал подсказу. В общем, под благовидным предлогом обсуждения безопасности дорог, я плавно перевёл речь на оружие, в чём немало помог так и стоявший у стены меч в подаренных ножнах. И вот тут-то мы с гостем, зацепившись языками, и провели время в интереснейшей для нас обоих беседе, переходя с холодного оружия к огнестрельному, сравнивая то, что на макрах и пороховое. Это ломало планы интриганок и дико их всех бесило. Лишь дочка, поскучав немного и по изучав «стену тщеславия», организованную бабушкой, пожала плечами и вернулась к столу, к салатикам и не только. Вроде они и с Настей о чём-то разговорились.

Наконец, и эти гости собрались уезжать. Эх, даже жалко стало отца семейства, который дома получит на орехи по полной программе. Чтобы немного загладить свою вину, собрал ему небольшой гостинец — две бутылки «Пшеничной», кольцо колбасы горячего копчения и кольцо сушёной.

А мне предстоял нелёгкий разговор с бабушкой. Причём начала разговор она, и начала с претензий:

— Ты что творишь вообще?

— Забавно, я хотел спросить то же самое. Но что именно ты имеешь в виду?

— Ты почему не уделил внимание бедной девочке? Она что, зря сюда ехала по морозу⁈

— Откуда я знаю, зачем она ехала? Я их и самих-то вообще не знаю, честно говоря. Как и вторых гостей. Это ты приглашала, меня даже в известность не поставив — тебе их и развлекать, нет?

— Не притворяйся большим дураком, чем есть! Я тут стараюсь, навожу знакомства, подбираю варианты, договариваюсь, чтобы смотрины устроить в удобное ему время — а он ещё кочевряжится!

— Какие смотрины, ты о чём вообще⁈ — Я, честно говоря, такого от неё не ожидал. Нет, ждал и опасался, что будут знакомства и попытки устроить мне выходы, но смотрины⁈ Это же этап сватовства уже перед самой помолвкой!

— Да что я, приличий не понимаю? Траур мы не нарушили — просто люди в гости на Новы…

— При чём тут вообще траур⁈ Тебе кто дал право заключать какие-то договорённости за моей спиной, тем более — брачные договорённости⁈

— А кого мне ещё спрашивать, а? Не знаю, чего ты там в своих академиях понабрался, но по правилам приличия браки младших в семье устраивают старшие! Вот так-то! Не с твоим умишком в эти дела лезть!

— Ах, «умишком»⁈

— Да!

— Ах, в дела! В какие именно дела, позволь спросить?

— Во взрослые дела!

— В дела РОДА! — Я с трудом удержался от того, чтобы добавить пару эпитетов в адрес бабушки.

— Брачные дела — это дела РОДА! И занимаются устройством свадьбы — старшие в роду жениха и невесты. Ты, Софья Морковкина, — я выделил голосом фамилию бабушки, — у какого именно жениха в роду, а⁈

— Я твоя бабушка, и я…

— И ты так и не удосужилась войти в мой род! Ты не имеешь права вообще от моего имени с кем-то о чём-то договариваться! И да, я не закончил — если уж ты ссылаешься на традиции и законы. Кандидатур подбирают старшие в роду с разрешения и по поручению главы Рода! Ты у какого главы разрешения на весь этот конский цирк получала, а?

— Я ещё и разрешения у тебя спрашивать должна⁈ — казалось, она сейчас задохнётся от возмущения.

— ДА!!! — До этого я сдерживал голос, чтобы никто посторонний не услышал ничего лишнего — мало ли, кто там в новогоднюю ночь под заборами шляется, хоть улочка у нас и тихая. Но сейчас рявкнул так, что, казалось, снег с ёлки посыпался. Вроде как, и бабушку слегка придавило.

— Во всём, что касается дел рода Рысюхиных, пусть в нём пока я один, нужно, обязательно, необходимо спрашивать разрешения главы рода, то есть — моего!!!

Смотрю, начинает оживать, и вроде как воздуха набирает для очередных возражений.

— Ты свои, с позволения сказать — «договорённости» от чьего имени вообще заключала? От рода Рысюхиных? От моего? От рода Морковкиных? От своего лично? Ага, от своего, по глазам вижу. Вот только два последних варианта ничем не отличаются по последствиям!!!

— По каким ещё последствиям⁈ Ты что вообще орёшь, что люди подумают⁈

— Ах, она о людях подумала! А о чём и каким местом ты думала, когда «договорённости» свои устраивала⁈ Я-то думаю, что люди при виде меня улыбаются — это они меня видеть рады, соскучились, может, или ещё что. А они просто над дурачком смеются, который свой род почти уничтожил, отдав его в руки дуры старой! — Всё же вырвалось это слово.

— Как ты смеешь со мной разговаривать⁈

— Как ты того заслуживаешь, и как давно надо было! Ты в газету объявление ещё не дала, что род Рысюхиных переходит в младшую ветвь Морковкиных, нет? А прошение от моего имени о смене фамилии на Подморковкин тоже не подавала? Странно — всё остальное, устраивая свадьбу ГЛАВЫ рода от имени старшей в ДРУГОМ роду, ты для унижения и уничтожения моей фамилии сделала, что ж на полпути остановилась⁈

Ага, вижу, начинает доходить. Но она в жизни не признается, что была не права. А чтобы этого не признавать, будет дальше давить на свои «договорённости».

— Кстати, остановилась ли? Какие ты ещё тут в моё отсутствие договорённости по заключала? Имущество рода не раздарила? Родовое имение продать не договорилась, нет? Может, помолвку ещё заключила? — Чтооо⁈ Чего это у неё глазки-то забегали?

— Тааак! Да ты вообще охренела, что ли⁈ Надеюсь, не с теми буйными хамами, что приезжали первыми⁈ Вообще охренеть!

Я аж задохнулся от возмущения, поскольку понял — да, именно с ними. Потому они и вели себя так по-хозяйски в моём доме.

— В общем, слушай меня внимательно, бабуля! Я уеду на экзамены, а когда вернусь — чтобы ни один гнидогадоид не смел думать, будто у меня есть перед кем-то какие-то обязательства, если только я не подтверждал их лично! Дела рода решаю и решать буду именно я!

— Но я же…

— А мне плевать, на каких условиях ты договаривалась и кому что обещала. Если не хочешь публичного скандала, когда я выскажу всё это же, но при большом скоплении народа — то разгребёшь свои кучи сама. Я думаю, чтобы дать тебе перед глазами наглядный пример разделения семейного и родового, попробовать назначить управляющим смолевической лавкой Лёньку. Нет, доход с неё ты будешь получать полностью, как и раньше. Но вот управлять имуществом рода лучше, наверное, поставить если не его члена, то наёмного управляющего.

Я развернулся и, не слушая начавшую что-то пыхтеть себе под нос бабулю, пошёл к дому. Обернувшись, добавил:

— И, да — избавь меня, пожалуйста, от СВОИХ гостей.

— Так и помрёшь бобылём без меня, дурень молодой!

— Вообще-то у меня уже есть невеста. Я хотел сегодня за обедом тебе рассказать, поделиться радостью и спросить совета, как у бабушки. Но диверсанту из чужого рода, который старается разрушить мой — подробности знать не нужно. Скажу только, что это старшая дочь жандармского полковника, маг воздуха с потенциалом больше трёх и учится в академии на специальности, которая позволит нам даже вдвоём зарабатывать хорошие деньги.

Ну, а что? Маша же на композитора учится, сможет ноты к утащенным дедом и переделанным мною песням записывать не хуже, чем Лебединский. Ну, насчёт «не хуже» я, пожалуй, погорячился, но сможет. Как и числиться автором музыки.

И теперь уж точно не слушая возмущённого клёкота я пошёл в дом. Новогоднее настроение убито, разумеется, совсем, но есть ещё что-то, что я сделать должен. Внутри нашёл Настю. Ну, как нашёл? Стояла она в коридорчике, прислонившись плечом к стене.

— Устала? — Она встрепенулась и попыталась принять бодрый вид. — Хоть перекусила чего по дороге, пока бегала, или с вечера голодная около еды ходишь?

— Нет, как можно!

— Зря. Потом зайдём на кухню, помогу тебе собрать корзинку с собой, чтоб ни у кого дурацких вопросов не возникало. А пока — давай за мной к кабинету, рассчитаемся.

Можно бы не гонять девочку туда-сюда по лестнице, но сейчас за мной подтянется бабуля — и как бы она на Насте не оторвалась. В кабинете я махнул ей рукой на один из гостевых стульев.

— Присаживайся. Так, нанимала тебя бабуля, но она сейчас… Немного не в форме. Так что рассчитываться буду я. У вас как положено: на счёт фирме или наличными на руки?

— Наличными. Фирма свою долю получила сразу.

— Ага, тариф у вас какой? Угу, угу…

Я быстро произвёл расчёт, с коэффициентом, округлил копейки в большую сторону и добросил чаевые. Порылся в ящиках стола и портмоне, нашёл нужную сумму — не пришлось лезть в сейф при посторонних.

— Вот, держи. Заработок по договору за отработанные часы, плюс чаевые. Теперь пойдём на кухню.

— Ой, да не надо…

— Надо-надо. Ты за сутки полтора раза поела, устала, на ногах чуть стоишь. Домой придёшь — тоже не до готовки будет. А нам оставшееся при всём желании не съесть.

В общем, недолгое сопротивление было быстро подавлено и корзинка собрана. В основном делали ставку на готовые салаты и прочее скоропортящееся. Бабушку не встретили, но я во избежание кривотолков довёл девушку до улицы, где и распрощался.

— Я корзинку и посуду принесу сегодня же.

— Не горит. Как сможешь, так и занесёшь, или передашь с оказией.

Зевнув, я повернулся к дому. Несмотря на нервотрёпку, усталость брала своё. Так что я мысленно махнул на всё рукой, запер калитку — Ядвига и Семёныч знают, как открыть её с улицы — и пошёл к себе в комнату, спать. Всё же светает уже.

[1] Буякі — один из вариантов названия голубики в белорусском языке.

[2] На всякий случай напомню: там, у Рысюхина, как и у нас до конца 1930-х, шоссе Минск-Москва проходило вдоль железной дороги южнее её. Точнее, это железку тянули вдоль шоссе.

Загрузка...