Рысюхин, надо выпить!

Глава 22

Погода не располагала к прогулкам, причём что на лице, что на изнанке. Там ещё холодно, тут уже холодно, причём и там, и тут сыро и промозгло. Так что после возвращения с вербовочного пункта сразу же поставил чайник. А вот деда потянуло на философию.

«Я же тебе говорил — люди слепы. Смотрят и не видят, пока не скажешь, что именно они видят. Как, например, твои часы».

«Ну, справедливости ради, именно часы они видят».

«Но не то, чем ещё они являются. Хотя ты уже третью неделю жетон не прячешь».

«Справедливости ради, если спросить меня — какая заколка была сегодня на Оле Тытунёвой[1], то я ничего толком не отвечу. И тем более — о том, отличается ли она от вчерашней».

«А зря — мелкие детали могут очень много рассказать о человеке. Кстати, о мелких деталях и о часах. В чём суть, что постоянно слышу упор на наличие монограммы на них?»

«Кабинетский подарок с вензелем или портретом более ценен».

«Чем и почему?»

«Ну, считается, что такой подарок более личный, больше от царя, как человека чем от Императора, как функции. А потому даёт право раз в год запросить и, что самое важное — получить высочайшую аудиенцию. Причём обладатели подарочного портрета могут настаивать на персональной встрече, тогда как меня, скорее всего, „пристегнут“ к какому-то приёму. Но возможность поговорить с Императором приватно — предоставят».

«Да, это мощный ресурс! За такую возможность и убить могут, а тут она ещё и сама перезаряжается каждый год!»

А всё же интересно — кто-нибудь из сокурсников поймёт, что за часы я ношу с начала семестра или нет? И если да — то когда?

На следующий день была запланирована поездка к чиновнику, который должен будет официально выдать требования к развитию моего участка и огласить условия. Заодно и познакомимся. Мне всё не давала покоя дорога, которую от меня хотели, точнее её уровень — тракт получался откровенно несоразмерным. Даже с учётом строительства в Тальке — патрулировать по новой дороге было бессмысленно, между нею и железной дорогой — болото. Если даже идти по его краю, то выйдешь к Протасевичам, где надо будет переправиться через реку Синявку, больше похожую на канал. Из-за этого же болота выглядит бессмысленной идея использовать нах хутор как опорный пункт. Более того, после окончания строительства железнодорожной ветки от Старых Дорог к Слуцку, значение старого Слуцкого тракта резко снижается, тем более — выход на него из Тальки, по чугунке через Осиповичи быстрее и проще!

В общем, минут через двадцать после начала встречи и получения пакета бумаг я примерно так и спросил. И в конце добавил по настоянию деда:

— Возможно, вы в том же положении что и я вам просто спустили требование сверху. Возможно, стоит попробовать поинтересоваться этим у вашего начальства?

Инспектор сильно удивился чему-то, потом задумался и попросил десять-пятнадцать минут «чтобы попробовать разобраться на месте». Он затребовал у секретаря какое-то «Дело» по учётному номеру, внимательно изучил его, поглядывая почему-то на меня, потом запросил и пролистал ещё две укладки. Посидев в задумчивости ещё пару минут, он воскликнул:

— Ну, конечно!

Затем вытащил из тумбы стола ещё какой-то документ и потребовал у секретаря ещё одну укладку с бумагами, что-то перекладывал из одной обложки в другую, пока не навёл ведомый только ему порядок. Параллельно он объяснял мне ситуацию:

— Извините, богов ради, путаница, досадная путаница. Вы же знаете уже, что в Тальке строится военный объект, включая гарнизон? Его главный интерес — на станции и по дороге к Осиповичам. А от Тальки нынче есть только совершенно убогий просёлок, который ведёт почти строго на север, где выводит на тракт Минск — Бобруйск. Там приходится поворачивать на угол чуть ли не сто сорок градусов и ехать обратно. В итоге, сделав крюк в пятнадцать километров с лишком, оказываешься в двух с небольшим верстах от края деревни и в полутора километрах от казармы. Дурь полная, а если поднимать гарнизон по тревоге — то и непростительная. Это я к чему рассказываю? Принято решение, проложить дорогу по армейским стандартам от гарнизона к тракту по кратчайшему маршруту. В общем, кто-то из моей конторы, мы найдём кто и накажем, перепутал две дороги. Согласитесь, редко когда бывает так, что из одной небольшой деревни одновременно начинают строить две разных новых дороги?

Инспектор ещё несколько минут извинялся и объяснялся под ехидное хихиканье деда и его саркастичные комментарии. При этом на вопросы о том, с чего это он так ехидствует, дед обещал рассказать позже.

Новые требования тоже были не уровня «просека с колеёй», но уровень дороги снизили как минимум на один класс, причём достаточно было сделать по нижней границе требований. Ширина полотна уменьшилась в полтора раза — два встречных фургона должны были разъезжаться с использованием обочины, а основания так и вовсе почти вдвое. Снизились требования к дренажным канавам и высоте насыпей. Короче говоря, стоимость строительства упала, по моим прикидкам, а я изучал расценки и технологии, где-то втрое как минимум. А скорее всего — и того пуще.

Дед, хихикая, попросил узнать, не забыл ли что-то сказать наш собеседник. Какую-нибудь не прописанную «по ошибке» деталь, которая «очевидна сама по себе». И, к моему удивлению, это сработало! Инспектор взял пакет документов, пролистал, задумался…

— Да, тут не внесли прямо, поскольку требование проходит по другому ведомству, и в принципе относится к общеизвестным. У вас поселение по плану больше тридцати семей, значит, по требованию МВД, согласованному с Военным ведомством, должно быть убежище на случай прорыва с изнанки и ополчение с таким расчётом, чтобы укрепление могло вместить всех жителей поселения и окрестных хуторов. При этом должны иметь возможность самостоятельно отразить прорыв нулевого уровня и продержаться до прихода войск из ближайшего гарнизона в случае прорыва первого уровня либо слабого второго. Понятное дело, что для ополченцев в убежище должен быть арсенал.

«Да уж, та ещё „мелочь“, ёлки!»

«Ага. И что-то подсказывает мне, что не узнай мы об этом заранее — проверяющий приехал бы минут через пять после тридцатой семьи».

«Ты преувеличиваешь!»

«Да, конечно. Не через пять — так ведь ненароком и догнать по пути можно. Через час».

«Но ведь рассказал же — хороший человек!»

«Я тебе позже, дома расскажу, что и как».

— Кстати, у нас не заполнена в документах графа с названием населённого пункта. Как желаете назвать? Или доверим комитету по топонимике?

Этот вопрос мы с дедом обсуждали. Решили, что «Рысюхино» надо придержать — например, для деревни в фамильном имении, чтобы различать по названию деревню и усадьбу Дубовый Лог.

— Викентьевка. В память о погибшем там отце.

Мы даже памятный знак придумали, с мемориальной табличкой. Обязательно поставим или на въезде, или около управы. А писари из комитета могут назвать вообще как угодно, вплоть до неудобосказуемого, из каких-то своих, только им понятных, соображений, а то и просто для развлечения.

Распрощавшись, мы отправились восвояси — точнее, в гости к Маше, но она ведь своя? По дороге я пристал к деду, чтобы он пояснил свои намёки.

«Да там всё очевидно, и, в принципе, ничего особо страшного. Но я боялся, что ты лицо не удержишь».

«Если ничего страшного — то зачем лицо держать?»

«От разочарования в людях. Это настолько примитивная схема добычи взятки, что даже стыдно за себя, что сразу всё не понял в деталях».

«Я рад за тебя, но, может, и мне расскажешь? А то начал — и замолчал».

«Специально вносится дорогущий и не нужный элемент. Когда застройщик прибегает в панике — ему намекают на возможность „пойти на встречу“ и после получения „знака уважения“ выдуманное требование заменяется на настоящее, которое там и должно было быть. Если же клиент не понимает и на самом деле собирается строить шахту на болоте — ему делают прозрачный намёк».

«Действительно — разочаровывает. А почему сразу не понял?»

«Не сообразил, что у нас участников проекта немного и вы меду собой, как правило, не знакомы. Там, где соискателей много и они строятся рядом — такое не пройдёт: сразу будут видны отличия от соседей, да те и сами подскажут».

«А второе, про убежище?»

«А это вообще классика жанра, в любом мире, в любой отрасли при любом строе. „Ну как же так, ведь все же знают“. На деле — все три сотрудника отдела, которые эту хрень на прошлой неделе придумали».

«А тогда почему он сам рассказал?»

«А мы его напугали!»

«Дааа⁈»

«Пригрозили пожаловаться начальству. У него над головой до Императора максимум двое. Он, конечно, не поверил сначала, но на всякий случай приказал твоё личное дело принести — ты, похоже, этого не заметил, хоть смотрели мы с тобой вместе. Оттуда узнал, что у тебя есть возможность, хватит отмороженности и уже есть опыт оказания услуг Императору. Что услуга была нечаянной и заочной ему узнать не откуда, как и о том, что ты ни с кем из царской семьи не знаком. Подумал он, подумал — и решил не рисковать здоровьем ради мелочи. Потому как умный».

«Ты, дед, старый циник и бессовестный провокатор!»

«Да, хвали меня, хвали!»

С учётом того, что к инспектору я приезжал после занятий, то в гости добрался ближе к вечеру, когда всё семейство было в сборе. Василиса уж точно — выскочила в прихожую с криком:

— Мявка, ты где, зас… зар-р-раза плюшевая⁈ О, привет! Давно пришёл? Не видел шерстяную?

Да-да, к ужасу будущей тёщи кличка Мявекула, во многом стараниями Василисы, прочно пристала к котёнку, пусть и в усечённом виде — от Мявунюшки до, как видим, Мявки.

— Да вот только что вошёл. А что случилось? — спросил я, старательно отводя взгляд от двух глаз, едва видных в темноте над шкафом.

— Тетрадка случилась, очередная! Вот что ей надо от них, а? Главное — только словесность, причём исключительно латынь, но истребляет при каждой возможности! Ополчилась на Древний Рим, как те варвары! О, точно! Мява, ты не кошка, ты — варвар!

— Тогда уж Варвара — она, как-никак, девушка.

— Варвара? Хмм… Варвара… Точно! Будет Варькой — как эта зазнайка Зайцева!

Вася злодейски захихикала.

— Главное, чуть что — всегда можно будет сказать, что я имела в виду свою кошку, и говорила только про неё!

Кажется, новая идея отвлекла девочку от тетрадки. Кажется, время для очередного раунда нашей дружеской пикировки.

— Вот, держи, это тебе в утешение! — Я протянул бумажный пакет из кондитерской лавки. Вася тут же заглянула внутрь и возмущённо воскликнула:

— Это же ириски! Ты что⁈

— Ой, извини, перепутал — ириски для Иришки. Твой пакет — вот.

— Безе⁈ Это же тот же белковый крем, только жареный! Ты издеваешься, да⁈

— Самую капельку. Для порядка. Можно сказать — любя!

Я передал пакет с мелкими безе стоявшей рядом встречающей меня Маше. Она в последнее время полюбила бросать их в чашку с кофе или какао, невзирая на возмущение мамы. Потом подал младшей, не считая кошки, представительнице семейства её гостинец.

— Вот твои эклеры. Две коробки по полудюжине в каждой. Одна — для официальной сдачи маме, вторая…

— Пфф, поучи ещё меня эклерной конспирации! Я могу трёхдневный запас по дому распихать, и никто не найдёт!

— Совсем никто. Пока растаявшее масло из-под батареи не потечёт…

— Я тогда была возмутительно молода и неопытна! Как старшая сестра, могла бы поддержать, а не попрекать ошибками далёкого детства!

— Это было две недели назад.

— Я и говорю — в далёком детстве! Всё, мне некогда — эклеры сами себя не съедят и не спрячут! — Василиса тяжко вздохнула. — И латынь сама себя не перепишет…

Когда Вася ушла к себе, я же наконец избавился от уличной одежды и обуви, а также передал на кухню гостинцы для хозяйки и, отдельно упакованные — для прислуги, то после недолгих (увы) обнимашек с Муркой подошёл к шкафу, на котором пряталась диверсантка.

— Кис-кис, мелкая. И как только ты туда залезла? Хотя, о чём это я…

Тот маленький дрожащий комочек за прошедшее время превратился в вездесущее, стремительно носящееся по квартире существо, которое находили и извлекали отовсюду, вплоть до духовки. Пожалуй, наиболее фееричным, во всяком случае — по звуковому сопровождению, был тот случай, когда она свалилась откуда-то (!) в ванну, которую только начал принимать господин Мурлыкин. От неожиданности заорали и выскочили из воды оба…

В этом жизнерадостно зверьке о пережитом напоминала только ненависть к снегу. Стоило её увидеть принесённый на одежде или обуви нерастаявший комок — кошечка тут же выгибала спину дугой, шипела, взъерошив свою шёрстку, и обходила его по большой дуге, не прекращая утробно рычать. У Маши каждая такая сцена вызывала приступ жалости и нежности к «бедной, настрадавшейся малышке», которая тут же подвергалась затискиванию, заглаживанию и угощению вкусняшками. Зато теперь все обитатели квартиры с особой тщательностью обстукивали и обметали одежду и обувь перед входом в квартиру.

Сняв любопытную мелочь со шкафа, мы втроём пошли в Машину комнату. По дороге я щекотал и почёсывал котёнка, очередной раз удивляясь тому, какая она одноцветная. Угольно-чёрные шерсть и подшёрсток, тёмные, почти чёрные, подушечки лап и ушки изнутри, даже носик не розовый, а коричневый. Единственные светлые пятна — розовая пасть, жёлтые глаза (один чуть более тёмный из-за повреждения роговицы) и три белых волоска на груди, расположенных «куриной лапкой», но их ещё надо найти и рассмотреть. Эх, Машу потискать как следует нет возможности — приходится тискать котёнка. Хотя замена совсем неравнозначная.

Екатерина Сергеевна постучалась в дверь Машиной комнаты как обычно, ровно через пятнадцать минут после того, как мы туда вошли. Можно сказать, только поздороваться успели, даже не начав толком новостями делиться. Но делать нечего — приличия, будь они неладны. Пришлось, поправив немного сбившуюся почему-то одежду, переходить в гостиную. Там и дождались сбора всей семьи, включая вовремя пришедшего со службы Василия Васильевича.

За столом Василиса живописала свои страдания из-за лютой ненависти одной молодой особы к Римскому наследию.

— И поскольку сия представительница кошачьих тем самым очевидно и недвусмысленно явила свою варварскую суть — то от ныне предлагаю вам, сограждане, именовать её Варварой! То бишь — Варькой!

— Тц. В конце со слога сбилась. Минус балл по риторике!

— Никакой поддержки от старшей из сестёр!

Обсуждаемая «представительница кошачьих» всё это время тёрлась вокруг стола, изображая из себя самое голодное существо в мире. Вульгарно орать она себе не позволяла, но очень артистично издавала жалобные звуки, изображая то, как ослабла от голода.

Тем временем Ира продолжила доказательство «варварской сути» кошки:

— А ещё она сбросила с фортепиано и разбила гипсовую вазу с цветами.

Мурлыкин встрепенулся:

— Ту, с пионами?

— Да.

— Совсем разбила? Вдребезги?

— Совсем.

Мурлыкин ловко подхватил котейку и, уложив спинкой на ладонь, стал тормошить и приговаривать:

— Ах, ты ж моя прелесть! Ах, ты ж моя радость! Умничка моя плюшевая! Я столько лет хотел выбросить эту пошлость, но боялся дарителя обидеть. А тут такой шикарный повод: кошка разбила! Моя же ты милая варварка, моя ты Варварка!

Мявуня (или уже Варвара?) делала вид, что отбивается от посягательств, отмахиваясь мягкими, без выпущенных коготков, лапками. Видели бы сейчас подчинённые, а тем паче — поднадзорные грозного «старшего важняка», полковника жандармерии, умиляющегося от лежащей у него в руках мелочи. Отвлекла меня от разглядывания такой занимательной картины хозяйка дома предложением добавки.

— Что вы, Екатерина Сергеевна! Всё, разумеется, очень вкусно, но сколько же можно? Тем более, совесть надо иметь. Я уже так регулярно у вас столуюсь, что чувствую — пора уже принимать участие в расходах на содержание дома! Поскольку все гостевые нормы я давно уже выбрал.

— Глупости какие. Во-первых, вы, юра, уже почти свой в доме. А во-вторых, с пустыми руками никогда не приходите. Мало того — ещё и прислугу мне скоро совсем разбалуете!

— Ну что вы! У вас не разбалуешься, да и сколько там я гостинцев передал, сущая мелочь! Зато можно надеяться, что назойливому гостю, из-за которого больше посуды мыть приходится, в тарелку не плюнут.

Василиса хихикнула, горничная чуть-чуть зарумянилась.

— А заколка серебряная, с камушками?

— Я вас умоляю! Три серебряных полтинника, маленький кварц, крошечный аметист и десять минут работы. Зато хоть не стыдно, что у человека день рождения, а я — с пустыми руками.

Разговор этот возникал не в первый раз и, боюсь, не в последний. Но я привык воспринимать ту же тётку Ядю почти как члена семьи, потому и к двум женщинам, работавшим в доме Мурлыкиных, относился тоже как к «своим». А из-за сделанной буквально «на ходу» заколки Маша даже пыталась было немножко поревновать — на редкость удачно получилась та розочка. Собственно, она и сейчас в причёске у служанки.

[1] Тытунь (бел.) — табак, «тытунёвы» — табачный.