Садовод

Глава 1

Мелкий дождь моросил второй день подряд. Небо над городом было сплошь затянуто серо-сизыми облаками. Люди, истосковавшиеся за долгую зиму по теплу и солнцу, недовольно хмурились и нетерпеливо ждали, когда рассосется унылая хмарь и установится нормальная апрельская погода.

Впрочем, в любом правиле случаются исключения. Женившийся в прошлом году молодой человек по имени Сергей Волков не испытывал ни малейшего дискомфорта от сырой и мрачной погоды. Сегодня по крайней мере.

Утром, вернувшись домой после сравнительно халявного суточного дежурства, он наскоро принял душ, выпил чашку крепкого чая с домашним кексом, оставленным на столе заботливой супругой, потом задернул плотные шторы и улегся на диван. Проснулся в половине первого, взбодрил себя короткой разминкой и взялся за книгу.

Около половины седьмого повернулся ключ в замке, и в прихожую вошла молодая женщина, которую Сергей еще два года назад окрестил Снежной Королевой. Причиной тому были не только длинные светлые волосы и типично скандинавская внешность, но и холодное свечение, льющееся из больших синих глаз. Впрочем, свечение это дано было видеть далеко не всем.

— Привет, как добралась?

— Погодка сегодня совсем не шепчет, — с улыбкой сказала Настя, роняя капли влаги с зонта. — На маршрутке ехала, очень уж не хотелось через парк топать по такой сырости.

Дом, в котором они жили, находился недалеко от городского парка культуры и отдыха. А офисное здание, где работала Настя, располагалось тоже поблизости от этого самого парка, только с другой стороны. В часы пик быстрее было пройти пешком через парк, нежели объезжать его на транспорте. Сергей знал, что его супруга, обожающая движение и не терпящая тесноты и давки, чаще всего ходит с работы именно пешком. Но брести полтора километра под дождем, даже с зонтиком, в этом все же мало приятного.

По будним дням они обычно ужинали в разное время. Настя заботилась о сохранении стройной и подтянутой фигуры, старалась воздерживаться от слишком поздних трапез. Волков же приходил со службы позже нее и ел когда хотел, хоть в девять, хоть в десять вечера. Но сегодня он был дома и предпочел составить ей компанию на кухне. Сидел возле стола, ритмично сжимая в руке резиновый эспандер, и краем глаза наблюдал, как любимая женщина насыщается тушеным мясом с зеленым салатом.

Их брак находился еще в той стадии, когда темы разговоров не ограничиваются чисто бытовыми вопросами. Настя с детских лет была натурой увлекающейся, любознательной, проявляла интерес ко многим сторонам жизни. У Волкова сфера интересов была очерчена более строго, зато он копал глубже и никогда не спешил высказывать свое мнение, не разобравшись досконально в том или ином вопросе.

Обсуждая критическую ситуацию в сопредельном государстве, раздираемом гражданской войной и внутренними смутами, Сергей заметил некоторую напряженность в лице Насти. Она как будто возвращалась мыслями к неприятному событию, далекому от темы их разговора.

— Насть, на работе все в порядке?

— А? — рассеянно переспросила она. — Да, все нормально. У меня просто не идет из головы один тип…

— Что за тип?

— Да тот, который вчера тащился за мной через парк. Я уж не стала тебе по телефону говорить, не хотела беспокоить… Понимаешь, я вышла из офиса и пошла пешком, как обычно. Дождик накрапывал, так что людей в парке почти не было. Я случайно обернулась и увидела молодого парня, он шел следом за мной. Держался метрах в двадцати. Я ускорила шаг — и он ускорил, я притормозила — и он тоже…

— А когда ты вышла из парка, он…

— Так и продолжал идти за мной! Даже не особо-то и таился. Я сообразила, что ни к чему показывать ему наш подъезд, зашла в ближайший магазин, поднялась на второй этаж, где бытовую химию продают, и вышла с другой стороны. Огляделась по сторонам, этого парня нигде не увидела.

— Очень правильно ты сделала, — кивнул Сергей, — если он не знал, где ты живешь, то и теперь не знает. Как выглядел?

— Да я его особо внимательно не рассматривала, тем более дождь шел, а у меня еще и зонтик в руках был… По виду — типичный гопник. Кепка-аэродром, короткая кожаная куртка, джинсы. Черты лица не разглядела, но кожа очень бледная.

— Знакомым он тебе не показался?

— Нет, точно нет. А знаешь, что самое неприятное? Я ведь сегодня на маршрутке поехала не только из-за дождя. Еще из-за него! Как только вышла с работы, почти сразу же его увидела.

— В смысле, он тебя ждал?

— Получается, так. Близко не подходил, просто проводил меня взглядом. Я подошла к остановке и села в маршрутку… Сереж, как думаешь, что бы это могло значить?

Волков на пару секунд задумался.

— Наиболее вероятны два варианта. Первый: это действительно гопник, и он, как и всякий гопник, очень любит пугать людей и заставлять их нервничать. Они от этого кайф ловят, понимаешь ли. Причем пугать предпочитают без нарушения закона: он же к тебе не подходил, не бил, не оскорблял, да? А идти вслед за кем-то законом не запрещено. И второй вариант: сексуально озабоченный чудак, которому ты понравилась. Ты ж у меня красавица, Настюша, я уверен, что ты многим нравишься… А среди мужского пола есть и такие экземпляры, которые не знают, как подойти к понравившейся женщине и как с ней заговорить, вот и остается только плестись следом…

Настя покачала головой.

— Не знаю, Сереж. Не уверена.

Она поставила тарелки в мойку, налила чашку чая и снова присела к столу. На ее колени тут же запрыгнул черно-белый Зигфрид, семь лет назад подобранный юной Настей в помоечных окрестностях и прозванный ею в честь героя норманнского эпоса. Своего кота девушка безумно любила, приписывала ему прямо-таки человеческие интеллект и сообразительность, поэтому, переехав в прошлом году к будущему мужу, прихватила Зигфрида с собой в качестве своеобразного приданого. Сергей не был против и со временем тоже привязался к новому питомцу.

— А если это был маньяк? Настоящий маньяк? Что, если он меня выслеживал?

— Сомневаюсь. Такое поведение не типично для маньяка, — уверенно сказал Сергей. — Они, конечно, разные бывают, но те, которые убивают и насилуют, подобным образом себя не ведут. Давай так, Настюша: не паникуй раньше времени, просто перестань на несколько дней ходить через этот парк. Езди на маршрутке. Держись людных мест. И внимательно оглядывайся по сторонам. Если ты увидишь его еще раз, постарайся сфотографировать на телефон. Кстати, на офисных зданиях обычно камеры наблюдения установлены, у вас, наверное, тоже?

— Да, над входом. Но я не уверена, что он сегодня попал под нее…

— Ну вот, если он еще появится, я попрошу наших ребят из Центрального района просмотреть запись. Может, кто-нибудь его и узнает. Особенно если в розыске числится или на учете в психушке состоит.

— Что-то мне не по себе… Предчувствие нехорошее.

— Ничего не бойся, Настя. Ты же не одна, — он погладил ее по запястью.

— Слишком уж гладко все у нас с тобой, — она улыбнулась. — И ты на хорошей должности работаешь, и я при деле. И в отношениях нас все устраивает, я вот ни на секунду не пожалела, что мы стали жить вместе… А когда все хорошо, обязательно должно случиться что-то плохое.

— Да с чего вдруг? Кто это придумал? Мы же не по течению плывем, а сами свою жизнь устраиваем. Помнишь, как все у нас с тобой начиналось? Помнишь встречу возле филармонии?

— Помню… Через полмесяца у нас вторая годовщина знакомства, кстати.

— Отметим, — кивнул Волков. — И не думай ты о плохом, не накручивай себя. Настоящие маньяки-убийцы попадаются гораздо реже, чем в кино. Я вот уже семь месяцев в полиции работаю, и не было за это время в нашем районе ни одного преступления, похожего на дело рук маньяка.

— Но я-то работаю в Центральном районе, — заметила Настя. — Ладно, Сереж, не будем больше об этом. Маньяки маньяками, но мы с тобой пока живы и здоровы… Какой фильм будем сегодня смотреть?

Ближе к ночи дождь усилился, перейдя в настоящий ливень. По северной окраине города прошла гроза, столь непривычная для середины апреля. В уютной теплой квартире двое молодых людей сидели на диване, обнявшись, и смотрели по ноутбуку очередную вампирскую историю. Один из них, впрочем, следил за развитием сюжета весьма мало.

К вечеру субботы дождь прекратился, небо стало понемногу очищаться. Вера Ивановна не обращала на погодные изменения никакого внимания. Последние годы она если и выходила на улицу, то только до продуктового магазина, обустроенного в соседнем доме. Ноги, прежде неутомимые, теперь отказывались ей служить. Подустали, видать, за семьдесят пять лет. А просто сидеть во дворе на лавочке пожилая женщина не любила. Не с кем ей там было общаться. Даже в лучшие времена она не поддерживала особо дружеских отношений с соседками, а к данному моменту почти все коренные обитатели старого дома переселились в лучший мир, и в их квартирах теперь жили совсем другие люди, в основном молодые и здоровые, которым она была совсем не интересна.

Кроме того, мысли Веры Ивановны были заняты другим. Она никак не могла понять, куда запропастилась внучка. Не припоминала пенсионерка, чтобы Белла когда-нибудь не приходила домой ночевать, не предупредив об этом. Могла прийти поздно, даже под утро, но и такое случалось крайне редко. Где ж ей ночевать-то, если не дома, с ее нелепо сложившейся судьбой?

Флегматичная старушка, никогда не отличавшаяся повышенной нервозностью, теперь была донельзя взволнована. С домашнего телефона она неоднократно пыталась дозвониться до внучки. И каждый раз слышала в ответ длинные гудки. Ну вот что за дела, почему девчонка не отвечает на звонки?

Вера Ивановна перебирала в уме все возможные варианты, в том числе и самые страшные. Самым страшным вариантом была смерть внучки. Насильственная, ясное дело. В двадцать три года своей смертью не умирают. Разве что наркоманы, хотя вряд ли их смерть можно назвать естественной.

Два вопроса беспокоили старушку. Первый: как она будет существовать, если Белла не вернется? С ее здоровьем одной не прожить, это уж точно. До магазина доползти она может, но ведь ничего тяжелее пакета молока или булки хлеба она оттуда не принесет. Все продукты покупает Белла, она же и в аптеку ходит, и всю домашнюю работу делает. Вера Ивановна и не помнила, когда она сама последний раз мыла пол…

И второй вопрос: кого же она оставит на грешной земле? Кто продолжит ее род, если не Белла?

А ведь так хорошо все начиналось. В двадцать пять лет сына родила, в тридцать три — дочь. Супруг Веры Ивановны занимал ответственный пост в областном комитете Коммунистической партии, получал неплохие деньги, имел доступ к системе специального распределения, так что семья не бедствовала. И квартиру трехкомнатную получили в хорошем районе, с высокими потолками и окнами на две стороны. И дефицитные продукты на столе не переводились, и импортная одежда в шкафу висела, и в Болгарию несколько раз выезжали… Да вот только недолгим оказалось семейное счастье.

Дети Веры Ивановны представляли собой как бы живое опровержение известной пословицы о том, что яблоко, дескать, недалеко от яблони катится. Подолгу копаясь в воспоминаниях, никак она не могла понять, какие ошибки они с покойным мужем Колей совершили, что именно сделали неправильно в воспитании дочери и сына. Ведь ни сил, ни времени на них не жалели. И как же могли в интеллигентной, добропорядочной советской семье вырасти два таких моральных урода?..

Началось с Виктора. Право, не будь он сыном высокопоставленного партийного чиновника, он бы и среднюю школу не окончил. Дерзкий, нахальный, грубоватый, да к тому же еще умственно ленивый. Учителя от него стрелялись и втайне мечтали удавить, но тройки ставили и из класса в класс переводили. В день получения аттестата Витя напился до умопомрачения, устроил драку, сильно избил одноклассника. Был доставлен в ближайшее отделение милиции, откуда его с большим трудом выцарапывал отец. И ведь советовали друзья семьи: да оставьте вы его в покое, пусть идет в армию на два года. Может, так и надо было сделать. Говорят, из некоторых молодых людей срочная служба лишнюю дурь выбивает. Так нет, сама же Вера Ивановна и настояла, чтобы муж помог молодому обормоту поступить в институт. И началась у Вити беззаботная студенческая жизнь: через день он напивался в кабаке или в общаге, постоянно менял девиц легкого поведения, общался с какими-то темными личностями… Столь веселая жизнь требовала денег, а взять их можно было только у родителей. После того как из квартиры пропало несколько дорогостоящих вещей, включая сверхдефицитный японский магнитофон, отец Вити твердо сказал: пошел вон. Снял непутевому отпрыску однокомнатную квартиру и предоставил жить на стипендию. Уже гораздо позже родители узнали, что их сын приноровился по ночам «раздевать» автомобили: четыре колеса и лобовое стекло обеспечивали ему неделю сравнительно безбедного существования. Кое-как он сдавал экзамены, выезжая в основном за счет отцовской фамилии. Если бы преподаватели знали, что завотделом обкома товарищ Квашнин практически не общается со своим сыном, возможно, Виктор и не дотянул бы до четвертого курса.

В марте восемьдесят шестого Вера Ивановна перенесла первый в жизни сердечный приступ. И было от чего. Виктора арестовали по подозрению в групповом изнасиловании. Вместе с двумя друзьями. Как выяснилось на следствии, они пригласили на свою квартиру хорошенькую второкурсницу, отличавшуюся некоторой щепетильностью по части секса. Стыдливостью, проще говоря. Как водится, для начала напоили шампанским, потом стали склонять к групповухе. Девчонка отнекивалась, хотела уйти, да не тут-то было. Все трое получили удовольствие, а тут как раз и отец девушки в дверях нарисовался. Оказалось, одна из ее подруг позвонила ему и сообщила, что дочь собирается проводить вечер в компании не совсем добропорядочных молодых людей. С вещественными доказательствами все оказалось в норме, характеристики всем троим насильникам дали самые прескверные, да вдобавок отец юной потерпевшей оказался сотрудником городской прокуратуры.

А на необозримых просторах Советского Союза вовсю разгоралась горбачевская перестройка. Одним из ее побочных следствий стало то, что принадлежность родителей к партийной элите уже не обеспечивала их детям абсолютную безнаказанность. Скорее, наоборот: группировке молодых реформаторов, дорвавшейся до верховной власти, было очень выгодно выставить в неприглядном свете партийного работника старой закалки. Так сказать, гневно осудить и отмежеваться. Заодно продемонстрировать народным массам, что безвозвратно канули в прошлое те времена, когда карающий меч правосудия боялся ударить по высокопоставленным функционерам и их нашкодившим сыновьям.

На суде Виктору Квашнину предъявили обвинение не только в изнасиловании, но и в кражах автозапчастей. Дали семь лет лишения свободы и отправили в одну из уральских колоний. Очень скоро произошли кадровые перестановки в обкоме, и новые начальники вежливо объяснили его отцу, что человек, воспитавший своего сына лентяем, вором и насильником, недостоин гордо шагать в первых шеренгах борцов за народное счастье, и столь же вежливо попросили уйти на покой. Сердце у Квашнина-старшего оказалось еще слабее, чем у Веры Ивановны, и на покой он таки ушел, в том же году. На вечный покой.

Ни разу за весь срок женщина не ездила на свидания к сыну. Мало того что вел аморальный образ жизни и позорил достойных родителей, мало того что совершил отвратительное преступление, за которое могут наказать даже сами уголовники, так еще и стал виновником преждевременной смерти отца. Вера Ивановна не испытывала более никаких материнских чувств к Виктору. Когда же он после освобождения вернулся в город и заявился к ней, имея твердое намерение вновь поселиться в ее квартире, она решительно показала ему рукой на дверь. Не сына она видела перед собой, а типичного уркагана, с глубоко запавшими хитрыми глазами и зэковскими манерами. Несколько недель продолжалась война: Витя периодически долбил в дверь, орал и матерился на весь подъезд, требуя от матери либо впустить его, либо немедленно разменять «трешку» и обеспечить его жилплощадью. Вконец измучившись, Вера Ивановна пожаловалась участковому милиционеру. Тот отнесся с пониманием, подкараулил Квашнина в подъезде, изрядно помял, а потом пригрозил, что если он не оставит мать в покое и еще раз покажется поблизости от ее дома, то легко может получить вожделенную жилплощадь в местах лишения свободы. Предупреждение подействовало, Витя исчез. Больше Вера Ивановна его не видела, только однажды услышала от знакомых, что сын живет в соседней области, имеет сожительницу и даже ребенка.

Что же касается дочери… Ах, про нее лучше вообще не думать. Как начнешь вспоминать, так и сердце прихватывает.

Вторую ночь Вера Ивановна провела в ожидании внучки. Поминутно просыпалась и вслушивалась в темноту. Еще несколько раз пыталась дозвониться до Беллы. Ближе к утру длинные гудки сменились бесстрастным голосом, извещавшим, что абонент находится вне зоны действия сети.

В половине одиннадцатого в квартире раздался телефонный звонок. Вера Ивановна схватила трубку.

— Оперуполномоченный Черновский, из отдела полиции Центрального района, — услышала она. — Скажите, пожалуйста, у вас есть внучка?

— Да! — выкрикнула пожилая женщина. — Что с ней?

— К сожалению, она умерла… Вы можете приехать на опознание?

Вера Ивановна несколько секунд молчала, опершись рукой на стену и глубоко дыша. Самые страшные ее предчувствия подтвердились. И все же сейчас, когда смерть Беллы стала фактом, она чувствовала себя лучше, чем вчера, когда она страдала от неизвестности и неопределенности.

— Да. Могу, — выговорила она. — Куда мне приехать?

Земля под ногами хлюпала, пропитавшись дождевой водой за два дня. Андрей Черновский засунул сотовый телефон в карман и сочувственно посмотрел в сторону кинолога, который тщетно уговаривал своего четвероногого друга взять след. Овчарка принюхивалась, поскуливала, кружилась на месте. Потом обреченно села и с почти человеческой укоризной взглянула на хозяина, как бы говоря: не требуй невозможного.

Конечно, разве может собака в таких условиях результативно работать? Как заявил судебный медик, смерть девушки наступила примерно сорок часов назад, то есть в пятницу вечером, а дождь прекратился только спустя сутки. И ладно бы только это. Так ведь место преступления еще и затоптать успели. В полицию позвонил мужчина, который в десятом часу утра гулял по парку со своим псом. По его словам, именно пес и обнаружил мертвое тело. Судя по свежим отпечаткам лап, здесь топталось нечто похожее на кавказскую овчарку, никак не меньше. Здесь же и следы кроссовок хозяина, который, прежде чем звонить, решил убедиться, что девушка мертва. И еще одна дорожка следов, тоже свежая. Оперативно-следственная группа прибыла на место через полчаса после получения сигнала, вот за это время кто-то из прохожих и успел проявить любопытство. Интересно же посмотреть, что за предмет там валяется, в десятке метров от тропинки. Впрочем, как заметил сам Сафронов, идущему по тропинке человеку было бы весьма трудно заметить лежащее за кустами тело, одетое в неброскую одежду темных тонов. Зеленые листочки еще только начали проклевываться на ветках, но сами по себе кусты довольно ветвистые, обзор закрывают.

Черновский еще раз пробежал глазами список номеров в памяти телефона убитой девушки. Десять минут назад, получив от следователя указание выйти на связь с кем-то из ее родных, он уже листал его. Искал абонентов под именами «мама» или «папа». Таковых не оказалось. Отыскался только один абонент, намекающий на родственную связь, — «бабушка». Именно ей он только что и позвонил.

Сидя на складном стульчике, Елена Сергеевна быстро писала протокол осмотра. Писала неразборчиво, сокращая чуть ли не каждое второе слово. Все равно потом перепечатывать на компьютере.

Вся ситуация Елене Сергеевне не нравилась. Во-первых, она была убежденной противницей насилия и не любила, когда убивали людей. Собственно, потому она после юридической академии и пошла работать в органы следствия, чтобы выводить на чистую воду отморозков, плюющих на человеческие жизни.

Во-вторых, она была почти уверена, что расследование убийства Беллы Квашниной (с ума сойти, ну и сочетание!) повесят именно на нее. В данный момент за ней числилось меньше уголовных дел, чем на любом из ее коллег по следственному отделу. Искать и находить убийц — приятно, но еще приятнее, когда лишняя работа на тебе не висит. Работать Елена Сергеевна не любила, потому что была сравнительно молодой и красивой женщиной и очень дорожила свободным временем.

В-третьих, следователю Палкиной не нравилось одно обстоятельство, на первый взгляд вроде бы несущественное: возле трупа не было найдено никаких предметов. В карманах одежды — тоже. Елена Сергеевна по собственному опыту знала, что у женщин так не бывает. Женщина не выходит из дома без вещей. Почти всегда у нее при себе есть сумочка. Это может быть миниатюрный ридикюль, а может быть огромный баул, типа как под картошку. Если сумочки все же нет, то вся мелочовка рассовывается по карманам. У Беллы Квашниной в последний час жизни карманы имелись в достатке: пять в куртке и четыре в джинсах. Только вот пустовали они. Единственным исключением был сотовый телефон довольно престижной модели. Аккумулятор в нем сел, Елена Сергеевна видела, как Андрей Черновский вставлял в телефон батарею из своего собственного аппарата, чтобы вызвонить кого-нибудь из родственников погибшей. По заложенному в мобильник телефонному номеру удалось и личность погибшей установить, прямо на месте.

Почему же нет никаких вещей? Самое примитивное объяснение: их забрал убийца. В пользу этой дешевой версии говорило и отсутствие каких-либо украшений на теле жертвы. Ни колечек, ни сережек… Впрочем, уши не проколоты, а на пальцах нет следов ношения колец.

Но телефон! Почему ж телефон-то не взяли, если ее ограбили? Такой аппарат в салонах сотовой связи на пятнадцать тысяч потянет. Скупщикам краденого можно сдать за пять-шесть. Тоже деньги.

К следователю подошел оперативник, которого она полчаса назад отправила осмотреть окрестности.

— Ничего, Елена Сергеевна.

— Зонт не находили?

— Нет.

— Чушь какая-то получается. Позавчера весь день дождь моросил. Если она гуляла по парку, то должна была иметь зонтик.

— Да не гуляла она, — уверенно сказал опер. — У нее даже ключей от квартиры нет. Я уверен, что ее сюда силой затащили.

— Или вообще убили в другом месте, а сюда привезли уже мертвой, — высказал предположение Черновский.

— Нет, — помотала головой Елена Сергеевна, — привезти ее сюда не могли, просто потому что автомобильной дороги поблизости нет.

Замечание было резонное. Труп обнаружили в сотне метрах от западного входа в парк культуры и отдыха. Чтобы зайти в парк с этой стороны, нужно было пройти по пешеходному мостику, перекинутому через овраг. Движение автотранспорта здесь было невозможно даже теоретически.

— К тому же у нее на подошвах кроссовок местная почва, — добавила следователь. — Она по этому парку ходила своими ногами. Так ведь, Иван Германович? — обратилась она к пожилому эксперту.

— На глаз — так, а точно смогу вам сказать только после экспертизы. Сегодня не обещаю, а завтра будет готово.

— Никаких больше повреждений на теле не нашли?

— Нет. Только три ножевых ранения. Одно в живот, два в грудь. Причем, Еленочка Сергеевна, я почти уверен, что первым был удар в живот. Не очень серьезное ранение, она бы от него не умерла. Максимум шок был бы. А вот две другие раны — смертельные, в область сердца.

— Но это не все? — уточнила следователь, которая уже сталкивалась с Иваном Германовичем по работе и знала, что он никогда не говорит всего до конца.

— В живот ее ткнули, когда она находилась в вертикальном положении. А в грудь — когда лежала на земле. То есть ее целенаправленно добивали. Вот так-то. Да, и потом еще нож вытерли о джинсы, довольно тщательно.

Женщина еле заметно содрогнулась. В конце концов, Лена Палкина еще шесть лет назад была самой обыкновенной студенткой, сидела на лекциях и писала конспекты, а «убойными» делами стала заниматься только в прошлом году. Не успела привыкнуть к человеческой мерзости.

— Карманы хорошо проверили?

— Само собой, — ответил Черновский. — Пусто.

— Чушь какая-то… А ну-ка, Андрей, приподнимите ей правую руку.

Оперативник послушно взялся двумя пальцами за рукав и потянул. В пожухлой прошлогодней траве что-то тускло блеснуло.

— Руками не лапать! — прикрикнула Палкина.

Эксперт осторожно подцепил пинцетом блестящий предмет и показал следователю. Маленькая, очень тонкая пластинка серебристого цвета в виде надкушенного яблока.

— У меня на крышке ноутбука такое же нарисовано, — пробормотал Черновский.

— Хорошо живете, значит, — заметила Елена Палкина и больше ничего не сказала. Она не знала пока, радоваться ей или огорчаться. Теперь понятно, что расследовать убийство девушки будет другой следователь, и это хорошо. Работы меньше. Но серебристое яблоко говорило еще и о том, что Садовод уверенно продолжает свою смертоносную деятельность и не собирается останавливаться на достигнутом. И это очень плохо.

В уголовном розыске Сергей Волков работал чуть более полугода. Не по зову сердца и велению души надел полицейскую форму, а по необходимости. В прошлом году его уволили с военной службы в связи с сокращением должности. Перспектива получения пенсии отодвинулась в дальние дали, и это обстоятельство категорически не нравилось Сергею. Пришлось выбирать между несколькими военизированными министерствами и службами, из которых сотрудники имеют право уволиться с пенсией, оттарабанив свои двадцать лет. Волков выбрал полицию.

С российской армией его теперь связывала только одна ниточка. Сергей числился внештатным сотрудником окружной военной газеты и время от времени писал для нее статьи на военно-исторические темы. Как-никак, журфак за плечами.

В воскресенье вечером он сидел за ноутбуком и набирал очередной текст. Редакция газеты заказала ему статью, приуроченную к семидесятилетию Победы. Писать нужно было об участии Украины и ее народа во Второй мировой войне.

Вопреки обыкновению, Волков работал медленно. Подолгу не мог подобрать нужные слова, удалял одни предложения и заменял их другими, часто отворачивался от монитора и смотрел по сторонам, слегка покачиваясь на стуле и то и дело встречаясь с прищуренным взглядом лежащего на спинке дивана Зигфрида. Внезапно ощутил ласковое прикосновение Настиных рук на своих плечах.

— Ты как-то странно сегодня работаешь, беспокойно, — заметила она, коснувшись подбородком его макушки. — Трудная вещь?..

— Не в том дело, что трудная. Мне принципы мешают.

— В каком смысле?

— Ну, смотри. Есть миллион событий, имеющих отношение к моей теме. Знать их все я не могу, естественно. Я знаю, допустим, сто двадцать таких событий, наиболее важных и наиболее известных. Какой подход был бы правильным? Упомянуть обо всех этих событиях и сделать выводы. Так?

— Наверное, — осторожно согласилась супруга.

— Настя, но ведь у меня ж тогда статью не примут! Я ведь не дурак. Думаешь, не понимаю, каких выводов от меня ждут? Я должен, так сказать, уловить дух времени. Увязать прошлое с настоящим. Должен не выводы делать из фактов, а, наоборот, факты подстраивать под уже имеющиеся выводы… Поэтому приходится часть фактов — очень даже значительную часть, кстати! — просто отбрасывать.

— Это как если бы ты писал об устройстве Солнечной системы, преднамеренно не упомянул о метеоритах, а потом сделал бы вывод: падение небесных тел на Землю принципиально невозможно…

— Молодец, хороший пример привела. Только в естественных и технических науках никто до такого маразма не доходит. В нашем веке, по крайней мере. Зато в истории — на каждом шагу. Глянь вот на эти фотографии, — он пощелкал клавишами и зашел на некий сайт, — они сделаны в июне-июле сорок первого года во Львове и Тернополе. Как думаешь, кому эти толпы людей так радуются, кому они улыбаются и машут руками? А некоторые и не просто машут, а вскидывают руки в столь узнаваемом приветствии… Вот как мне этих людей вставить в свою статью?

— Тут все просто: смотря что тебе нужно. Если ты хочешь получить гонорар и продолжать сотрудничество с газетой, про этих людей и про их вскинутые руки писать не надо. В конце концов, доносить свое мнение до людей можно через кучу других источников. Напиши книгу или учебник по истории, издай за свой счет, и никто тебя не посмеет одернуть…

— Книгу не потяну, — улыбнулся Сергей, — я все же не историк. И с каждым днем меня это все больше радует. Я бы постоянно мучился этическими проблемами. Описывать прошлое таким, каким оно было, или таким, каким желают его видеть миллионы «простых людей»? Вот вопрос…

— А мне очень приятно, что тебя такие вопросы заботят, Сережа, — очень серьезно сказала Настя. — И то, что ты сомневаешься, тоже хорошо. Идиоты ведь обычно не сомневаются, они четко делят все вокруг на черное и белое, на своих и чужих, бездумно развешивают ярлыки… Ой, что-то ты меня увлек этими проблемами. Я ведь хотела тебе сказать, что ужин готов. У нас сегодня рыбный стол. Салат из кальмаров и морской окунь с запеченной картошкой.

— К такому столу белое вино пригодилось бы… У нас есть?

— А то!

— Выпьем по бокальчику…

Волкову нравилось, что у Снежной Королевы хорошее настроение. От ее позавчерашних страхов не осталось и следа. Во всяком случае, она больше не вспоминала о преследовавшем ее незнакомце в кепке.

Сам он тоже не поднимал эту тему, хотя в мыслях постоянно возвращался к ней. Его жена никогда не была впечатлительной истеричкой, и напугать ее было довольно трудно. И если уж Настя испугалась, значит, причина была реальной. Преувеличивать и фантазировать она тоже была не склонна. Волков не сомневался, что преследователь ей не померещился и что он действительно интересовался ей, Настей, а не просто шел тем же маршрутом.

Объяснения, которые он предложил супруге, казались ему наиболее вероятными. Разве мало в городе психически нездоровых личностей? Не буйных шизофреников с пеной у рта, а именно людей с отклонениями. Людей с альтернативным устройством психики, как сказали бы толерантные граждане США. Людей, которым нравится пугать незнакомых девушек. Или, наоборот, выражать им таким образом свою симпатию… Вот один из них и привязался к Насте.

И все же в голове Сергея тонким комариным писком зудело оброненное в пятницу слово «маньяк».

А если на самом деле маньяк?

С классическими, стереотипными маньяками, которые выслеживают детей и молодых женщин, заманивают их в потайные места и убивают разными хитроумными способами, Волкову пока приходилось сталкиваться только в художественных фильмах. Он допускал, что рано или поздно ему придется гоняться за подобным типом. Возможно, психопат даже вступит с ним в интеллектуальную дуэль, как доктор Ганнибал Лектер с агентом ФБР Клариссой Старлинг. Волков даже не имел ничего против. Он еще не успел пресытиться криминальной романтикой. Разрабатывать маньяка-убийцу ему было бы интересно. Но он категорически не желал, чтобы в историю с серийным убийцей оказалась вовлечена его любимая Снежная Королева.

В понедельник, придя на службу, он позвонил своему единственному знакомому из отдела полиции Центрального района. Знакомого звали Александром. С ним Волков познакомился еще в прошлом году, когда дослуживал последние месяцы в армии. Друзьями они не стали и вообще не виделись с тех пор ни разу. Впрочем, просьба Сергея не требовала от капитана Сафронова никаких особых усилий. Узнать, не поступало ли заявлений от граждан, живущих в Центральном районе, о подозрительном поведении некого субъекта в кепке. И уточнить, не совершались ли в последнее время в районе парка культуры и отдыха нападения на детей и женщин, которые можно было бы списать на действия психопата. Только и всего.

Сафронов ломаться не стал, просьбу обещал выполнить. Через час перезвонил.

— Серега, поделись, откуда у тебя данные о парне в кепке?

Волков в двух словах рассказал о Настиных приключениях. Сафронов не на шутку заинтересовался.

— Значит, прямо в парке, вот это да… И что, она там каждый день ходит с работы, так?.. Серега, есть тема для разговора.

Работа у Волкова была не кабинетной. То есть, конечно, кабинет имелся, но проводил он в нем не более трети рабочего времени. Двигаться приходилось много. Наряду с кучей минусов, это обстоятельство содержало и один важный плюс. В любое время можно было исчезнуть из отдела как будто по служебным делам. Требовалось только придумать грамотную легенду: с какой целью ушел и каковы результаты.

Сразу после обеда он поехал к Сафронову, оставив своего начальника в уверенности, что идет проводить повторный опрос жильцов дома, где недавно произошла дерзкая квартирная кража.

— Значит, Серега, такая вот неприятная история вырисовывается, — с хмурым лицом начал Сафронов, раскладывая на столе бумаги с малопонятными пометками. — Вчера утром в городском парке культуры и отдыха обнаружили труп девчонки. Квашнина Белла Николаевна. Возраст — двадцать три. Убита тремя ножевыми ударами, из них только два являются смертельными. Время смерти — вечер пятницы. Как раз тогда, когда твоя Настя во второй раз увидела пацана в кепке. Ты говоришь, она в тот день поехала на маршрутке?

— Да.

— Правильно сделала. Могла бы сама там лежать, за кустами.

— Охренеть можно. — Сергей помолчал. — Думаешь, этот парень и убил Квашнину?

— Да я пока никак не думаю. Только сегодня на оперативке узнал. Но знаешь, как-то не верится в такое совпадение. В четверг он провожает твою жену чуть ли не до самого дома. В пятницу она видит его возле своего офиса, пугается, садится в маршрутку. И примерно в то же время происходит убийство в парке, недалеко от западного входа. Труп нашли в нескольких метрах от тропинки, по которой должна была пройти твоя Настя…

Волков немного подумал.

— Нет, такое совпадение, в принципе, возможно… Но его вероятность исчезающе мала. Слушай, такая мысль в голову пришла: а он мог их перепутать?

— Настю с Беллой?

— Ну да.

Сафронов пожал плечами, вышел из кабинета. Вернулся через несколько минут с тонкой стопкой фотографий, бросил их на стол.

— От нашего отдела убийством Квашниной занимаются двое оперов. Я и Андрюха Черновский, ты его не знаешь. Познакомил бы, но его на месте нет. Посмотри фотографии и сам скажи, можно ли было девушек спутать.

На четырех снимках был запечатлен труп с разных ракурсов, еще одна фотография была прижизненной. Взглянув на них, Волков про себя облегченно выдохнул. Во всяком случае, Настя не была предполагаемой жертвой. Убивая Квашнину, маньяк никак не мог считать, что убивает Анастасию Волкову. Жена Сергея была писаной красавицей, и не только с точки зрения своего супруга. Погибшую же назвать красавицей можно было только в темноте. Маленькие серые глаза с почти невидимыми ресницами, слегка приплюснутый нос, излишне тонкие губы… Нет, лицо ее не было отталкивающим, но про таких девушек обычно говорят сочувственным тоном: «Зато она умная». Темно-каштановые волосы, забранные на затылке в узел, делали ее совершенно не похожей на блондинку Настю.

— Во что она была одета?

— Коричневая куртка из кожзаменителя, черные джинсы, кроссовки. Ни сумочки, ни зонтика, никаких других предметов.

Волков покачал головой. Он хорошо помнил, что в пятницу Настя была одета в черное драповое полупальто и такие же черные брюки. Плюс красный шарфик и сапожки на каблуках. Ничего общего, короче.

Сафронов курил, выпускал клубы дыма, исподлобья поглядывал на сослуживца. Казалось, он ждет очередного вопроса.

— Так что по поводу психопата? — спросил Сергей. — Ищут у вас в районе кого-нибудь похожего?

— У нас ищут. И не у нас тоже ищут.