Садовод

Глава 11

Следующие два дня прошли в напряженной работе. Оперативники упорно искали доказательства виновности Беллы Квашниной. Такие доказательства, которых было бы достаточно для закрытия уголовного дела. Предложенные следователем направления работы они поделили между собой, постаравшись равномерно распределить нагрузку. Сергею досталась центральная библиотека. Черновский встречался с людьми, которые проходили свидетелями по трем предыдущим убийствам. Сафронов же вместе с самим Кроликовым провел дотошный обыск в квартире Веры Ивановны, в которую уже успела заселиться внучка ее тюменской сестры.

Рыба клюнула на все три заброшенные наживки. Правда, разной степени жирности. Самую хилую рыбешку вытянул Волков. Одна сотрудница центральной библиотеки припомнила, что один раз застала Беллу за учебником следственной практики. Другая сотрудница рассказала, что видела на рабочем столе Квашниной книгу с говорящим названием «Расследование убийств». У обеих женщин факты эти отложились в памяти лишь потому, что подобные издания пишутся для специалистов, а никак не для молоденьких девочек, обучающихся на факультете психологии. Понятно, что у человека может быть хобби, но очень уж странно было вообразить, что увлечением тихой серой мышки является криминалистика.

Откровения библиотечных женщин сами по себе вряд ли тянули даже на статус косвенной улики. Мало ли кто чем интересуется?.. Немногим больше повезло Кроликову, который около двух часов осматривал квартиру покойной Веры Ивановны. В комнате Беллы не обнаружилось ни ножей, ни яблокоподобных пластинок, ни дневниковых записей с красочным описанием совершенных преступлений. Заслуживающей внимания находкой оказалась лишь пара книжек со штемпелем центральной библиотеки. Учебник по анатомии и пособие по приемам рукопашного боя. Опять же, улика весьма шаткая, если рассматривать ее отдельно от всего прочего.

Самый богатый улов достался Андрею Черновскому. Беллу опознал по фотографии официант из того самого кафе, в котором произошло последнее убийство. По словам парня, в кафе она заходила два вечера подряд, седьмого и восьмого марта. Он ее оба раза и обслуживал. Потому ее и запомнил, да еще потому, что она отличалась от других посетителей. Сидела в уголке, заказывала сок и овощные салаты. Ни вина, ни мяса, ни рыбы. Понятно: Великий пост. Ясно и то, что седьмого марта девушка выходила на рекогносцировку. Присматривалась к месту. Возможно, была тогда и безоружная. А уже в праздничный вечер пришла с ножом. Тогда-то и оборвалась жизнь Наташи Пешковой, имевшей неосторожность выглядеть счастливой и довольной…

Повезло Андрею и в ресторане «Рапунцель», где весело проводил свой последний вечер Олег Волнухин. Камера видеонаблюдения, установленная неподалеку от входа, зафиксировала множество лиц, мелькавших в тот вечер у входа в ресторан. В их числе — лицо Беллы. Она не особо и таилась, полагаясь на темноту январского вечера, но один раз попала в свет автомобильных фар. Неудивительно, что зимой, просматривая запись, оперативники не обратили на нее внимания. Ну, прохаживается девушка возле входа в питейное заведение, ну и что?.. Они ведь не знали тогда, что это за девушка такая.

Эксперты тоже не сидели сложа руки. Согласно их заключению, Белла Квашнина была убита именно тем ножом, который две недели провалялся в водяной яме. Кроме того, они подтвердили предположение Кроликова о том, что три предыдущих убийства совершались ножами подобного типа.

Сидя в кабинете и поджидая самого главного свидетеля, Николай Григорьевич раздумывал о преступлениях, виновник которых успел уйти из жизни до того, как правоохранительные органы вышли на его след. Труднее по таким делам работать или легче? С одной стороны, была бы жива эта чертова «сестра Варвара», уж он сумел бы ее раскрутить. Никакие книжки по криминалистике не помогли бы ей, если бы он применил все хитроумные приемы допроса, которыми владел в совершенстве. А с другой стороны, будь она жива, божий человек из Свято-Натальиного монастыря не стал бы свидетельствовать против нее, против своей духовной дочери. И кто знает, скольких молодых людей она бы еще порезала, прежде чем совесть подсказала бы святому старцу правильное решение…

Старец Петр появился вовремя, минута в минуту. Старая офицерская привычка. На вопросы отвечал медленно, как бы пересиливая себя. Подробно пересказал все то, что шесть дней назад говорил Сергею Волкову. Вспомнил и некоторые мелкие детали, которые мог знать только от человека, действительно совершившего все четыре убийства. Подписал протокол. На прощанье перекрестил следователя, вышел из кабинета и тут же повалился на пол, хрипя и хватаясь растопыренными пальцами за стену. Машина скорой помощи приехала на удивление быстро, но сердце старца перестало биться еще до того, как она довезла его до больницы.

Дабы не прохлопать нужного человека, список самоубийц оперативники составляли с размахом. Географические рамки — город и города-спутники. Временные рамки — со второго по четвертое мая включительно.

Людей, по тем или иным причинам пожелавших расстаться с жизнью, оказалось не так уж мало. В списке значилось девять фамилий. Отбросив четырех женщин, одного подростка и одного инвалида, уже много лет прикованного к коляске, сыщики сократили список до трех человек.

Медленно перебирая в руках прижизненные фотографии самоубийц, доставленные из паспортного стола, Волков пытался представить, как бы выглядели эти люди с расстояния в двадцать — тридцать метров, прикрытые пеленой моросящего дождя. И в кепках-аэродромах. Получалось плохо. И, к сожалению, не было среди них ни одного, кто имел бы явное и очевидное сходство с составленным со слов Насти фотороботом.

Первый, двадцатилетний пацан, с детства состоявший на учете у психиатра, повесился в сарае на родительской даче. И записку оставил. Если верить написанному, то причиной суицида была безответная любовь к известной поп-звезде, недавно вышедшей замуж за сына депутата Госдумы. Их роскошная свадьба неделю назад транслировалась по нескольким центральным каналам.

Со вторым вообще было непонятно. То ли дозу не рассчитал, то ли преднамеренно ввел себе в вену убийственную порцию наркотика. Наркотический стаж у парня имелся совсем небольшой, такие часто ошибаются с дозировкой. На всякий случай его все же внесли в список. Почему бы поклоннику и спасителю Снежной Королевы не оказаться наркоманом? И почему бы наркоману не выбрать в качестве орудия самоубийства шприц и героин?

Больше всего Волкова заинтересовал третий. Тоже молодой мужик, двадцать пять лет. Ничем не примечательная биография, вполне благополучная. Судим не был, ни на каких учетах не состоял. Вот только болел последние полтора года, из онкологического диспансера почти не вылезал. Жить не мог без обезболивающих таблеток, эффективность которых день ото дня понижалась. По версии матери, именно постоянные боли и стали причиной суицида. Чтобы не мучиться в ожидании неизбежного конца, улегся молодой человек в ванну и полоснул ножом по животу и по рукам. Все равно жить не больше трех месяцев остается, так чего тянуть?.. Но это мнение матери, а истинные причины могли лежать в совершенно другой плоскости.

Кандидатура несчастного Игоря Шарманова привлекала Сергея еще и потому, что, по словам мамы, в последнее время парень стал чрезвычайно религиозным, пристрастился к чтению христианской литературы, много времени проводил в молитвах, посещал храмы, в которых хранятся мощи святых и чудодейственные иконы. Неудивительно: даже здоровым людям хочется, чтобы «наверху» был кто-то великий и всемогущий, кого можно попросить о помощи. Да и инстинкт самосохранения работает на веру в чудесное. Очень хотят люди верить, что в момент смерти сознание не угаснет окончательно и бесповоротно, существование будет продолжаться, неважно, в каких формах. Райские кущи, адское пламя, реинкарнация — все что угодно, только не конец.

Так разве странно, что к вере пришел человек, неизлечимо больной да еще испытывавший на протяжении длительного времени сильнейшие боли?.. Нет. Наоборот, было бы странно, если б он к вере не пришел.

Собираясь ехать домой, Сергей сам себе дал поручение на завтрашний день. Непременно нужно проверить, бывал ли молодой человек в церкви Усекновения Главы Иоанна Предтечи. Это самое вероятное место, где могло состояться его знакомство с «сестрой Варварой». Да и в Свято-Натальин монастырь не мешает съездить. Туда поток богомольцев не иссякает, едут страждущие и болящие со всего региона. Могли они и там пересечься.

Когда Сергей уже проталкивался на своей «нексии» через вечерние пробки, позвонил подполковник Грушин.

— Я слышал, вы все же сумели найти человека, покушавшегося на вашу жену? — с легким налетом иронии спросил он.

— Да, Павел Иванович, — ответил Волков, совсем не удивившись осведомленности начальника. Грушина связывало многолетнее знакомство с начальником отдела полиции Центрального района, того самого, в котором последние две недели работал Сергей. Ему ничего не стоило позвонить старому товарищу и поинтересоваться, как там идет работа по делу, в которое вовлечен один из его сотрудников.

— И теперь вы заняты поисками другого человека, который фактически спас вашу Анастасию?

— Да. Уже нашли, можно сказать. Если завтра Настя опознает его по фотографии, следователь будет закрывать дело. Правда, доказательств маловато…

— А вы сами-то уверены, что хотите его найти? — резко спросил Грушин.

— Павел Иванович, я вам скажу откровенно: у меня такого желания нет. Какими бы мотивами он ни руководствовался, но для меня он сделал доброе дело. Он спас мою жену. Только, видите ли, у нас есть основания считать, что этот парень уже мертв. Уголовная ответственность ему не грозит. Ухудшить его положение мы не можем при всем желании. А вот установить его личность мне бы хотелось.

— Давайте так сделаем, — медленно произнес Грушин после непродолжительного молчания. — Вы подумайте еще, так ли вам необходимо знать имя этого человека. Завтра можете закончить ваши дела в Центральном районе. А ближе к вечеру приезжайте ко мне. Поговорим. Расскажете мне о вашем расследовании. В пятницу можете отдохнуть, а в понедельник возвращайтесь в наш отдел. Пора и текущей работой заняться.

Волков не расстроился. В конце концов, начальник его отпускал в соседний отдел с целью поимки Садовода. Садовода больше нет. Миссия выполнена. А убийцу «сестры Варвары» пусть ищут другие. Если, конечно, его имени нет в списке самоубийц…

Дома он поделился своими соображениями с Настей. Показал ей фотографии всех троих кандидатов, вкратце рассказал о каждом. Девушка долго смотрела, то и дело зажмуривалась и снова открывала глаза. Мысленно возвращалась в те дождливые апрельские дни.

— Я все же думаю, что это он, — медленно проговорила она, постукивая ногтем по одному их снимков.

— Но ты не уверена?

— Во всяком случае, двое другие совсем не похожи. А этот — похож. Черты лица у него не расплывчатые и лицо вовсе не плоское, как мне показалось тогда. Но я и видела его в других условиях, сам понимаешь. А вот сейчас представила: дождь моросит, а он шагах в тридцати от меня шагает в надвинутой на глаза кепке… Сереж, меня кепка и сбила. Ассоциативное мышление сработало. Кепка — атрибут гопника, а гопник в моем понимании — это именно плоскорожий дегенерат. Вот таким я его и запечатлела в памяти. А он на самом деле совершенно нормальный. Лицо круглое, простоватое, но нет в нем ничего отталкивающего.

— Да, Настюша, в твоих словах есть резон. Нам следовало раньше подумать об этом. Психологический момент, блин. Его мы не учли, когда фоторобот составляли. Ладно, будем считать, что ты его узнала. Но — неофициально. Завтра тебя будет ждать господин Кроликов, к пяти часам вечера. Покажет тебе несколько фотографий, в том числе эти, — он махнул рукой на разложенные на столе снимки. — Надо будет еще раз опознать, уже под протокол.

— Да без проблем. Хотя мне уже порядком поднадоели эти опознания… Слушай, Сереж, я вот о чем подумала: если он верил в Бога, как же он решился убить себя? Это же один из самых страшных грехов в христианской системе ценностей. Самоубийц даже не отпевают, а раньше их положено было хоронить за кладбищенской оградой…

— Ах, Настя… Если б все верующие люди жили в соответствии с заповедями своей религии, мир был бы совсем иным. Убийство — это ведь тоже грех и в христианстве, и в исламе. А между тем во имя Христа и Аллаха было убито в тысячи раз больше людей, чем во имя Сатаны. Да и вообще: в средневековой Европе, как и на Руси, неверующих людей в принципе не было. А кто ж тогда воровал, грабил, насиловал, мародерствовал? Инопланетяне, что ли? Так что ты не думай, будто сам факт принадлежности человека к одной из мировых конфессий автоматически ведет к его нравственному очищению.

— Да я и не думаю. Я смотрела статистику преступности по разным государствам. Как ни странно, самый низкий уровень преступности наблюдается в наименее религиозных странах.

— Вот именно. Да что далеко ходить, всего две недели назад тебя хотела убить истово верующая христианка, «сестра Варвара». И не за какие-то смертные грехи, а лишь за то, что ты красивая и счастливая. А другой истово верующий христианин знал о том, что его подопечная режет людей одного за другим, и ничего не сделал, дабы остановить это безумие.

— Кстати, Сереж, я вот так и не поняла: откуда она вообще про меня узнала? Мы с ней виделись последний раз в девятом классе. Ладно бы она меня высмотрела в ресторане или в ночном клубе, как тех, предыдущих жертв. Но она же меня выслеживала на улице. По каким признакам она поняла, что я счастлива?

— Настюша, да у тебя счастье на лице написано. Раскованная походка, лучистый взгляд — вот они, признаки. К тому же ты весну любишь. Весной ты часто поднимаешь лицо к небу, вдыхаешь аромат воздуха, напеваешь вполголоса. Разве мало, чтобы сделать вывод о твоем эмоциональном состоянии? Прибавь к этому свою ослепительную красоту, и получишь законное основание для лишения тебя жизни. С точки зрения ушибленных на голову идиоток типа твоей бывшей одноклассницы…

Спать они обычно ложились в одно время, но сегодня у Насти побаливала голова, поэтому она проглотила таблетку и нырнула в постель, не дотянув до одиннадцати вечера. А Сергей, нацепив на голову наушники, сидел перед экраном ноутбука и смотрел третью часть старого американского триллера, который ему всегда нравился не столько за динамизм и спецэффекты, сколько за детективную составляющую. Сюжет вроде простой: субъект в нелепом черном балахоне и с ножом в руке мочит обитателей провинциального американского городка, преимущественно парней и девушек. Но вот поди догадайся, кто из персонажей скрывается под этим балахоном… Волков обожал такие фильмы, которые дают зрителю возможность самостоятельно вычислить личность преступника.

О реальных событиях последних недель он старался не думать, но сюжетная линия сама собой вызывала знакомые ассоциации. Довольные жизнью молодые люди, ведущие довольно раскованный образ жизни… Череда смертей… Убийца с ножом… В какой-то момент Сергей вздрогнул и нажал на «стоп». Отмотал немного назад, просмотрел еще раз. Вышел на лоджию, постоял несколько минут, вглядываясь в ночную мглу. В комнату вернулся лишь тогда, когда удалось унять сердцебиение. Тихонько, стараясь не разбудить Снежную Королеву, он разделся и лег в постель, приказав себе не думать до утра ни о реальных, ни о вымышленных детективных историях.

Сознание Сергея приказ хозяина выполнило, хотя и с трудом. А вот подсознание его упрямо проигнорировало. Спал он неспокойно, пару раз просыпался. А когда закрывал глаза, видел себя в полутемном помещении, заполненном танцующими людьми. Сумрак перемежался с яркими вспышками света, грохотала музыка, клубился синий дым. Сергей бродил между ритмично двигающимися людьми, как будто не замечавшими его, и помнил только, что должен кого-то найти. Кого найти? Да только Снежную Королеву, больше некого. Ни с кем другим он в подобные заведения давно не ходит. Он всматривался в женские лица, несколько раз высоко подпрыгнул, но Насти не было видно. Мелькнуло одно лицо, показавшееся ему знакомым, и он кинулся было по направлению к нему, но в этот момент заливистая трель будильника вынесла его в мир реальности. Настя лежала рядом с ним, она никуда не потерялась.

Подбросив ее до автобусной остановки, он помчался в Заозерный район. В церковь приехал как раз к концу утренней службы. Быстро опросил троих священнослужителей, в том числе отца Александра. Все трое внимательно рассмотрели фотоснимки Игоря Шарманова и сказали, что никогда раньше не встречали его на службах и таинствах. Знали бы они, как надеялся Сергей услышать другой ответ…

После церкви он поехал к матери Шарманова. После самоубийства сына ей уже пришлось общаться с сотрудниками полиции, но никто не говорил ей, что мертвого Игоря подозревают в убийстве. Не было необходимости травмировать чувства несчастной женщины, только что потерявшей единственного сына. Чтобы ей не показалось странным слишком пристальное внимание оперативников, для нее придумали простенькую легенду. Якобы обстоятельства смерти Игоря смахивают не на суицид, а на хитроумное убийство. Она вроде бы поверила. В рамках этой легенды Волков и построил разговор.

— Анна Петровна, есть ли у вас какие-нибудь письма, написанные Игорем?

— Откуда? Сейчас никто письма не пишет, у всех телефоны. Да мы никогда надолго и не разлучались, чтобы он стал мне писать.

— Необязательно вам. Может, кому другому.

— Зачем это нужно?.. — женщина подняла выцветшие от горя глаза. — Почерк сравнить? Так Игорек посмертной записки не оставил, не с чем сравнивать.

— Очень нужно, Анна Петровна, — настаивал Волков.

Вздохнув, женщина порылась в старом секретере, вытащила пачку писем, положила на стол.

— Пять лет назад Игорек ездил в дом отдыха на Волгу. Оттуда написал несколько писем своей бабушке. Она тогда еще жива была. Сотовыми телефонами и прочими современными прибамбасами моя мама пользоваться не умела, а вот письма получать любила. Вот они, эти письма.

В этот момент в дверь позвонили, хозяйка поспешно вышла в прихожую. Прислушавшись к голосам, Волков понял, что женщина выпроваживает назойливых рекламных агентов. Несколько минут он делал вид, что читает. По несколько строчек из каждого письма он действительно успел прочитать, но особого смысла в этом не было.

— Так быстро прочитали? — недоуменно спросила Анна Петровна, когда он вернул ей письма.

— Я хотел только оценить стиль. Видите ли, ученые из Академии МВД такую версию разработали, будто предрасположенность к суициду можно распознать по тому, как человек пишет. Не почерк, а именно стиль изложения. Теория эта пока еще под вопросом, но я вот решил для себя проверить…

От предложенного Сергеем объяснения слегка попахивало бредом, но поглощенной горем женщине было все равно. Она даже не поинтересовалась, какой вывод сделал полицейский капитан при помощи своей «теории».

— Анна Петровна, вы можете припомнить, где ваш сын находился семнадцатого апреля, во второй половине дня?

— Меня ваши коллеги уже спрашивали. Вчера. Я ответила, что он, скорее всего, был здесь, дома. Но поручиться за это не могу. У меня в тот день смена закончилась в восемь вечера, около девяти я пришла домой. Вот к этому моменту он точно был здесь. А что за дата такая — семнадцатое апреля?

Волков опять сочинил на ходу какую-то небылицу, ощутив при этом легкий укол совести. Поспешно попрощался с несчастной женщиной и вышел на улицу. И тут же почувствовал, как завибрировал в кармане мобильный телефон.

— Сереж, я сдала! — радостно сообщила Настя. — Уже удостоверение выдали!

— Здорово! — обрадовался он. — А я и не сомневался, что ты сдашь. В ГАИ всегда легче сдавать, чем в автошколе. Как прошло?

— Нормально. Кажется, я инспектору понравилась, который рядом со мной в машине сидел. Я ведь сначала тронуться пыталась, не снявшись с ручника, а он сделал вид, что не заметил этого. Один штрафной балл только засчитал, за то, что направо из центрального ряда повернула…

— Да это ерунда, так многие делают. Ну все, Настюша, сейчас можешь забирать «рено» у родителей. В субботу съездим с тобой в ГАИ, оформим машину на тебя. А сегодня вечером непременно отметим это дело!

— Да, обязательно. Не зря же три месяца на занятия ходила…

— Про следователя не забыла?

— Да помню. К пяти часам. Я сейчас в офис, помелькаю там немного, пообедаю, а потом поеду на опознание.

Закончив разговор, Сергей слабо улыбнулся своим мыслям. С одной стороны, это очень хорошо, что у Настюхи теперь есть водительские права. А с другой стороны, теперь у него лишний повод для беспокойства прибавится. Зная Настин характер, можно предположить, как она будет гонять по дорогам города…

Еще вчера он намеревался после визита к Шармановой поехать в отдел полиции, но ночные видения скорректировали его планы. Достав телефон, он позвонил одной очаровательной девушке, которая совсем недавно дала ему свой номер.

В половине пятого он стоял возле кабинета подполковника Грушина. Осторожно взялся за ручку двери, сделал глубокий вдох. Разговор предстоял нелегкий, учитывая профессионализм начальника и его чувствительность ко всякой фальши.

Обо всем, что касалось Беллы Квашниной, он рассказал без утайки. Не умолчал даже о тех обстоятельствах, которые пробудили в нем первые ростки подозрения и о которых он так и не говорил ни следователю, ни оперативникам из Центрального района.

— Значит, иконы… А что же было необычного в этих иконах? — не скрывая любопытства, спросил начальник.

— С Иисусом Христом все понятно, икона как икона. Святой князь Владимир — тоже понятно. А вот третий — Иосиф Волоцкий. Это имя известно священнослужителям, известно оно также и любителям истории. Но основная масса нашего народа, включая верующих, никогда о нем не слышали.

— И кто же он?

— Иосиф Волоцкий — одна из самых мрачных фигур русской православной церкви. Прославился не столько религиозными делами, сколько политическими. В наше время его бы однозначно назвали экстремистом и привлекли бы за разжигание вражды и ненависти. Он открыто призывал государственную власть физически уничтожать еретиков и вольнодумцев. Еретиками и вольнодумцами, ясное дело, считал всех, кто не признает догматов официальной церкви. Многих людей по его настоянию действительно спалили. Плюс он являлся главным идеологом церковного хапужничества, то есть требовал, чтобы все, от крестьянина до царя, одаривали церковь богатыми дарами, платили за совершение обрядов и таинств… Ну, нечто вроде церковной десятины, по аналогии с Европой. Короче, православный инквизитор типа испанского Торквемады.

— Милый тип, — усмехнулся Грушин. — Так он что же, святой? На иконах ведь только святых изображают.

— Да, причислен к лику святых. Церковь его не очень афиширует, чтобы прихожан не отпугивать. Но вот Беллу Квашнину сия фигура не отпугнула. Из множества святых и праведников она выбрала именно его светлый лик в качестве настенного украшения. Может, считала его своим духовным вождем и вдохновителем?

— Думаю, да.

— А я в этом уверился после разговора с неким Женей, аспирантом-историком. Это бывший одноклассник моей супруги. В старших классах у него случился серьезный конфликт с Беллой. Она на него не по-детски наезжала из-за реферата, который он написал и блестяще защитил перед большой аудиторией. Тема реферата звучала довольно креативно: «Инквизиция у нас и у них». Главный тезис состоял в том, что по уровню кровожадности и нетерпимости московская православная церковь ничуть не уступала своей западной католической сестрице и что она сыграла весьма мрачную роль в нашей истории… Персоне Иосифа Волоцкого парень уделил особое внимание. Отделал его как Бог черепаху, со всех сторон. Потому-то Белла и взбесилась. А я, когда икону с рефератом сопоставил, сразу подумал: такая девушка на все способна. В том числе и на убийство. Идейные убийцы, они самые страшные. Куда хуже банальных любителей легких денег.

— Кроликову вы о своих догадках рассказывали?

— Нет. Я не счел нужным. Есть гораздо более весомые доказательства виновности Квашниной. Думаю, на следующей неделе дело будет закрыто.

— Да, этот монастырский отшельник вовремя умер… Очень хорошо, что он успел дать официальные показания. Ладно, с этим вопросом все понятно. А как вы нашли убийцу Квашниной?

Тщательно подбирая слова и стараясь ничем себя не выдать, Сергей рассказал и о двух письмах, и об обнаружении ножа, и о списке самоубийств, и о мертвом Игоре Шарманове. Умолчал он о двух вещах: о своем сегодняшнем визите к несчастной матери и о встрече с одной юной особой.

— Слабовато, — покачал головой Грушин. — У вас есть лишь один аргумент в пользу виновности Шарманова. Сам факт его самоубийства. Не маловато?

— Не только, товарищ подполковник. Моя Настя его опознала. Но я с вами согласен, нужно еще доказательства искать. Было бы неплохо, если бы следователь организовал обыск в квартире Шармановых. Не представляю, как этот обыск объяснить матери Игоря, но произвести его нужно.

— А сами вы как думаете? Это он убил Квашнину?

— Убежден в этом, Павел Иванович, — солгал Волков, не опуская глаз. — У Насти хорошая зрительная память, она не могла ошибиться. И еще, парень этот в последнее время стал чрезвычайно набожным. Я думаю, с Квашниной он познакомился на почве религии и каким-то образом узнал о ее проделках…

В шестом часу он вышел из отдела. Мысленно прокручивая в голове разговор с начальником, пытался понять: был ли он достаточно убедителен? не переиграл ли? не заметил ли Грушин неискренности в его словах?.. Мысли Волкова перескочили на Настю. Получается, угрожавшая ей опасность была гораздо страшнее, чем он думал еще два дня назад. Спасение ее можно было бы назвать чудесным, если бы Сергей верил в чудеса. Да и на сегодняшний день опасность окончательно не устранена. Но скоро все закончится, с его помощью.

Любимым алкогольным напитком Насти и Сергея Волковых было полусухое или сухое шампанское, они могли пить его хоть каждый день. Однако твердо решили сами для себя: шипучий напиток открывать только по красным датам, дабы не утратить то ощущение праздника, которое он дает. Иногда они от этого правила отступали, например, во время последнего похода в ночной клуб «Moon». Но не сегодня. Настины права обмывали превосходным мускатом, привезенным их друзьями из недавно вошедшей в состав России причерноморской республики.

Поглаживая Настино колено и принюхиваясь к запаху ее свежевымытых волос, он думал, что вот это великое счастье, счастье обладания любимой женщиной, для него могло закончиться три недели назад. Совсем рядом смерть была.

— Давай выпьем за твое спасение, Снежная Королева, — тихо предложил он, решив, что настал час откровенного разговора. Наполнил два высоких бокала ароматным вином янтарного цвета, один протянул Насте.

— Давай, дорогой мой. Только логичнее выпить за того, кто меня спас… Ах да, он же мертв! Тогда не будем чокаться, да?

— Будем, Настя, будем. Возможно, Игорь Шарманов был очень хорошим человеком, но к твоему спасению он не имел никакого отношения.

— То есть как? — удивилась девушка.

— Знаешь, я сам предложил следаку и нашим операм пройти этим путем: собрать сведения о недавних самоубийцах и искать Благодетеля среди них. Но потом я немного подумал и понял, что путь этот ведет в тупик. Я пошарился в Интернете, посмотрел статистические данные по разным населенным пунктам. И убедился, что в любом крупном мегаполисе за два-три дня набирается с десяток суицидов. Причем органам государственной власти становится известно примерно о половине таких случаев. Это я к чему? Это я к тому, что у нас в любом случае был шанс найти среди самоубийц подходящего человека. Смотри, мы выкинули из списка женщин, детей и стариков, оставили только молодых парней. Трое их оказалось. Мои коллеги выяснили, что все трое шестнадцатого и семнадцатого апреля могли быть в парке культуры и отдыха…

— Сереж, но я же его узнала! И вчера узнала, и сегодня тоже, когда мне Кроликов фотографии показывал! Я и протокол подписала…

— Да, ты узнала. Теперь-то я понимаю, как объясняется этот факт. Но еще вчера я думал, что Шарманов действительно следил за тобой в парке. Чтобы в этом убедиться, сегодня утром я побывал у его матери. Ничего важного не услышал. Зато кое-что увидел.

— Что?

— Мы с моими коллегами думали, что письмо в дежурную часть написал тот же человек, который убил Беллу Квашнину. Так оно и есть. Ну в самом деле, кто еще мог знать точное местонахождение ножа? Только тот, кто им воспользовался. Только убийца. Вот я и решил удостовериться, что письмо написал именно Игорь.

— Как же можно в этом убедиться, по почерку, что ли? Но ты же говорил, там были печатные буквы, да еще и фломастером.

— По почерку — нет. По способу сворачивать бумагу. Когда не было Интернета и люди в нашей стране еще писали обычные, бумажные письма, то в большинстве случаев листы они складывали вчетверо. И в таком виде засовывали в конверт. А послание Благодетеля было сложено втрое. Так принято в Европе и Америке.

— Точно! У моих родителей старые письма хранятся, так почти все они свернуты втрое. И у папы моего такая же привычка.

— Так вот, мать Игоря показала мне письма, которые он писал своей бабке. Все они сложены традиционным советско-российским способом. Это первое. Второе: я заметил, что орфографических ошибок в его письмах очень мало. У него с запятыми проблема. Ни сложносочиненных, ни сложноподчиненных предложений он не видел в упор. А у нашего Благодетеля, если судить по его письму, противоположная особенность. В простом слове «поверили» он допустил грубую ошибку, зато все запятые поставил правильно. И тогда я понял, что Игорь — просто несчастный человек, неизлечимо больной, который не нашел в себе сил терпеть постоянные боли. Законная эвтаназия в нашей стране не предусмотрена, вот и пришлось вскрывать себе вены…

— Сереж, но двое других парней, фотографии которых ты мне показывал, совсем не похожи на моего тайного поклонника. Если это был не Игорь, значит, в вашем списке его вообще не оказалось.

— Верно, не оказалось. Я подумал, что он все же не стал себя убивать. Причем даже не передумал, а не собирался изначально. Косвенно это подтверждалось тем фактом, что он заказал для тебя цветы через салон.

— А какая связь? — изумилась Настя.

— А как ты сама объясняешь, что он самолично подбросил конверт с фотографией в наш почтовый ящик, а букет заказал с помощью Интернета и телефона?

— Ну, не знаю.

— А суть вот в чем. На двери нашего подъезда установлен домофон, но, во-первых, к нему можно подобрать ключ, а во-вторых, можно зайти с кем-то из жильцов. Случалось, я сам запускал в подъезд незнакомых людей, не задавая им никаких вопросов. Так что возле нашего почтового ящика он мог оказаться без проблем. Достал из кармана конверт, опустил его в щель и спокойно вышел. А вот с хризантемами он бы побоялся зайти.

— Почему?

— Велик шанс, что его запомнят. Человек с букетом в руке всегда бросается в глаза. А засунуть цветы в карман он не мог.

— Он не хотел, чтобы наши соседи его запомнили, это я поняла. Но мне другое непонятно: зачем вообще нужно было посылать мне цветы?

— Мотивы — это вообще вопрос особый. Я сейчас знаю ответ на него, но изначально мне казалось, что это просто романтический жест, проявление симпатии к тебе. Причем ради того, чтобы свою симпатию проявить, он пошел на серьезный риск. Сотрудники цветочного салона запомнили его голос и зафиксировали телефонный номер.

— Ну и что? Ты же говорил, вам это мало помогло.

— Моим коллегам, — уточнил Волков, — моим коллегам это мало помогло. А мне этот рискованный поступок нашего Благодетеля очень помог. И еще мне помог фильм, который я вчера вечером смотрел, когда ты уже спала.

— В десятый раз смотрел? — слабо улыбнулась Настя.

— В седьмой. Что поделать, люблю пересматривать понравившееся кино… Там одна фразочка промелькнула, попробую процитировать: «Чтобы разобраться в ситуации, нужно вернуться в самое ее начало и обнаружить там ложную предпосылку, которую долгое время принимали за неоспоримую истину». Примерно так. Настюша, я сидел перед ноутбуком и вдруг почувствовал, что все эти три недели мы априори принимали за истину какой-то серьезный факт, который на самом деле ничем не подтверждался. Я проанализировал весь ход нашего расследования, но так и не понял, где мы ошиблись. Дошло до меня только сегодня, во время разговора с милой девушкой по имени Катя…

— А кто она?

— Дочка той суровой женщины, на которую оформлена сим-карта Благодетеля.

— Так ты же с ними еще три дня назад виделся!

— Да, только тогда Катя не сказала того, что сказала сегодня. По моей просьбе она пыталась вспомнить, когда и где у нее могли вытащить сим-карту из сумки. И мне ведь еще почудилась неискренность в ее ответах, но я не стал давить. А сегодня ночью я четко осознал, что эту Катю я совсем недавно уже встречал. Только в другом виде. Настя, я всегда поражался тому, как много может сделать женщина со своим лицом при помощи косметики. Мы с тобой танцевали в ночном клубе, а я смотрел на эту Катю, она с подругой тусила метрах в пяти от нас. Она тогда была в полной боевой раскраске, а в квартире-то я ее увидел в натуральном виде, сразу после душа. И не узнал. Вот только во сне и вспомнил…

— И что?! — воскликнула Настя. — Хочешь сказать, что это она мне цветы прислала?

— Нет, конечно. Но она мне сказала, что симку могла обронить только в одном месте. В клубе «Moon». В последних числах апреля, сразу после похода в клуб, она слегка приболела и ни в колледж, ни куда-либо еще не выходила, а потом были праздничные дни, и она опять же сумкой не пользовалась…

— А чего ж она сразу не сказала об этом?

— Побоялась, что мама услышит наш разговор. Там такая мама, — он сделал выразительный жест, — полковой командир в юбке. Понятия о нравственности весьма специфические. По словам Кати, мама ей категорически запрещает ходить в ночные клубы и другие злачные места. Катя ей тогда наплела, будто у подружки гостила.

— Ничего себе. Значит, он украл или подобрал симку в клубе. В простое совпадение не верится. Значит, он там следил за нами!

— Да, так можно было бы подумать. Если бы не одно обстоятельство. Катя сказала, что симку выронила в туалете. Искала в сумке жевательную резинку. А в сумке у нее вечно бардак, не как у тебя. Пришлось все содержимое вываливать на полочку. Вот в тот момент симка и выпала. Другой возможности Катя не допускает. А как ты думаешь, в какой туалет она заходила?

— В смысле?..

— В ЖЕНСКИЙ! Велика ли вероятность, что в женский туалет попрется мужик? Вот когда я об этом узнал, сразу и понял, какой факт мы бездумно принимали за истину.

— Женщина?! Благодетель — женщина? Но это совершенно невозможно. Я могла не запомнить черты лица, но принять женщину за молодого мужика — нет, невозможно!.

Волков вдруг рассмеялся. От удовольствия. Ему нравилось, что дорогая супруга умеет так натурально лгать.

— Нет, Настюша. Благодетель — не женщина. Но и не мужчина. Мы изначально ошиблись не с его половой принадлежностью, а с самим фактом его существования.

— Не понимаю тебя, Сережа, — очень медленно произнесла Снежная Королева, и он только сейчас заметил, как расширились ее зрачки.

— Тебе следовало быть со мной более откровенной. Я так и не понял, почему ты мне сразу не рассказала, в тот же вечер. Ты думала, я приду в ужас или стану тебя осуждать?

Настя залпом допила оставшееся в бокале вино. Откинулась на спинку дивана, прикрыла глаза и с минуту помолчала.

— В прошлом году у нас с тобой состоялся один памятный разговор… — проговорила она, не размыкая век. — Мы тогда теоретизировали на тему, какие причины могли бы разрушить наши чувства, изменить наше отношение друг к другу. Я спрашивала тебя: какой поступок я должна совершить, чтобы ты не захотел больше меня видеть. Ты тогда сказал, что это может быть убийство человека или животного, совершенное ради денег, ради удовольствия или ради любопытства… Семнадцатого апреля, возвращаясь домой, я этот разговор вспоминала и думала: рассказывать или не рассказывать? Там ведь ни о какой самообороне речь не шла. Было так. Я действительно пошла через парк, несмотря на дождь. Когда проходила мимо кустов, услышала, как меня позвали по имени…

Прикрываясь зонтиком от моросящего дождя, она с удовольствием вдыхала аромат влажного воздуха и думала о том, что вот сейчас она придет домой, и там ее уже будет ждать Сережа. Вчера-то вечером они не виделись, он был на дежурстве, так что некому было Настю обнять ночью. А сегодня ее обнимут…

«Какая я счастливая! Как странно мы, люди, устроены. Чтобы в полной мере осознать глубину своего счастья, нам нужно сравнить себя с несчастным человеком. Вот повстречала я вчера эту замухрышку, над которой весь класс потешался, поговорила с ней десять минут и теперь ясно вижу, какая у меня красивая, яркая, интересная, насыщенная жизнь. Я красива, умна и здорова, полна сил, у меня есть мечты… У меня есть главное, что делает женщину счастливой, — большая любовь. А у нее что есть? Мистическая муть в голове, нелепое мировоззрение, унылое и тоскливое существование. Конечно, если со дня на день ожидаешь конца света, весел не будешь… И еще у нее есть зависть. Как она на меня посмотрела на прощанье, даже жутко стало. А я ведь ей никогда ничего плохого не сделала. Просто живу не по ее понятиям. Значит — неправедно…»

Приглушенный возглас из кустов прервал ее мысли. Девушка резко остановилась и прислушалась.

— Настя! Помоги, Настя!

Женский голос, наполненный страданием, показался ей знакомым. Через секунду она поняла: так это же Белла, та самая Квакша, с которой она вчера случайно встретилась у входа в парк. Настя бросилась к кустам, сквозь ветви которых виднелась лежащая на земле человеческая фигура. Едва она протянула руку, чтобы взять Беллу за плечо, та резко выпрямилась во весь рост. Настя инстинктивно отпрянула, выронив зонтик, и увидела молнию клинка, мелькнувшую перед глазами. За первым взмахом последовал второй, на уровне груди. Ни о чем не думая, но полностью доверившись своему телу, Настя взмахнула сумкой, ударив маньячку по лицу. Квакша на полмгновения замешкалась, и Настя сильно ударила ее по запястью, выбив нож. Ее тренированное тело продолжало служить хозяйке без оглядки на разум: правая рука подхватила нож, прежде чем он коснулся земли, и сделала быстрое движение. Квакша схватилась за живот обеими руками и повалилась на землю.

Утихомирив свое тело, Настя склонилась над поверженной противницей. Квакша все так же держалась руками за живот, но не стонала, а лишь глубоко дышала, неотрывно глядя на свою несостоявшуюся жертву. Мелкие капли дождя падали на ее лицо, и она судорожно слизывала их с губ.

— Что я тебе сделала, дура?! — закричала Настя. — Зачем ты на меня напала?

— Никчемные существа… — проскрипела Квакша. — Вы все никчемные существа. Живете, как вам вздумается, а не как предписано. Развратничаете, шмотки пачками покупаете, цацками обвешиваетесь, бухаете, фильмы богохульные смотрите, в Интернете дьявольском сидите… Вы все рабы вашей похоти, ваших пороков. Вас на том свете черти мучить будут. Вы и здесь должны мучиться. Как вы смеете улыбаться? Как смеете наслаждаться своим убогим существованием?

— Да ты сама убогая! Юродивая! Живи ты своей жизнью, другим жить не мешай!

— Моя жизнь есть служение. В ней высший смысл. Я чищу мир от грязи. Я уже четверых таких, как ты, вычистила. И за каждого из вас мне по одному греху простится в час суда.

— Ну нет! На суде тебе скажут, кто ты есть. Маньячка и психопатка. Пожизненное получишь, поняла?

— Да я не про тот суд, блондинка тупая! — надрывно расхохоталась Квакша, отчего изо рта у нее полетели кровавые капли. — Я про высший суд. Про тот, который справедливость восстановит. Кто из вас, безбожников, жизнью наслаждается, тот после смерти вечно страдать будет!

— А это не тебе решать! Если и есть высший суд, то пусть Высший Судья и решает. После смерти. А с судьей в черной мантии ты познакомишься раньше. За все ответишь!

Настя замечала, что Квакша не собирается терять сознание. Рану на животе она зажимала руками, и кровь еле сочилась сквозь пальцы. Значит, ранение не смертельное. До тюремной больницы доедет.

Увидев, что Настя достала телефон и начала набирать номер, Квакша вдруг издала звук, похожий на вой. Сделала движение рукой, как будто желая вырвать телефон.

— Нет, прошу тебя, не звони, — проскрежетала она, морщась то ли от боли, то ли от злости. — Лучше оставь меня здесь.

— Да? Чтоб тебя нашел какой-нибудь сердобольный прохожий и отвез в больницу? И ты бы потом еще четверых убила?! Ну нет. — Настя вновь защелкала кнопками. — Ты уже через час будешь в таком месте, где никому навредить не сможешь.

— Нет, не хочу! Ну, пожалуйстааа!.. — заныла Квакша, и на глазах у нее выступили самые обычные человеческие слезы. — Лучше ты убей меня сейчас. Убей меня моим ножом. Ибо я не остановлюсь. Попробуй только меня не убить сейчас, слышишь, ты, дрянь, попробуй только сдать меня ментам. Я выйду или сбегу и первым делом приду к тебе. Я зарежу тебя, если ты меня сдашь!!!

И это были последние слова Беллы Квашниной.

Бутылка давно опустела. Волков достал пятилетний коньяк, хранившийся в буфете как раз на такой случай, когда потребность в алкоголе присутствует, а желание тащиться в магазин начисто отсутствует.

— А я-то думал, почему она вообще выбрала тебя в качестве очередной жертвы и почему охотилась за тобой в таких непривычных для нее условиях… — тихо произнес Волков, задумчиво глядя на пузатую рюмку, наполненную до краев. — А вы, оказывается, встретились с ней накануне.

— Получилось так, что мы одновременно узнали друг друга. Не могла же я просто пройти мимо. Мы поговорили… Совсем недолго, прямо там, на автобусной остановке. Я вкратце рассказала о себе. Она о себе ничего не говорила, но по ее вопросам я поняла, что на религии она зациклена капитально. Она меня именно так и спросила, напрямую: часто ли я хожу в храм, держу ли я посты, в венчанном ли браке живу с мужем… Я ей отвечала совершенно откровенно, у меня и мысли не возникло, что своими ответами я подписываю себе смертный приговор.

— Насть, а зачем же ты нож забрала? Да еще в сумку положила, судя по тому, что через три дня тебе ее будто бы порезали карманники и «пришлось» выкидывать… Стерла бы отпечатки, и дело с концом.

— Сереж, когда я ее заколола, помутнение какое-то нашло. Я стирала отпечатки. Несколько раз. И мне каждый раз казалось, что они все же не до конца стерты. Знаешь, у нервных людей как бывает: пять раз проверят, выключен ли газ на кухне, а потом уйдут из дома и продолжают беспокоиться, что забыли его выключить… Я решила, что надежней будет нож с собой забрать. Вытерла его тщательно, в сумку засунула и побежала к выходу. Взошла на мостик и выкинула нож в какую-то грязную яму. А потом у меня другой бзик случился, я все думала, что на внутренней стороне сумки следы крови остались, невидимые глазу. Вот и придумала карманников в маршрутке… Ладно, сумку не жалко, все равно дешевая была.

— Да про карманников — это ерунда. Зачем ты все остальное придумала?!

— Я ведь знала, что рано или поздно ее найдут. Боялась, что обнаружат какие-то следы, которые приведут ко мне. Вот и решила заранее подстраховаться, обеспечить себе статус свидетеля или, еще лучше, потенциальной жертвы. Я рассказала про гопника в кепке, и полиция начала искать именно гопника в кепке, а вовсе не меня. Но я никак не думала, что твои коллеги примут Беллу за одну из жертв маньяка… Мало ли похожих ножей в магазинах продается!

— Главным сходным признаком был не нож, а надкушенное яблочко, символ греха.

— Но я его даже не видела!

— Объяснение одно: яблоко выпало из кармана Квашниной, когда вы с ней дрались или когда она лежала на земле. Оно оказалось у нее под рукавом куртки, потому ты его и не заметила… Ну ладно, Насть, ты убила и придумала легенду, пускай. Но зачем нужна была вся последующая игра?

— Сереж, я ведь не предполагала, что тебе захочется подключиться к расследованию. Одно дело — морочить голову безликим ментам, другое дело — тебе. Знал бы ты, как мне было тяжело. Я видела, как ты за меня беспокоишься, как работаешь, тратишь время, силы и нервы. Был момент, когда хотела во всем признаться. Не решилась… А с каждым днем было все труднее это сделать. Я как будто в трясине увязала.

Волков подумал, что наверняка была и еще одна причина, по которой Снежная Королева скрывала свою истинную роль в убийстве Квашниной. Опять ее любопытство вмешалось, извечное стремление пережить новые ощущения. Ее просто увлекла эта игра, и уже не хотелось из нее выходить. А с другой стороны, для чего-то же она отправила письмо в полицию…

— А письмо зачем написала? — озвучил он свои мысли.

— Тебя пожалела. Я хотела, чтобы расследование закончилось. Или, по крайней мере, чтобы ты перестал в нем участвовать. Я ведь правильно рассудила, в принципе. Вы решили, что Благодетель на днях покончил с собой, стали искать его среди недавних самоубийств. И нашли подходящего человека. А вот с бумагой я лопухнулась. Привыкла складывать втрое, а в России ведь так не принято. И пунктуационные ошибки забыла понаставить, ограничилась орфографией…

— Фотоснимок сама сделала?

— Конечно. Там какая-то машина стояла возле фитнес-клуба, вот я камеру на капот поставила и с помощью таймера себя щелкнула.

— А хризантемы заказала, чтобы пустить нас по ложному следу?

— Да. Я знала, что вы обязательно за сим-карту зацепитесь. Такая удача, я ведь ее просто нашла в туалете, на полочке. Понятия не имела, кто ее там оставил… Голос изменить тоже нетрудно было, обычный носовой платок мне помог.

— А зачем по телефону представилась Павлом?

— А что? Имя как имя. Главное, что мужское.

— Знала бы ты, какая у меня мысль родилась, когда я это имя услышал, а потом еще узнал, что симку потеряли в клубе «Moon»… Впрочем, неважно.

Он выпил еще одну рюмку и откинулся на спинку дивана. Провел рукой по спине Насти и ощутил, как она напряжена.

— Два года мы с тобой знакомы, — медленно заговорил он после небольшой паузы. — Восемь месяцев как женаты. Мне казалось, мы друг друга знаем, мы друг друга понимаем. Хотя ведь я же всю жизнь полагал, что никто никого до конца не знает и не понимает. Ни родители детей, ни дети родителей, ни супруги, ни друзья… Почему-то подумал, что мы с тобой станем исключением. Не стали. Ты ошиблась во мне. Неужели ты думала, что я от тебя отвернусь с содроганием, если узнаю о твоем поступке?..

— Но я же ее убила. Хотя могла и не убивать. Она лежала на земле, обездвиженная. Я ведь могла вызвать полицию, «скорую»… Но я приняла другое решение.

— Насть, точно такое же решение мог бы принять судья, если бы в нашей стране не действовал мораторий на смертную казнь. А судья — он ведь такой же человек. Ничем он от тебя принципиально не отличается. Так почему же он имеет право убить человека, а ты — не имеешь?

— По определению. Судья — это тот, кто принимает решения в рамках уголовного процесса, с изучением доказательств, с участием прокурора и адвоката… Я понимаю, что судебная система часто проявляет свое несовершенство. Но ты сам недавно цитировал мне слова какого-то философа о том, что право существует не для того, чтобы этот мир стал раем, а для того, чтобы он не стал адом.

— Да, помню. Нормы закона ты нарушила, безусловно. Но в данной ситуации твои незаконные действия принесли миру большее благо, чем мог бы принести законный суд. Сама Квашнина сказала тебе, что не перестанет убивать. Ты смотрела в ее глаза. Разве у тебя возникли хоть какие-то сомнения?

— Ни малейших, — мотнула головой Настя. — Но, возможно, ее стоило поместить в больницу для психов… Там хоть бы попытались вылечить.

— Такое не лечится. Озлобленность на весь мир, абсолютная уверенность в своей правоте, нерушимая вера в свою особую миссию — страшнейшее сочетание. Это во-первых. А во-вторых, она могла и в тюрьме, и в психушке схватиться за нож или другой опасный предмет. Или вообще сбежать и потом явиться за тобой, как она и обещала. Ее бы ничто не остановило.

— Значит, ты не сердишься на меня? — со слегка детской улыбкой спросила Настя.

— Сержусь. За то, что не доверилась мне в первый же день. Хотя интеллектуальная игра с тобой мне очень понравилась. Но ты страшно рисковала. Если бы моим путем прошел кто-то из моих коллег, я и не представляю, как бы мы сейчас выпутывались.

— Но теперь уже нечего бояться?

— Думаю, нет. Мертвый Игорь Шарманов вполне устраивает ментов в качестве убийцы Квашниной. Я ведь никому не рассказал ни о бумаге, сложенной на европейский манер, ни о своем втором разговоре с Катей… А если у кого-то и есть сомнения, то они скоро рассеются.

— Это почему?

— Потому что я сегодня ездил к его матери не только затем, чтобы почитать письма. Когда она вышла из комнаты, я засунул в секретер, под стопку каких-то журналов, одну вещицу. Твою фотографию. Помнишь, я тебя фотографировал первого мая на даче? Пару снимков сделал со значительного расстояния, когда ты не позировала. Вот эта фотография сейчас и лежит в квартире Шармановых, а на обороте написано: «Я тебя спас!» Если это не посмертное признание, то что?

— Я поняла! Мою фотографию найдут при обыске. Решат, что Игорь до самой своей смерти наблюдал за мной, причем с фотоаппаратом. Возможно, хотел отправить мне еще одно послание, но почему-то передумал…

— Верно мыслишь. Эта улика станет решающим элементом версии о причастности Шарманова к убийству. И дело закроют.

Засыпанию предшествовала короткая, но бурная страсть. Обоим требовалось снять эмоциональное напряжение, накопившееся за три недели. Лучшего способа расслабиться цивилизация не придумала… Алкоголь и наркотики не в счет.

Утомленная бурным проявлением чувств, Настя заснула быстро, но очень скоро проснулась. Лежала на спине, смотрела в темноту, как будто ища в ней ответы на вопросы, которые после откровенного разговора с мужем хоть и перестали ее мучить, но все же не улетучились из ее головы.

«Есть Бог, нет Бога — неважно. Вне зависимости от существования каких-либо высших сил, жизнь человеческая — это величайшая драгоценность. А я эту драгоценность отобрала. Смогу ли я с этим спокойно жить?..»

«А почему бы и нет, Настя? — вдруг услышала она внутренний голос, идущий из глубин ее подсознания. — Ты вместе с жизнью отобрала у этого монстра в женском обличье еще и возможность убивать других. Ты видела ее взгляд. Он не оставлял сомнений в том, что она не остановилась бы, она свое „служение“ продолжала бы до самой смерти. Так что ты своим поступком спасла других людей, сохранила их жизни, да и свою собственную. Ты так любишь этот мир, огромный, чудесный, непознанный, красивый, опасный, наполненный удовольствиями и впечатлениями… Ты любишь жизнь во всей ее калейдоскопической полноте, ты любишь узнавать и испытывать новое, ловить кайф от каждой секунды своего бытия… Любишь весеннюю грозу и осенний дождь, летнее солнышко и зимний снежок, шум соснового бора и плеск морских волн. Любишь читать книги и путешествовать, любишь спорт и секс, любишь есть роллы и пить шампанское. Любишь собак и кошек, аквариумных рыб и садовые цветы. Любишь своих родителей и мужчину, который сейчас лежит рядом с тобой. Даже боль, слезы и усталость ты любишь, ведь они помогают тебе более отчетливо осознавать свое счастье… А эта девушка хотела лишить тебя целого мира. Только лишь потому, что ты счастлива, а она — нет. Ты обезвредила ее навсегда. Что тобою двигало, Настя, когда ты колола ее ножом? Любовь к жизни, вот что! Любовь!»

Настя перевернулась на другой бок, потом села на постели. Осторожно погладила по плечу спящего Сергея. Глядя во тьму, прошептала только что пришедшую на ум простенькую формулу: «Если пролил чью-то кровь, да простит тебя Любовь».