Сага о пурпурном зелье (СИ)

Глава 8. Кружок и крест

— Все, Хорькус, все. Пресветлые или демоны, уж не знаю кто, но нам ясно указывают, что дело гиблое.

— Гракус, прекратите истерику. У меня в запасе еще есть идеи.

— Демоны дери ваши идеи! Я выхожу из дела. Отдайте мне сто монет. Я надеюсь, половину суммы я заработал.

— Ладно. Возьмите записку и отнесите ее на улицу Степных Сорняков, синяя дверь возле таверны, стучать четыре раза. Вам отдадут деньги.

— Вы храните золото в таком месте?

— А где мне, по-вашему, его хранить? В Королевском банке, чтоб тайные службы прознали, кто кладет, кто забирает?

— Здесь кружок и косой крест внутри. Что это?

— Эти люди не умеют читать. Кружок — золотые, косой крест — сотня. Все, идите и не попадайтесь мне больше на глаза.

***

Гракус поддрагивал внутри, оттого стук в синюю дверь вышел неуверенным и слабым, но его услышали. Сунув записку мрачному субъекту с помятой рожей Гракус вознамерился подождать на улице, но субъект, глянув на клочок бумаги, настойчиво показал рукой внутрь. Гракус поежился, но сотня золотых — это сотня золотых, и неважно, где дают такие деньги. Пройдя в маленькую грязную комнатушку Гракус не успел оглядеться, как что-то ударило его в спину, и мир погас.

Мрачный субъект потащил к задней двери безжизненное тело.

— Как обычно, ночью в сточную канаву?

— Раздень только. Балда, такой сюртук изгадил.

— Ничего, Мрука зашьет, будет как новый. А Хорь каков, а? чтоб лох сам на себя заказ принес.

И оба расхохотались.

***

Элиана как могла, утешила Корделию, после чего написала письмо и отдала его слуге.

— Я надеюсь, их сиятельства не будут против, что я послала за дядюшкой Корвином. Он живет рядом со столицей и завтра, а может быть, сегодня должен приехать. Отец говорил, что ему можно доверять. У тебя не осталось родных, которые могли бы помочь?

Корделия покачала головой:

— У меня никого нет.

— Прости… сколько тебе было, когда ты потеряла родителей?

— Когда умерла мать, мне было двенадцать. Но я плохо ее помню. Она предпочитала жизнь в столице и говорила, что детям там не место. Мной занимались гувернантки. А отец… я не знаю, где он, и лучше ему не знать, где я.

— Твой отец жив? Но… как это возможно?

— В тринадцать лет меня отправили в институцию при Обители, где я прожила три года. Как ты знаешь, в провинциальных институциях учат лишь год, но отец договорился с Пресветлыми сестрами, чтобы я осталась там дольше. Я не возражала — при институции была чудесная библиотека, а сестры меня выучили всему, чему могли. В шестнадцать отец забрал меня домой и стал выводить за званые вечера и балы. — Корделия вздохнула. — Сначала мне нравилось танцевать и вращаться в свете, но потом я заметила, что отец недоволен. Он бранил меня, что я плохо выгляжу и не умею привлечь интересных кавалеров. Я старалась, как могла, но как ни надеялся отец, достойных брачных предложений не поступало. Позже я узнала, что именно с его точки зрения было достойным.

Помолчав, Корделия продолжила.

— После смерти матери он развлекался, ничем не сдерживаясь. Наше состояние быстро уменьшалось. Мое приданое он давно растратил и хотел выдать меня замуж так, чтобы жених поправил его дела. Но здесь отец был прав — я не настолько привлекательна.

— Он хотел продать тебя? — Элиана удивилась и непонимающе смотрела на Корделию.

— Хотел. Но, — Корделия грустно усмехнулась, — к счастью, я никому не понадобилась. Когда отец понял, что выдать меня замуж на его условиях не получится, он стал надолго уезжать, оставляя мне гроши, которых едва хватало на еду и двоих слуг — конюха и его жену-кухарку. Думаю, если б не полдюжины дорогих лошадей, он бы оставил меня и вовсе без слуг. Остальное хозяйство я вела сама. Когда платья становились малы, я выбирала то, которое больше поношено, и расставляла его тканью другие. Наш небольшой особняк приходил в негодность, отец не оставлял деньги, чтоб его подновлять. Каждый раз, когда отец заезжал, чтоб собрать оброк с крестьян и кинуть мне несколько золотых, он сетовал, что возраст взрослости для женщин так высок.

Элиана вздохнула:

— Мой папа говорил, что считается, будто до двадцати лет девушку можно выдать замуж по вкусу семьи, пока она под опекой. Но если ее замуж не возьмут, в двадцать можно выгнать ее вон.

Корделия хмыкнула:

— Отец особенно был недоволен тем обстоятельством, что не может прибрать к рукам наследство кузины. Помнишь, я говорила, что занимаюсь делами от ее имени?

Элиана кивнула.

— Мой дядя, зная отца, в завещании указал опекуном меня. Кузина воспитывается при Обители, и пока мне не было двадцати, имуществом занимались поверенные. К моему возрасту взрослости отец продал все, кроме одной деревни и самого поместья. В День моего рождения отец приехал в поместье и потребовал, чтоб я передала ему и деньги, и землю. Он сказал, что уже нашел покупателя. Я ответила, что все это принадлежит кузине, но отец отмахнулся: Пресветлые Сестры бесприданницу пристроят, а нет — пусть остается в Обители. Мне же велено было собираться, сразу после посещения банка и магистрата я должна отправиться к некоему лорду и постараться, чтоб он оставался мной доволен и не выгнал на улицу.

— Отец отдал тебя в содержанки?!

— Не отдал — проиграл. Спустив в карты поместье и деревню, в надежде отыграться он поставил на кон меня.

Элиана потеряла дар речи. Для нее, выросшей с любящими родителями, рассказанное было немыслимо. Да, ее отец был скуп на ласку, а мать не понимала ее занятий, но родители искренне ее любили. Элиана всегда знала, что она не одна, что ее поддержат по мере сил.

Корделия грустно усмехнулась:

— Гувернантки не любили следить за мной весь день, и я часто была предоставлена самой себе. У конюха подрастали сыновья. Они были чуть младше меня, но пока их не отправили в подмастерья, мы играли вместе. Я выучила много слов, которых леди не должны слышать. Понимая, что благопристойный отказ отец не примет, я испробовала вокабулярий своих друзей. На удивление, это помогло. Отец оставил меня в покое… после того как в ярости избил тяжелой тростью и дал несколько пинков ногами. Я смутно помню, как он выругался, что из-за моего дурного языка он не сдержался, и что в таком виде я ни на что ни годна. Он крикнул конюху "отвези эту падаль к гарнизонным девкам", еще раз пнул меня и вышел. Больше я отца не видела. Я не знаю, где он.

Элиана смотрела на подругу во все глаза — сколько же внутренней боли пряталось за внешней жесткостью.

Корделия налила себе воды, отпила немного и закончила:

— От последнего удара я провалилась в темноту. Конечно, конюх никуда меня не повез. Очнулась я в его домике, и его добрая жена прикладывала примочки к моим кровоподтекам. От нее я узнала, что отец уехал, а в поместье уже новый хозяин — тот, кто меня выиграл. Семья конюха была добра ко мне, они позволили мне отлежаться, сколько нужно, чтоб набраться сил, а потом тайно привезли в город, где я встретилась с поверенными дяди и вступила в опекунство. Мне нужно было на что-то жить, но я не могла просто тратить деньги кузины, поэтому я пустила их в дело.

— Твой шрам… он от отца?

— Да, это единственное, что мне досталось от родителей.

Элиана подошла к Корделии и молча ее обняла.

***

Вечером приехал дядюшка Корвин Элмус. Алиция заказала ужин в покои Айлендеров. За трапезой неподобает говорить о неприятностях, поэтому присутствующие перезнакомились и обменялись приличествующими случаю словами. Графиня позволила себе сказать Корделии пару теплых слов уверяя, что все образуется.

Девушка выглядела расстроенной и измученной, но не обозленной. В ее взглядах на Ариуса не было ненависти. Это подкупило графиню. По словам Ариуса, Корделия с успехом вложила деньги в строительство доходного дома. Значит, девушка неглупа и образована. Она выглядит получившей приличествующее воспитание. Неожиданная жена Ариуса кажется хорошим приобретением для графства, а с остальным ее сын разберется сам. Наверное.

Невеста младшего сына ей тоже понравилась. По коротким обмолвкам она поняла, что девушка любознательна, а Королевская Институция дала ей хорошее образование. Веселый нрав и живость чудесно дополняли ее сдержанного сына. Неплохой выбор, весьма неплохой.

А вот дядюшка невесты выглядел человеком с двойным дном. Алиция не сомневалась, что вид одинокого веселого холостяка — всего-лишь вывеска. Что у тебя, лорд Корвин, внутри? Отчего у тебя такой цепкий и острый взгляд? Он упомянул, что тихо живет в поместье и разводит лошадей, но под камзолом бугрились мышцы, а движения выдавали хорошо тренированного человека. Графиню тянуло разгадать этот ребус.

Еще до ужина ее сыновья пересказали дядюшке последние новости. Тот хмурился, и было видно, что какая-то мысль не дает ему покоя. Он покинул ненадолго апартаменты Айлендеров, но к ужину вернулся.

***

— У вас что-то прилипло к башмаку. К левому. У каблука.

Лакей с неприметным лицом дернулся, было, посмотреть на башмак, но вернулся взглядом к лицу Корвина.

— Вы где-то проспали последние лет пять, полагаю.

— Отдыхал. Но вы помните старые тайнословы, это похвально.

— Будто нам дадут что-то забыть. Что вам нужно? Вы понимаете, что…

— Понимаю. Всего-лишь немного сведений. Мне нужно узнать, связывает ли что-нибудь барона Дрянда, лорда Хорькуса и лорда Гракуса. Надеюсь, это не доставит вам неприятностей.

— Ничуть. По нашим донесениям Хорькус — правая рука Дрянда. И люди Дрянда что-то затевают. Сам он где-то затих, но Хорькус тут. Иногда исчезает, он довольно хитер, мы не всегда можем за ним проследить. Еще недавно их видели вместе с Гракусом, но этот лорд вас может больше не волновать. Утром Гракус отправился в район Сорняков в такое место, откуда не возвращаются.

— Благодарю. Хорькус втянул в свою игру Айлендеров и мою племянницу. Из-за него граф Айлендер обзавелся этой ночью женой.

— О. Я слышал о поспешной свадьбе. Вот как. Благодарю. Если что-то еще узнаете… лей? не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь. Непременно.