Сальто назад

ГЛАВА 28 СТАРТ ГОНКИ НА ЛАФЕТАХ ДАН

— Кыстя, ты у ныс… кажтса… кх-м-м, в отделе прыпаганды и агитации начинал? — Голос Брежнева скрипит сильнее обыкновенного. Ему недавно заменили протез, и рот пока не привык к новому инородному телу. От этого речь слышится окружающим более невнятной. — Тебе придётся место Суслова занять. М-да… Ты, не беспокойся, много работать не придётся. Мы тебе скоро сменщика подберём… А этот год, твой, не обессудь…

Генсек с трудом оторвался от кресла и грузно переместился к окну. Он задумчиво уставился на заснеженное здание Арсенала, перевёл взгляд куда-то вверх в затянутое серыми облаками московское небо. Всем присутствующим показалось, что Брежнев забыл о них, но никто не осмеливался привлечь внимание. Оказалось, нет. Генсек вернулся к действительности, хриплый причмокивающий голос снова зазвучал невнятно, но достаточно громко.

Последнее время Генсек частенько застывал в неподвижности, словно засыпая на ходу с открытыми глазами.

— Жалко… жалко Михал Андреича, — Брежнев пожевал губами, словно приноравливаясь к мешавшему протезу. — Сильный был человек… Мне вот тоже скоро… на кого страну оставить?

Никто не ожидал от генсека такого оборота. Все старики, собравшиеся на сегодняшнюю встречу недружным хором стали уверять своего бессменного босса, что он ещё выглядит о-го-го, что время терпит, что всё прекрасно и не стоит переживать по пустякам.

— Андрей, ты не мог бы рассказать, что там, в мире на сегодня твориться. — Брежнев по-свойски обратился к министру иностранных дел. — Как-то уже прореагировали наши друзья и партнёры? Нам же надо внеочередной пленум ЦК готовить…

— Пока ничего определённого никто не пишет. Все ждут нашего решения. Не раньше, чем завтра в утренних газетах. — Громыко докладывал напряжённым голосом. Он пока и сам не понимал, как относиться к новому назначению. Суслов был человеком чудовищной работоспособности. Он умудрялся курировать почти десяток институтов историко-философского направления. Кто будет теперь вести это дело, он не представлял.

«Леонида Ильича надо менять» — в который уже раз, пронеслась в голове Громыко мысль. — «Только на кого? Жаль, что Юрку Андропова взорвали, умнейший был человек».

Внезапно с места что-то совершенно непонятное забухтел Кириленко. Никто не мог понять ни слова из его бурного потока звуков.

«Да что ж такое! Зачем пригласили даже в узкий круг этого конченого маразматика?» — подумал Андрей Андреевич, но вслух ничего не сказал. — «Он же ничего путного не только сказать, он и думать-то уже не может. Не его ли Леонид задумал на идеолога?».

Словно в подтверждение его мыслей, Кириленко перестал издавать звуки, но начал что-то быстро писать. Однако каракуль, что выводили его исковерканные артритом пальцы, тоже прочитать никто не мог.

— Положение вокруг нас в мире не очень хорошее, — Громыко заметил, что Брежнев не отрывает от него взгляд, словно чего-то ждёт. — Рейган ведёт себя как какой-то маньяк! Грозится Ирак стереть в порошок. Вот послушайте, что он сказал в октябре прошлого года. Я не мог не выписать — «…стратегия Холодной Войны: мы выигрываем, они проигрывают…». Ярый антикоммунист и даже не скрывает этого. Мракобес и фанатик. Че Гевара империализма. Пробил через конгресс программу увеличения военных расходов такое, что только Рузвельт в войну сумел пробить.

После авантюры Саддама Хусейна и исчезновения с карты мира сразу двух американских союзников еврейского и саудовского, весь запад считает, что это наша идея, только воплотил её «Багдадский вор». Так сказать, «рука Москвы» в действии.

— А это не так?

— Даже близко ничего подобного мы не планировали. Наоборот, мы советовали Саддаму атаковать Иран. Хотя и то, что он сделал, играет нам на руку. А что империалисты злятся, так и хорошо, значит правильно действуем…

— Хорошо, кх-м, садись Андрюша, не надо так тянуться, — Брежнев перебил главу МИДа. — Чем нас порадует наша армия?

— Армия, как обычно, на боевом посту! — Устинов по-военному бодр, не смотря на 73 года. — У нас всё в полном порядке, и я рад доложить…

— Митя, ну что ты, в самом деле… — Брежнев обрывает словоблудие маршала. — Нахватался у своих генералов показухи. Мы же тут собрались узким кругом, почти по-семейному. Давай, вот, без… — Он вяло помахал рукой перед носом.

— Леонид Ильич, если у нас и в самом деле всё нормально, то почему я должен что-то выдумывать?

В результате довольно долгих славословий первое заседание сокращённого состава Политбюро ни к чему не пришло. Больше всех был доволен Константин Черненко, не рвавшийся к вершинам власти. Должность личного помощника Генерального его вполне устраивала. Брать на себя дополнительную нагрузку ему совсем не хотелось.

— Я что тебя сегодня позвал-то, Иван Василич… — Брежнев прихлёбывает чай из фарфоровой чашки, — ты чай-то пей, не стесняйся… Надо мне с тобой посоветоваться, ты же у нас в Центральном Комитете кадрами заведуешь.

— Так сложилось, Леонид Ильич, даже я не знаю как, но… — Капитонов пытается уловить малейшие оттенки настроении Генерального. — Готов хоть сейчас, но лучше я бы письменно подготовил денька через два.

— Вот, что ты за человек-то такой! — Даже терпеливый Брежнев раздражается от блеянья амёбоподобного существа. — Соберись, Василич, не мальчик уже… Надо сейчас!

Место Суслова освободилось, кого на идеологию можно было бы поставить? Что-то я сам сходу определиться не могу. Все либо заняты под завязку, как Устинов или Громыко, либо в маразме, как тот же Кириленко. Я бы Романова поставил, но про него такие слухи ходят в народе… Хоть и говорили мне, что всё кэгэбэшники сочинили. Но слух такой в народе есть. Андропов умер, но слухи им распущенные живут и побеждают.

— Да! Леонид Ильич, я полностью с вами согласен! — тупо ест глазами начальство Капитонов. Вы всё правильно говорите. Так оно всё и есть.

— Что ты заладил… Прав… Согласен… Ну, молодец, что согласен, дальше-то что? Кого конкретно можешь на место Суслова предложить? Зама его, Зимянина не хочу, скользкий он какой-то. Слова в простоте не скажет… Новая кровь требуется.

— Ну, это… кх-м, может быть… — Капитонов продолжает мямлить, не соображая, что же начальник от него хочет услышать. Наконец, мысль в его мозгу каким-то чудом находит путь к языку. — А может быть Пономарёва? Он как раз занимается международным коммунистическим движением. Это же сплошная идеология.

— Так ему же 79 лет! — шамкает Брежнев. — Он старше меня. Не сегодня, так завтра дуба даст. Нет, я думаю, что надо кого-то помоложе. Может Щербицкого? Хотя нет, пока рано его в Москву. Он в Киеве должен быть. Украина место не простое. Всех бандеровцев в кулаке держать может только он, да ещё вот Федорчук… Но у него тоже работы по горло. С этими муслимами… Вот что людям не жилось?

Брежнев внезапно замолчал, прикрыл глаза и судорожно вздохнул. Капитонову показалось, что сейчас случится страшное, он даже привстал в готовности бежать за врачами, но Брежнев резко всхрапнул и поднял набрякшие веки.

— Ты, Василич, мне хорошую мысль подал, — Ильич попытался раздвинуть губы в улыбке, но получилось плохо. — Пономарёв… Пономарёв… У Пономарёва работает такой ушлый мужик. На меня в молодости похож. Как же его фамилия? Вспомни-ка, а то что-то память уже ни к чёрту…

— Пономарёв… Это Международный отдел ЦК… что-то я никого там не помню, кроме… нет и его не помню.

— Ну… Такой видный… на казака похож, как у Шолохова в «Тихом Доне»… этого… Григория, не помню фамилию артиста. А! Вот, вспомнил — на Глебова! — Брежнев обрадовался, что смог вспомнить, последнее время у него с памятью были проблемы. — Старая школа! Талантище! Поэтому в память и врезался… М-мда… — Брежнев опять ушёл в себя.

— Вы, наверное, про Анатолия Черняева? — сообразил Капитонов и очень обрадовался, что ему удалось сделать что-то полезное.

— О! Точно! Черняев. Кажется Анатолием зовут… Я с этим Толиком в прошлом году работал. Умён, умён подлец! Работал он здесь у меня. Вроде и не лезет с предложениями, но если говорит, то всё в точку попадал. Такого и надо на идеологию ставить. Хотя и себе на уме. Сколько ему годков?

— Шестьдесят в том году исполнилось, — немного подумав, выдал Капитонов. — По всем показателям очень компетентный товарищ.

— Помоложе хотелось бы для этого поста, но ничего. Лет на десять его должно хватить, а там и свежая кровь в ЦК появится. Годик другой-то я и сам ещё протяну, как считаешь?

— Да, что вы такое говорите Леонид Ильич! — Капитонов с искренним возмущением замахал руками. — 76 лет для человека совсем не критичный возраст. Я бы вам посоветовал больше отдыхать. Тогда вы нас ещё порадуете много лет.

Капитонов действительно очень тепло относился к Брежневу. Был ему благодарен за постоянную поддержку. Ведь только благодаря этой поддержке он и занимал отнюдь не среднее положение в ареопаге кремлёвских «вождей».

Что до Черняева, то согласен полностью с вами, Леонид Ильич, умён, исполнителен, понимает политику партии. Вот только у него есть одна черта, — он к Сталину относится очень нехорошо, плохо можно сказать к Иосифу Виссарионовичу относится. И в Европу любит ездить. Понятно, что у него должность такая у Пономарёва, но очень уж часто.

— Э-кхм — кхм, — Брежнев вдруг закашлялся. — Василич, у тебя сигаретки нету? Смерть как курить хочу! А Толик, если на идеологии сядет, то ему точно не до европ будет. Тут ты зря переживаешь.

Главное не это. Главное, он нам поможет блок Устинова и Громыко уравновесить, а то что-то эти хлопцы много на себя взяли. Щёлоков хороший противовес, но без идеологии не потянет, а из него идеолог… — Он махнул рукой и опять закашлялся тяжело и натужно. — Всё устал я, иди, тебе в гостевом постелют. Завтра в Москву поедешь… Вместе со Щёлоковым, он всё равно с утра на доклад прискачет, уезжать будет и тебя прихватит. Назначение на выдвижение Черняева подготовь. Проведём через Политбюро, и будет у нас свой идеолог, карманный, кх-м, кхмм.

Мороз и ветер, что свирепствовали в столице день назад, сменился тихой погодой. Небо затянули серые тучи, из которых опускался на город лёгкий убаюкивающий снежок. Он мерцал радужными искрами в свете жёлтых фонарей, что словно кладбищенские чугунные кресты напоминали о величии империи. Голые липы тяжело гнули ветви под снежным маревом. Синее кружево теней украшало сугробы замысловатыми узорами. По Кутузовской в свете фонарей неспешно брели две мужские фигуры.

— На вчерашних похоронах еле втащили Ильича на Мавзолей. — Черняев с усмешкой делится впечатлениями со своим визави. — Представляешь? Глава самой сильной мировой державы еле-еле движется… Но речь он произнес бодро, ни разу не сорвался… Ты в Москву надолго?

— Толя, у меня здесь мама, что-то она стала себя хуже чувствовать. На Новый год была ещё ничего, а неделю назад мне соседка позвонила, сказала, что её в кардиологию увезли. Слава богу, пока только с подозрением.

— Мама это святое… Тётя Циля — прекрасная женщина, хорошо её помню. — Черняев остановился и запрокинул голову вверх, ловя лицом лёгкие уколы снежных хлопьев. Дай бог, чтобы всё у неё обошлось.

Он подхватил под руку старинного друга и повлёк его быстрым шагом по хорошо выметенному асфальту.

— Всё-таки я тебе сейчас одын умный вещь скажу, только ты не обижайся, да?

Кауфман[166] наконец, сумел пристроиться к ритму быстрого шага, но немного запыхался, всё-таки сидячая работа и возраст давали о себе знать.

— Толь, подожди… Ну, куда ты так побежал?… Так шли хорошо, степенно… — он вдруг схватился за сердце. — Остановись, богом тебя прошу…

— Что-то ты приятель, сдал. Я-то так просто, чуть кровь разогнать. — Черняев остановился прямо под фонарём. — Всё-таки как ты думаешь, почему у нас так?

— Ф-фу-у-у, — выдохнул, наконец, Кауфман. — Толя, но это же в традициях нашей страны. Как только у руля власти оказывается фигура хотя бы относительно вменяемая, так вокруг неё сразу образуется конгломерат «вельмож», которые приспосабливаются к повадкам лидера и им уже не выгодно что-то менять. Поэтому все катаклизмы русской истории происходили при физической кончине самодержца. Заметь, не важно, монархия или диктатура пролетариата, действия происходят одни и те же.

— Интересное наблюдение… Дезька, знаешь, что мне сегодня предложил наш дорогой Ильич? — Черняев внезапно меняет тему. Ему уже давно хотелось поделиться невероятной новостью, но страх сглазить, останавливал. Но он вроде набрался смелости, уж очень жгло.

— Сегодня вызывает он меня к себе. То да сё, спрашивает, а потом как выдаст, мол, есть мнение, что вы, Анатолий Сергеевич, при том, что он меня всю жизнь Толей называл… что «вы, Анатолий Сергеевич, можете возглавить идеологический отдел ЦК КПСС». Я чуть не упал от неожиданности…

— Тебя на место Суслова? — перебил друга Кауфман.

— Ну! Вот! Любуйся теперь на нового сатрапа Советского Союза.

— А ты отказаться не мог? Это же жандармская должность в сфере культуры. С тобой будет опасно разговаривать. Не боишься, что наши общие друзья отвернутся?

— Дураки отвернутся, не спорю, — сыронизировал Черняев. — Зато, какой представляется простор! Какие возможности. Если умело всё разруливать между главными потоками, то они сами всё сделают в лучшем виде. Мы с тобой страну не узнаем через несколько лет. Быстро конечно не получится, я понимаю. Да и нельзя торопиться. В спешке главная опасность. Поспешишь, подставишься и всё, песенка спета.

Дезик, я если честно, вообще пока не представляю, чем буду заниматься в ближайшее время. Продолжать крапать статьи для Пономарёва кажется уже совершенно бессмысленным и не нужным, вникать в хитросплетения кремлёвских интриг? Так у меня ещё ничего для этого нет. Только поддержка лично Ильича. Не знаю, за что хвататься.

Одно радует! Новый американский президент настолько туп, что бороться с ним идеологически просто удовольствие. Он каждым словом подставляется под огонь нашей критики. Слышал, что он про коммунизм брякнул?

— Толь, мне сейчас не до газет… И что такого, как ты выразился, он «брякнул»?

— Я отлично запомнил. Прямо хоть бери и к карикатуре Ефимова с дядей Сэмом с бомбой в руке пририсовывай.

— Так что сказал-то?

— «Коммунизм», — говорит, — «не экономическая и не политическая система, а форма массового безумия, временная аберрация, которая однажды исчезнет сама, поскольку она противоречит природе человека». Форма массового безумия! Понятно, что он Маркса не читал, но до такой степени быть безграмотным и при этом занимать пост главы самого мощного государства мира…

— Тебе же лучше! Будет с чего работу на новом месте начинать.

— Для этого более мелкие должности существуют. Одних институтов общественных наук при ЦК КПСС более десятка. Думаю, что можно будет их даже сократить. Всё равно они одну и ту же жижу разводят пожиже.

— Может тебе, Толь, для начала с чего-то простого начать? Ну, там какое-нибудь предложение выдвинуть по ИМЛ, с заделом на постепенное смягчение цензуры. — Голос Кауфмана звучал вкрадчиво и непривычно мягко. В нём внезапно появились заискивающие нотки. — Тебе, прежде всего надо команду под себя подтянуть. А старую сусловскую гвардию — в топку. На пенсию всех потихоньку.

— Ладно! Дезик, пошли водки выпьем! Как подобает русским интеллигентам. А работа, она сама как-нибудь сложится, главное, чтобы сердце выдержало. Мы же с тобой тоже уже не мальчики.

— А вообще здорово! Представь только, сколько ты можешь теперь сделать! — до Кауфмана вдруг дошло насколько высоко взлетел его старинный друг. — Это и новые театральные и литературные формы, и открытие советских авторов миру, и переводы неизвестных у нас авторов. Тебе надо будет всего лишь доказать старикам из Политбюро, что коммунистическая идеология настолько сильна, что способна конкурировать с любой другой, доказывая бесспорное превосходство.

— Тут всё-таки главное — не торопиться. Думаю, что сначала я гаечки даже слегка подтяну. Любимова чуток прижму, чтобы он место своё знал, литераторам надо будет устроить что-нибудь типа контрольной проверки. Проверим, Дезик, как вы товарищи поэты и писатели связаны с трудящимися массами. А то, слышал я, засилье жидов в вашем сообществе наблюдается…

Черняев подмигнул приятелю и пихнул его локтём в бок.

— Так ты, Толя, можешь доиграться, — не принял шутки Кауфман. — Тогда от тебя вся прогрессивная советская общественность отвернётся.

— Так я же потом, когда лояльность продемонстрирую, начну обратные процессы. Самиздат и тамиздат превращу в тутиздат, но на принципах хозрасчёта. Мне кажется, так будет справедливо. Хоть кино снимай, но за свой счёт. — Черняев громко засмеялся. — Если деньги найдёшь.

— Воля господа, предопределившего миссию Америки, нашу миссию, джентльмены, — освобождение мира от тоталитарной тирании. — Президент и главнокомандующий вооружённых сил США закончил вступительную речь на патетической ноте. Как бывшему киноартисту ему нравилось выступать перед публикой. Он получал от неё заряд энергии. — А теперь я хотел бы услышать от вас — какие шаги мы с вами уже предприняли для восстановления нашего влияния в одной из главных зон наших национальных интересов. Я имею в виду Персидский залив и Ближний Восток в целом.

За высоким окном зала заседаний северный ветер гнал клочья серых февральских туч. В стекло, словно испуганная птица, колотились упругие жгуты из воды и снега. Отвратительная погода, впрочем, характерная для конца зимы на Восточном побережье. Такая же погода разразилась и пару недель назад, что послужило причиной ужасной трагедии, когда пассажирский «Боинг» рухнул при взлёте прямо в Потомак.

Ка́спар Уа́йнбергер, министр обороны кабинета Рейгана, был прекрасно знаком с текущим положением дел по сосредоточению сил и средств в Персидском заливе и соседних регионах. По его мнению, всё шло строго по утверждённому полгода назад графику. Поэтому он спокойно следит взглядом за буйством непогоды на улице. От министерства должен был докладывать его заместитель Фред Айкл. Язык у него был подвешен не хуже чем у Президента, уболтать мог кого угодно.

— Мистер Президент. Джентльмены, я буду краток, — Айкл обвёл взглядом аудиторию. — Рад сообщить, что по большинству позиций намеченных полгода назад, нам удалось достичь запланированных показателей. А по союзникам даже превзойти ожидания. Как известно всем здесь собравшимся, нам удалось уговорить турок на предоставление территории для развёртывания сухопутных сил вдоль границ Ирана и Ирака. Буквально на днях появились приятные новости из Исламабада и Каира. Президент Бхутто дал согласие на привлечение «добровольцев» пакистанской армии к участию в предстоящей операции. Мы можем смело рассчитывать на 16 дивизий. Качество пакистанских солдат оставляет желать лучшего, да и вряд ли Бхутто даст нам лучших, но в качестве пушечного мяса лучше использовать азиатов, чем наших парней. Мубарак тоже обещает поддержать нашу атаку путём танкового наступления через Синай. Он уверяет, что сейчас у Асада вообще нет укреплений на том направлении.

Согласие на участие в операции дали часть союзников по НАТО. Жаль, что отказались участвовать немцы, французы и итальянцы, но зато Британия и Испания выступят на нашей стороне. Испанцы пошлют мотопехоту и спецподразделения. Англичане обещают задействовать третью, одиннадцатую и двадцать девятую эскадрильи RAF, кроме того предоставить доступ нашим ВВС на базы в Катаре, ОАЭ и Омане. Очень трогательно с их стороны, не находите?

Теперь, вернусь к сухопутным силам. К сожалению, нам придётся задействовать «канзасцев»[167] целиком, а это почти полумиллионная группировка живой силы и техники. На данный момент они сосредоточены в нескольких районах на юге Турции и частично на Кипре.

По данным министерства ВМС на сегодняшний день положение таково: — на базе в Акротири уже расквартированы экипажи трёх АУГ «Эйзенхауэр», «Нимиц» и «Винстон» под командованием адмирала Трэйна. Это самые современные корабли с мощным набором вооружения. Там мы можем работать, не опасаясь ответных ударов.

В Заливе внезапная атака иранцев вполне реальна, поэтому ВМС там разместили более старые корабли, такие как «Лексингтон», «Форрестол» и «Саратога» из состава 2, 8 и 10 Атлантической АУГ. Командующим группировкой назначен адмирал Дональд Дэвис. Славный вояка, с огромным опытом, поэтому ему и самый опасный участок. Задача наших лётчиков будет, прежде всего, в том, чтобы уничтожить ракетные установки Ирана. К счастью их у него не так много, чтобы создать реальную угрозу.

Программа производства новых крылатых ракет, к сожалению, работает только три месяца, и не вышла из стадии мелкой серии. Завод в Сан-Диего, даже после усиленного финансового вливания, не может изготавливать больше 8 штук в месяц. Поэтому у нас пока всего 24 «Томагавка». Если мы атакуем бункеры в Багдаде и Тегеране, мы, скорее всего не причиним значительного вреда, но психологически удар будет весомым. По Дамаску достаточно массированного бомбового удара «Тандерболтами» из Турции.

Комитет начальников штабов планирует нанести ракетно-бомбовые удары по стратегическим расположениям вооружённых сил, по командным пунктам и бункерам руководства противника, а также по основным транспортным узлам. После этого начнём наступление с севера и с захваченных десантом плацдармов на Средиземноморском побережье. Есть договорённость с еврейскими партизанами об их поддержке.

Из негативных новостей — король Катара и султан Омана, а также все эмиры нефтяных монархий заявляют, что примут участие в операции только в том случае, если им будет гарантировано сохранение сложившихся в регионе границ. На династии Саудов можно ставить жирный крест. Гореть им в аду, раз не смогли ужиться с соседями.

Наша главная цель в компании восстановить контроль над нефтяными месторождениями, а какого цвета будет флаг над нефтяной вышкой — дело десятое.

Шапкозакидательское настроение, царившее среди высших командных чинов, как обычно перед «маленькой победоносной войной», передалось и Рональду Рейгану. Он уже не сомневался, что даже в такое сложное время Америка сможет поставить на место зарвавшихся верблюжатников. К тому же резолюция ООН способствовала тому, что Конгресс единогласно проголосовал за начало операции «Песчаная буря» и выделил средства из бюджета в запрашиваемых объёмах.

Только сенатор от Арканзаса, Дэвид Прайор, наверное, чтобы обратить на себя внимание, выразил озабоченность столь, как он выразился, легкомысленным отношением к боевым действиям на другом конце света.

— Нам будут противостоять не горстка кубинских барбудос, не палестинские беженцы, и даже не вьетконговоцы. Мощная коалиция из таких крупных государственных образований как Иран, который мы сами вооружали, как Ирак и Сирия, которых вооружали русские, встретит нас не цветами. Напомню, что год назад сильнейшая в регионе армия Израиля была повержена в прах всего за неделю.

Ему не дали договорить, и он покинул трибуну Капитолия под улюлюканье сенаторов и конгрессменов.