Сальто назад

ГЛАВА 3 ТЕМ КТО ДРУЖЕН НЕ СТРАШНЫ ТРЕВОГИ

За моей спиной хлопает тяжёлая дверь. Вестибюль с белыми гипсовыми изваяниями в натуральную величину ярко освещён мерцающим светом люминесцентных ламп. Сейчас половина второго, вот-вот будет звонок с третьей пары. Перерыв между третьей и четвёртой парами мне показался оптимальным временем для знакомства со старыми друзьями. Меньше трёх пар не бывает, а значит должен пересечься. Группа нужна 413, по расписанию найти будет легко.

Скидываю куртку девочкам в гардеробе. Номерок в карман, и вперёд в сторону главной лестницы. Справа на стене расписание. Отлично! Сейчас всё и узнаю. Не успел я, его рассмотреть, как почувствовал, что меня кто-то мягко тянет за локоть.

— Боря, привет! — Невысокая тёмноволосая девушка с милыми ямочками на щеках лукаво мне улыбается. — Как ты? Из Болгарии, вижу, вернулся… У нас сейчас проектная неделя… А смотришь чего так, как будто не узнаёшь?

— Девушка, извините, но я в самом деле вас не узнаю, — В голове у меня проносится целый калейдоскоп мыслей. «Кто это? Она меня знает. Может та самая, на которой я чуть не женился? Симпатичная…» — Я, правда, работал в Болгарии, но был ранен, и частично потерял память. Почти ничего не помню с 1976 года и по октябрь этого. А вас как зовут?

— Олей меня зовут… — и так большие глаза девочки делаются огромными, а чёрные брови лезут на лоб. — И на «вы»… Ну, ты даёшь! Амнезия значит? Ты не помнишь, как автостопом через всю страну? А как мы с тобой в Крыму…?

— Оля, мне мама говорила, что я в позапрошлом году чуть не женился. Не на тебе ли случайно? Она имени моей невесты не знала, я, наверное, не сказал…

— Было дело. Чуть мы с тобой не того…, слава богу, пронесло. Не знаю, чем ты меня тогда охмурил, но какое-то время меня реально шатало, совсем голову потеряла. Стыдно, но факт.

— Слушай, Оль, давай где-нибудь посидим, наверняка поблизости есть кафешка какая-нибудь. Ты мне всё расскажешь. А то ничего не помню. Я сейчас пытаюсь восстановить, что можно. Про нас с тобой, получается, кроме тебя рассказать некому.

— Давай. Только ко мне должен Пивкин подойти, он у меня куратором нынче. Если меня не застанет, будет не очень хорошо. Я же на «красный диплом» иду. Думаю, что до половины третьего закончу. Вот на полтретьего и договоримся. Хорошо? Тут рядом как раз «Северянка». Если ты меня ещё и покормишь, то благодарность моя будет безгранична, в разумных пределах. — Оля смеётся незатейливой шутке.

— Договорились. Ещё один вопрос, и беги к своему Пивкину, — я ловлю Коваленко за рукав кофты. — Оль, ты Пашу Комаровича знаешь?

— Конечно, а ты даже его забыл? Хорошо тебя приложило!

— Тебе голову прострелят, посмотрю я, что ты помнить будешь.

— Ладно, не права, грешно смеяться над больными людьми. Скажу Пашке, что ты его здесь ждёшь. Хотя, чего это я… Пошли со мной, у нас аудитории дверь в дверь. Я Пашу покажу.

— Что-то странно, — удивился Павел. — Университет в Варне. Варна, насколько я знаю, в Болгарии. А журнал французский…

— Ничего странного, у нас граница на замке, — Мельников внимательно изучал фотографию павильона «Экспо’70». — Остальной мир живёт открыто. Наверное, только китайцы изолированы сильнее, чем мы.

— Кстати, мне вчера Борька Рогов звонил. Представляешь? Он там в какой-то перестрелке участвовал, ему котелок прострелили. Две недели в коме лежал. В результате всё забыл. Нас не помнит совсем, представляешь?

— Что-то тут не так! Не помнит, а тебе звонил.

— Я ему так же сказал. Говорит, что в записной мой телефон нашёл.

Друзья сидели за подрамниками и негромко обсуждали новый журнал «L'architecture d'aujourd'hui», который Мельников выпросил на кафедре посмотреть до обеда. Журнал, привезённый Владимиром Матвеевичем Пивкиным из Парижа, разительно отличался от одноимённого в ГПНТБ. Качество буржуйской полиграфии впечатляло.

— Жалко, что он ясновиденье наверняка утратил. С ним бы точно первую премию получили.

— Мы и так её получим, если ты сейчас кончишь болтать и добежишь до Курпатовой.

Внезапно от беседы их отвлёк голос Оли Коваленко из шестнадцатой группы.

— Паша! Комарович! Выйди в коридор, будь добр.

— Вот! — Обрадовался Мельников. — Хватай журнал, дуй к Курпатовой, а по пути узнаешь, что Коваленко от тебя хочет.

Стоило только Комаровичу выскочить в коридор, как он нос к носу столкнулся со старым приятелем.

— О! Лёгок на помине. Привет, — Павел озирался в поисках Оли Коваленко. — Ты Коваленко тут не видел? Она мне чего-то сказать хотела, а самой уже и след простыл.

— Ты Комарович? — Рогов проявляет чудеса проницательности. — Извини, я тебя визуально совсем не помню. А Олю Пивкин перехватил. Но звала она тебя, чтобы ты меня встретил.

— Понятно, слушай, ты случайно французский не ферштейн? Тут одна статейка есть во французском журнале, надо перевести. А через час журнал общали отдать.

— Не сильно, Лет пять назад самостоятельно учил. Надо посмотреть. Может там и английский текст имеется. Иностранцы часто в журналах в конце печатают обзоры постатейные, «Summary» называется. Обычно на английском.

— Там про конкурс. Нам надо полностью статью перевести, чтобы понять стоит ли в нём участвовать.

— Ладно, Паша, пошли, посмотрим. Я, не глядя, ничего не кажу.

Все присутствовавшие в аудитории удивлённо уставились на старого однокашника. Все прекрасно знали, что год назад он взял академ, чтобы работать в Болгарии по личному приглашению Живкова. Никто не ожидал, что он вдруг появится снова.

Со всех сторон слышались приветствия и насмешливые подначки.

— Живков выгнал за плохую посещаемость? — Шура Шестаков в своём репертуаре.

— Не-е-е-ет, Живков ему мало денег заплатил, вот он и сдриснул с этой Болгарии. — это уже Вова Майданский изощряется в юморе. — Правильно, что зря время терять, надо деньги зарабатывать.

— Мальчики! Что вы над человеком издеваетесь? — слышен девичий голос. — Боре его жена с болгарином изменила, вот он и уехал. Так ведь? — Вера Гусь та ещё ехидна.

Рогов, естественно, никого не узнавал. Когда его хлопали по плечу или приветствовали как-то иначе, он отвечал, но было видно, что никого он не знает.

Первым нормально отреагировал массивный как шкаф Серёга Павлов:

— Ну, ты, Борька, это… Когда в строй планируешь?

— Да я бы хоть сейчас, но, сука, не помню ничего. Как я на четвёртом курсе учиться буду? Кроме того, что я год просто пропустил, у меня и предыдущие два стёрлись.

— Будешь на первый курс снова поступать или плюнешь теперь на архитектуру? — продолжает бередить душу Серёга.

— На счёт поступать, ещё не решил. Деньги нужны. Лучше я работать пойду в какую-нибудь проектную контору, а учиться по вечерам. Ты какие конторы проектные знаешь в городе?

— Ну, «Граждан», его все знают… Ещё ты всем рассказывал про такую махину, как СибЗНИИЭП, — Павлов глубоко задумался, напрягая мозг.

— Ещё «Колхозпроект» есть… Верняк, какой-нибудь «Промпроект», «Военпроект» — вступает в разговор Мельников. Они с Пашей решили поучаствовать в разговоре. — Можно просто взять телефонный справочник и выбрать те конторы, где есть слово «проект». Ну, ты потом сам решишь, а сейчас пойдём, статейку нам переведёшь.

Статья и в самом деле оказалась лёгкой для понимания. Инициаторы предлагали разработать концепцию Всемирного Университета в Болгарии. Болгарская Академия Наук собирается построить супер-ВУЗ в Варне. Для начала достаточно просто прислать заявку на участие, по заявке уже высылались условия и исходники для работы. Сроки были весьма гуманные. Призовой фонд не сулил золотых гор, но и конкурс не предполагал детальной проработки. Достаточно было выдать привлекательную идею. Разработка рабочей документации предполагалась силами болгарских проектных организаций.

Мужики рассказали Борису всё, что смогли вспомнить о жизни и деятельности с осени 1976 по 1978 годы. Как делали первый проект для Дзержинского райкома комсомола. Как работали по заказам «Худфонда», как у них отлично шли дела, пока не сорвали заказ Тришина для горисполкома.

Оказалось, что Мельников и какая-то Тамара уже около года живут здоровой советской семьёй, правда, без регистрации.

— Тома, это девушка, которую ты к нам в бригаду привёл в качестве сметчика. Рыжая такая.

— Рыжие, они вредные, моя вот тоже рыжая была. Сбежала от меня.

— Кстати, твоё предсказание не сбылось! — вдруг вспомнил Комарович. — Помнишь, ты мне в поезде заливал, что наши вторгнутся в 1979 году в Афганистан? Год почти прошёл, а мы никуда не вторглись. Мало того, даже если в последние дни и вторгнемся, то не в Афганистан, а в Мавераннахр.

— Ма-вера-нахер… что? — Борька вылупился на Комаровича, демонстрируя непонимание.

— Мавераннахр, ага, — Пашка смеётся. — Вот такое матершинное название придумали для северной части Афганистана, где сидит Кабульское правительство бывшего ДРА. А зато южную отдали душманам и назвали её Исламская Республика Пуштунистан.

— Ладно, мужики, рад был с вами поболтать. Я сейчас с Коваленко договорился поболтать. Бегу я, короче. Вы-то тут долго собираетесь трудиться?

— Часов до шести точно будем, — парни отвечаю хором как «двое из ларца одинаковых с лица» из старого мультфильма.

— Тогда у меня к вам ещё маленькая просьба, — Рогову неудобно, но деваться не куда. — Выручите тремями рублями? Представляете, парни, денег вообще нету.

— Если у тебя амнезия, то лучше у тебя в долг брать, — смеётся Мельников, но достаёт из кармана пятёрку. — Отдашь, как заработаешь.

— Кстати, если работа какая-то будет, свистните?

— Договорились.

Распрощавшись с друзьями, почти бегом бегу в соседнее кафе. Моля судьбу, чтобы Оля не появилась там раньше меня. Впрочем, я беспокоился напрасно. Оленька пришла только к трём.

Её явление было подобно появлению феи из фильма «Золушка». Из клубов морозного тумана выплыла модная коричневая дублёнка, отороченная понизу и обшлагам козьим мехом. Из этого богатства выглядывал цветастый головной платок, наверное, тоже модный. «Во, Оля даёт!» — пронеслось в моей голове. Мне даже стало неудобно из-за хоть и фирменных, но старых уже штанов и потёртого свитера.

— Борь, давно сидишь? — Коваленко скидывает роскошную дублёнку на спинку стула. — Ну, извини, что-то сегодня товарищ Пивкин был в ударе.

— Водку будешь? — я пытаюсь шуткой прикрыть неловкость. — Для разговора…

— Ты всё шутишь? Даже кома тебя не исправила, как был балабол, так и остался. — Оля сразу понимает, что никакой водки у меня конечно нет. — Лучше расскажи, чем тут сегодня кормят. Голодная я, как собака. Сейчас бы бифштекс какой-нибудь.

— Извиняйте, сударыня, здесь такого не держат-с, — продолжаю балагурить. — Вот студень из лошадиных мослов. Прикажете подать?

— Прекрати уже! Сам-то сытый сидишь, над голодной девочкой измываешься. Тут всегда бифштексы с яйцом были с рисом или макаронами.

— Ладно, расслабься, сейчас принесу тебе твой биштекс-бишмекс, а то и в самом деле помрёшь тут в голодных муках. — Я встаю и беру поднос. Себе беру такой же набор.

Через пять минут мы уже сидим и мирно беседуем, поглощая нехитрые плоды советского общепита. Оленька в промежутках между поглощением обеда не торопясь рассказывает мне о недолгой нашей любви.

— И что? Совсем ничего не помнишь?

— Оленька, милая! Нельзя сказать, что совсем ничего. Большую часть жизни я помню прекрасно. Но ни первый, ни второй курс, ни все последующие года до сентября не входят в эту часть. Две недели в коме! Мне очень повезло, говорят, что я выжил, и что амнезия частичная. Ты Оля, не отвлекайся, рассказывай, что, как и почему. Главное меня интересует один вопрос. Если у нас была такая любофф, то почему мы с тобой по приезду не расписались? А то бы я с тобой по Болгарии катался. Ты реально много потеряла. Мне моя жена рассказывала, что мы с Вангой даже встречались, что я с самим Живковым и его дочерью беседовал. В общем, колись!

— Видишь ли, тут дело семейное. Папа мой и папа Андрюши служили вместе в молодости. Воевали в одном полку. Андрюшкин однажды даже спас папу. Вот и решили они породниться через детей.

— Что-то каким-то жутким средневековьем отдаёт… Тебе не кажется?

— Не перебивай! У военных свои причуды, полежишь под огнём и не такое придумаешь. Так-то глупость, конечно. Получается, что я была сосватана ещё до собственного рождения. Я бы и наплевала. Тем более, ты мне голову тогда задурил здорово. Помню, в Полтаве, моя тётка даже поражалась, что я в тебе нашла.

Я как домой вернулась, так сразу и сказала, что, мол, беременна, и выхожу замуж. Никаких Андреев знать не желаю и, прямо вот как ты сейчас, «не собираюсь подчиняться всяким средневековым пережиткам». Отец тогда жутко ругался, так разошёлся, что даже за сердце схватился. Мама, молодец, всё разрулила. Уговорила пойти на компромисс, сделать аборт и подождать до диплома. До аборта, дело не дошло за отсутствием беременности. Задержка была связана с чем-то другим.

С Андреем она тоже договорилась. Он пообещал вести себя хорошо, не ревновать, не напоминать мне об этом приключении. Если бы мы с ним оба твёрдо воспротивились, то никуда бы наши папаши не делись бы, а так одна слабая девушка… Ты тоже хорош! Вместо того чтобы биться как рыцарь за нашу любовь, смирился и нашёл новую пассию.

— Если девчонка уходит к другому, то неизвестно, кому повезло! — напеваю я с ехидной улыбочкой. — Оля ты про приключения в Крыму обещала рассказать.

— Ой, может не стоит? — Девушка странно усмехается. — Хотя, чего это я, мы взрослые люди. Мы любили друг друга.

Она рассказывает мне во всех подробностях о нашем весёлом, хмельном и эротическом путешествии.

— Я такая, стягиваю купальник, чтобы смыть дорожную пыль, думаю, эх, была не была, а ты уже с мочалкой мне спинку натираешь. В парилке жара градусов 100! Пот течёт, всё скользкое, травами какими-то пахнет. Я стою, руками в полок упёрлась, только покачиваюсь в такт.

После рассказов Леночек о моих сексуальных подвигах, я уже думал, что меня ничем не удивить, но Коваленко меня просто потрясла. Оказалось, мы с ней в Крыму такие фортели откалывали, что, как она выразилась «стыдно рассказать, приятно вспомнить».

— Всё, хватит, я уже не могу, — Олины щёчки стали пунцовыми. — Да и домой пора.

Она также стремительно вскакивает, намереваясь сама нахлобучить тяжёлую шубу. Я едва успеваю её перехватить.

— Оленька, ну что ты так резко. Леди не торопятся, они позволяют джентльменам проявить заботу о них.

— Ладно, давай проявляй заботу, только поскорее. — Она уже успела замотать вокруг головы роскошный платок.

Через минуту я наблюдаю, как выскочив из кафе, она призывно голосует у кромки панели, как перебрасывается с водилой парой слов и прыгает на заднее сиденье.

Домой идти не хочется, поэтому возвращаюсь. Пашка с Борькой ещё на месте.

— Мужики, давайте, вы мне сейчас по дороге на остановку расскажете, чем мы тут с вами занимались. От баб я только какие-то обрывки получаю. Ничего не понятно.

— Чего тут не понятного-то, — ворчит Мельников. — Ты с каким-то Тришиным из Худфонда договорился, чтобы всякую рутинную работу они тебе скидывали. Ты на эти заказы исполнителей с факультета подбирал. Какой-то процент себе оставлял. Так всё классно шло, до тех пор, пока алконавты не устроили пьянку прямо в Горисполкоме. В результате, скандал и на этом всё.

— Ты-то я думаю в дураках не остался?

— Нет, конечно. Тут ты мне тоже помог. Как мы тогда Дзержинский райком забабахали, ко мне аппаратчики пошли. Райкомы, парткомы, месткомы. Все хотели чтобы было «красиво». Правда, кроме денег ничего не дают. Вон, Павел в выставке поучаствовал и большо-о-ой диплом получил. Потом его на стенку повесил. Солидно смотрится! Мне вот ни одна сволочь ни одной вшивой грамоты не вручила.

— Много настрогал кабинетов-то?

— Да до фига! Ленинский, Кировский, Дзержинский и Первомайский райком нашей родной коммунистической партии успел оформить. Если Кировский я ещё и малярил, то остальные уже только проектами интерьеров занимался. Тебя не устаю вспоминать. Ты нас тогда с Дзержинским хорошо потренировал.

— Чёрт! Вот прямо обидно, что ни фига не помню, — Рогов от досады хлопает себя по лбу. — Как же плохо без памяти. Мужики, вы как исходные на конкурс получите, мне обязательно звякните. Очень интересно посмотреть, что за Университет болгары придумали.