Самая долгая секунда

9

Бианка подошла к столу, взяла маленькую чертежную доску, на которой был закреплен чертеж браслета. Чертеж был точен и понятен. На нем был изображен массивный серебряный браслет, который поражал своей простотой. Посредине браслета была нарисована одна-единственная волнистая линия.

— Нравится? — спросила Бианка и протянула мне чертеж.

Меня это все не очень интересовало, но я не хотел обижать Бианку равнодушием. Поэтому я взял чертеж и стал его рассматривать. Сразу же в мозгу пронеслись слова — аллах ма'ак.

Я был удивлен и не мог ничего понять. Бросив взгляд вновь на чертеж, я опять вспомнил эти слова. Волнистая линия, которая как бы делила браслет пополам, состояла из арабских иероглифов. Они складывались в одну и ту же постоянно повторяющуюся фразу — аллах ма'ак.

Вдруг я понял, что знаю, что означают эти слова в переводе с арабского, и вспомнил окончание этого предложения. Все вместе в переводе это означало: да продлит аллах дни твои.

Бианка сказала:

— Возьмите щипцы и выньте кувшин из печи.

Я взял щипцы с длинными ручками и вынул керамический кувшин с расплавленным серебром из печи.

— Вылейте серебро в эти поддоны. Наполняйте их до краев, — приказала Бианка.

Я кивнул.

— Пусть оно застынет, а потом мы начнем обрабатывать его на шлифовальном станке, — сказала Бианка.

Я снова посмотрел на чертеж.

— Ну, так вам нравится браслет? — спросила Бианка.

Я снова кивнул.

Потом я подошел к столу и написал:

Откуда у вас этот узор?

Прочитав мой вопрос, Бианка ответила:

— У Розмари был очень красивый арабский браслет. У нее есть несколько необыкновенно красивых украшений. Так вот об этом браслете. Я никогда не любила такие узоры. Но эти иероглифы настолько мне понравились, что я решила использовать их. Я их стилизовала, и вот так возник этот узор. По-моему, довольно красивый.

Я никак не мог понять, откуда мне могут быть известны арабские иероглифы. Вдруг я вспомнил другие слова: ма алеш. Это тоже было по-арабски и означало: мне все равно. Я уже не пытался размышлять о том, откуда я знаю арабский язык.

На следующий день, когда мы с Бианкой работали в мастерской, вдруг раздался звонок в дверь. Бианка попросила меня пойти посмотреть, кто бы это мог быть. Я открыл дверь и увидел Сантини. Он сдвинул шляпу на затылок, потом, видимо, передумав, снял ее.

— Здесь красиво и уютно. А вы здесь за горничную? — спросил он.

Я слегка поклонился. Сантини продолжал:

— Я бы хотел наконец решить для себя, что я должен думать о вас? Я чертовски хочу внести ясность в этот вопрос.

Мы пошли на кухню. Сантини поинтересовался, дома ли Бианка. Я кивнул и показал на лестницу, которая вела в подвал. Сантини подошел к ней и позвал Бианку.

Через несколько секунд она появилась.

— Мне очень жаль, что приходится докучать вам, мисс Хилл, — сказал Сантини, но в голосе его не было слышно ни капли сожаления.

— Первый раз с той злополучной ночи, когда здесь был найден мистер Пацифик, мы собрались вместе втроем.

— Да, — подтвердила Бианка. — Я знаю.

Сантини спросил меня:

— Почему вы пошли именно сюда, когда вас выписали из больницы?

Бианка ответила за меня:

— Он хотел просто меня поблагодарить.

— И поблагодарив вас, он решил сразу же здесь и остаться.

Бианка покраснела.

— Вовсе нет, — сказала она обиженно. — Просто ему некуда и не к кому было идти, и не было работы, чтобы заработать себе на хлеб. Он согласился помогать мне в работе.

Сантини пытливо посмотрел на меня. Почему я был ему так несимпатичен? Это, правда, не очень мешало мне, но казалось непонятным.

Вместо того чтобы утвердительно кивнуть, я посмотрел на Сантини. Сантини посмотрел на Бианку и спросил ее:

— Вы видели когда-нибудь раньше этого человека до той ночи, когда вы нашли его около своего дома?

Бианка отрицательно покачала головой.

— Ну, хорошо, — сказал Сантини. — А что с Розмари Мартин?

— Ее даже не было дома, когда все это произошло, — сказала Бианка.

— Я спрашиваю не об этом. Она видела его когда-нибудь до той ночи?

— Не знаю. Но когда она его увидела, она не хотела, чтобы я брала его в помощники.

— Умная девочка, — сказал Сантини, как бы разговаривая сам с собой.

Я поднял руку, как ученик в школе, который хочет, чтобы его спросили. Сантини посмотрел на меня, и я написал ему в блокноте вопрос:

— Вы знаете, как в ту ночь я попал сюда? На машине, пешком или каким-нибудь еще способом?

Сантини прочитал, затем сказал:

— Я думаю, вас привезли на машине. Даже в Гринвич Виллидж нельзя бегать нагишом, так, чтобы этого никто не заметил.

— Вы нашли его вещи? — спросила Бианка.

— Нет, — ответил Сантини. — Мы их не нашли. Очевидно, его избили в машине и, когда он потерял сознание, одежду с него просто срезали.

— Почему вы думаете, что ее срезали?

— Потому что на нем были ботинки. Трудно снять брюки через ботинки, особенно если человек без сознания. А ботинки снимать тоже трудно. Мистера Пацифика раздели, чтобы сложнее было установить его личность. — Сантини направился медленно к входной двери. — Я только никак не могу понять, почему его оставили именно здесь.

— Ночами здесь всегда темно и пустынно, — сказала Бианка.

— Существует достаточно других мест, где еще более темно и пустынно, — возразил Сантини. — Уж если его раздели, что было наверняка очень трудно, то почему его не отвезли в такое место, где он пролежал бы несколько дней, прежде чем его бы нашли.

— Я не знаю, — сказал Бианка.

— И я этого не знаю, — произнес Сантини, прежде чем уйти.

Вдруг я все понял. Меня привезли и оставили здесь для того, чтобы предостеречь человека, который меня узнает. Но кого именно?

Я не думаю, что этим человеком была Бианка. Бианка нашла меня случайно, когда поздно возвращалась домой.

Розмари Мартин? Но какая существовала связь между Розмари и мной.

Где в то время была Розмари? — спросил я у Бианки письменно.

— Розмари работала в Чикаго. Там была демонстрация моделей одежды, которая длилась три дня.

Я не думаю, что покушение на меня должно было быть предостережением для одной из женщин. Но если это не касалось ни одной из них, то, значит, это предназначалось кому-то другому. Но кому? Очевидно тому, кто живет поблизости.

Мы снова спустились в мастерскую. Бианка снова взялась за чеканку. Она украшала серьги.

— Может быть, вам удастся получить дополнительные сведения о себе из армии, Вик, — сказала она.

Я очень сомневался в этом. Наверняка Сантини использовал все возможности узнать обо мне как можно больше и не упустил конечно и этой из виду. I Если он ничего не скрывал, то совершенно очевидно, он знал о моем прошлом не больше меня. Я не мог вспомнить ни одного человека, с которым я служил. Предположить же, что один из офицеров, под начальством которого я служил, сможет через столько лет вспомнить меня и дать подробную информацию, было просто невозможно.

Но кто же такой Колонел Херстман? Может быть, я знал его достаточно хорошо? Может быть, он был моим начальником? Что-то подсказывало мне, что когда-то раньше существовала тесная связь между мной и им. Если бы мне удалось найти его, то, может быть, он смог бы помочь мне. Я вытащил свой блокнот и написал:

Бианка, знакомо ли вам имя Колонел Херстман?

— Нет, — ответила Бианка и покачала головой.

Значит, это не фамилия известного человека. И все-таки исключать возможность того, что это имя я слышал или даже был знаком с человеком, которого так зовут, было нельзя.

Я попросил Бианку позвонить Сантини и попросить его навести справки в Вашингтоне о некоем Колонеле Херстмане, под руководством которого я, возможно, служил в армии. Она согласилась сделать это попозже, потому что Сантини вряд ли успел уже добраться до участка.