Сантрелья

Глава двадцать пятая ОСЕЧКА

Следующий день принес обитателям замка много волнений и тревог. Около полудня я, как примерная ученица, твердила свои дневные молитвы в часовне. Небо с самого утра заволокло тучами, и по часовне распространился унылый полумрак, способный отнять последнюю надежду даже у оптимиста. В моем же положении повод для оптимизма отсутствовал вовсе, поэтому чтение молитв в этом мрачном помещении оказалось для меня самым подходящим занятием. Я проговаривала молитвы уже часа три. Падре Эстебан заходил иногда ко мне, выслушивал ту или иную молитву и непременно находил какой-нибудь изъян. Уходить мне не разрешалось.

В отсутствие священника ко мне заглядывала Беренгария, всякий раз под благовидным предлогом: помолиться или попросить о чем-либо Господа. Мы очень обрадовались друг другу. Уже дня два девушка пребывала в одиночестве, разлученная со своей единственной подругой. Правда, она поделилась со мной радостью, что госпожа Эрменехильда уделила ей много времени, стараясь скрасить одиночество расстроенной дочери. Я тоже соскучилась по этой милой, наивной, добросердечной девчушке.

Заслышав шаги, она юркнула в боковую дверь, а я склонилась перед распятием, бормоча латинские фразы. Вошел падре Эстебан. Он хотел что-то сказать мне, как вдруг прямо над нами раздался звон замкового колокола, тревожный и требовательный. В боковой двери показалась Беренгария, возбужденно кричавшая:

— Скорее сюда! Смотрите, какие-то всадники приближаются к замку. Это опасно?

Забыв о приличиях, священник потащил меня за собой туда, где находилась дочь хозяина замка. Только потом я поняла, что святой отец собирался понаблюдать за моей реакцией. Мы очутились на очень тесной винтовой лестнице, где на стене располагалось совсем узкое окно.

Колокол продолжал звонить. По дороге к замку приближался небольшой отряд всадников. Стража торопливо убирала перекидной мост. Кавалькада двигалась, не спеша, словно в замедленной съемке. За всадниками тащилась какая-то повозка. Подъезжая ко рву, отряд выслал вперед всадника с флагом. Тот что-то крикнул стражникам. Произошла заминка. Лошади нетерпеливо переминались с ноги на ногу, но всадники выглядели скорее удрученными, нежели агрессивными. Через несколько минут переговоры возобновились, и повозка, замыкавшая шествие, выдвинулась на передний план. Ворота внезапно медленно поползли вниз, образуя мост, по которому бежал уже дон Альфонсо, а за ним спешил и владелец замка.

Беренгария побледнела, испуганно взглянула на священника, перевела взгляд на меня и вновь на святого отца. Тот кивнул, и девушка ринулась вниз по лестнице.

— Боюсь, и мое присутствие там необходимо, — обратился ко мне падре. — Вернись в храм, дочь моя, и продолжи свое занятие. Я пришлю за тобой Сакромонта.

И он также довольно скоро зашагал вниз по ступенькам. Я осталась у окна наблюдать за происходящим. Я никак не могла взять в толк, что случилось. Дон Ордоньо склонился над повозкой, а затем подал знак, и вся кавалькада осторожно направилась к мосту. Выбежала Беренгария и бросилась к повозке. Вскоре показался и падре Эстебан, обратившийся к хозяину. На самом мосту я вдруг заметила стройную и, как мне почудилось, скорбную фигуру доньи Эрменехильды. Очевидно, произошло что-то страшное.

Когда отряд скрылся в воротах замка, я вернулась в церковь и со всей душой обратилась к Господу с молитвами, чтобы он избавил обитателей этого замка, на какое-то время приютившего меня, от тяжелых испытаний и невзгод. Целый час я оставалась в полном неведении. Обо мне никто не вспоминал. Я даже решила, что могу уйти отсюда сама вполне незамеченной, и приоткрыла дверь. Около выхода на лавке дремал церковный служка, который тут же встрепенулся и недоуменно воззрился на меня.

— Простите, сеньор, — пробормотала я. — Я просто хотела осведомиться, почему за мной не приходят.

— Некому прийти, все заняты, — резонно заметил он и жестом велел мне вернуться к молитвам.

Время шло, никто не появлялся. И когда я уже совсем отчаялась дождаться кого-либо, в часовню решительно вошел Святогор. Он кивнул служке, указал мне следовать за ним и быстрым шагом повел меня в свои покои.

— Элена, сколько сейчас времени? — почему-то спросил он.

— Половина третьего, — ответила я, взглянув на часы.

— Хорошо, значит, я не опоздал, — сказал он. — Сейчас ты быстро соберешься, и мы отправимся к стрелке.

— А Коля?

— Николаса я переправлю завтра.

— Без брата я никуда не пойду. Я себе никогда не прощу, если с ним что-нибудь случится. В конце концов, я сюда попала, потому что искала его.

Мы уже вошли в комнату. Святогор запер дверь. Он взял меня за плечи и, глядя мне прямо в глаза, стал увещевать меня:

— Тебе надо уходить. Оставаться здесь дольше для вас обоих небезопасно.

— Что случилось?

— Прибыл отряд соседнего сеньора, у которого на воспитании находился младший сын дона Ордоньо Габриэль, — объяснил Святогор. — Мальчик ранен, но в еще более тяжелом состоянии находится святой отец, прибывший с ними. Они подверглись нападению мусульманского отряда. Элена, я теперь выступаю в роли медика, я должен неусыпно находиться рядом с пациентами. И к тому же, все обеспокоены близостью мусульман. Скорее всего, падре Эстебан настоит на том, чтобы уничтожить подозрительных ему лиц.

Я кивнула в знак понимания, но в ответ проговорила:

— Значит, в первую очередь опасность угрожает Коле. Без него я никуда не уйду.

— Хорошо, я попробую сейчас привести его, — согласился Святогор. — Может, мне удастся убедить надзирателя, что такова воля дона Ордоньо…

— Погоди, Святогор, когда мы исчезнем, что будет с тобой? — встревожилась я. — Ведь подозрение падет на тебя.

— Не волнуйся, меня никто не тронет, — заверил он меня. — Другого медика нет во всей округе. Пока мальчик болен, я им нужен.

— А потом? — испугалась я.

— А что будет потом, известно лишь Аллаху, — вздохнул он.

— Нет, мы не имеем права подвергать тебя опасности, — горячо заговорила я. — Ты так много для нас сделал.

Он смущенно улыбнулся:

— Спасибо за добрые слова. Но поспешим! Иди к стрелке, а я приведу туда Николаса.

Святогор отворил подземелье и подтолкнул меня к лестнице. Я перекинула рюкзак через плечо, предварительно проверив его содержимое. Рукопись была на месте, причем мне померещилось, что листы ее вновь содержали какие-то знаки. Я достала фонарик и двинулась по подземному ходу. Стрелки не было. До трех часов оставалось минут десять.

В темном коридоре место, где должна возникнуть световая стрелка, не просматривалось. Я остановилась, полагая, что если и ошиблась на сколько-то шагов, то при появлении стрелки я всегда успею подойти. А пока меня раздирало любопытство, действительно ли рукопись возвратила свой прежний вид. Я полезла в рюкзак, достала документ и осветила его фонариком. Листы были испещрены письменами на трех древних языках, как и прежде. Я нервно засмеялась, мурашки пробежали по телу, и, продолжая глупо улыбаться, я спрятала рукопись в рюкзак. Через несколько минут со стороны развилки послышались шаги и обозначился свет факела. Донеслось звяканье цепей.

И вдруг в пяти шагах от меня, разделяя нас с Колей и Святогором, вспыхнул удивительный свет, дневной, яркий с переливами, словно перламутровый, упавший на пыльный каменный пол четко очерченной стрелкой, которая указывала прямо на меня. Было ровно три часа дня. Врата времени распахнулись широко и внезапно.

— Беги, Элена, — крикнул Святогор.

— Беги, Аленушка, — крикнул Николай.

— А ты? — заволновалась я.

— Я за тобой следом. — Звякнула цепь.

— А как же кандалы? — ужаснулась я.

— Ерунда! Там, дома, разберемся, — ответил брат.

И я неожиданно с тоской осознала, что я никогда больше не увижу Святогора, и даже сейчас я не имею возможности с ним проститься, потому что он по ту сторону стрелки, а ее яркий, переливающийся всеми цветами радуги свет, заслоняет от меня дорогой мне образ.

— Прощай, Святогор! Спасибо тебе за все! Не поминай нас лихом! — закричала я в отчаянии и добавила чуть тише: — Я тебя никогда не забуду! — А про себя допела: "Я тебя никогда не увижу!" и шагнула в ореол света, прямо на очертание стрелки, сделала два шага и сошла с противоположного ее края, ожидая увидеть пыльный, душный, заброшенный коридор конца двадцатого столетия.

Чуда не произошло. Я наткнулась на Колю, который тоже приготовился шагнуть в межвременное пространство.

— Не получилось, — констатировала я бесстрастно.

Я не испытала огорчения, скорее почувствовала облегчение. Я стояла рядом со Святогором, могла смотреть на него, могла даже дотронуться до него.

— Погоди, Аленушка, — прервал мою медитацию брат. — Ведь недаром эти врата имеют форму стрелки. Надо, наверное, двигаться в ту сторону, куда она указывает.

— И правда! — воскликнула я. — Как же мы не сообразили? Попробуй теперь ты.

— Хорошо, — не стал спорить Коля. — Эх, прощайте мечты о Тартессе! Ну, что ж, давай, простимся с нашим гостеприимным земляком.

Он пожал Святогору руку и что-то произнес по латыни. Я же приблизилась к моему спасителю и повелителю, заглянула в его зеленые глаза, как-то особо таинственно сиявшие при этом необычном освещении, и неожиданно для себя самой обвила его шею руками и на мгновение прижалась к нему всем телом. Он вдруг поцеловал меня в губы мимолетно, но трепетно.

— Прощай! — шепнул он. — Я тоже не смогу тебя забыть.

И он слегка оттолкнул меня. Коля уже ступил на стрелку и двигался в сторону, куда она указывала. А за ним на световой след наступила и я. И вот стрелка осталась позади, а мы все еще находились в одиннадцатом веке. Попытка попасть в свое время вновь оказалась тщетной.

— Что-то не срабатывает, — размышлял Николай. — Послушай! Рукопись!!!

— Что?

— Может быть, там упоминается, удастся ли нам спастись и каким образом?

— Кто знает? Минутку, я сейчас достану ее.

И я принялась искать документ среди вещей, наспех засунутых мною в рюкзак. Но документ исчез. Нет-нет, на сей раз не буквы пропали с листов бумаги, а пропали сами листы, все до единого. Ни одного даже чистого листа я не обнаружила в рюкзаке.

— Странно, — протянула я. — Ведь я только что перед вашим появлением проверяла манускрипт. Он был на месте, причем целый и невредимый.

И я рассказала брату о вчерашнем происшествии с чистыми листами.

— Значит, выбираться мы должны сами, полагаясь только на себя и исключительно на себя, — бодро подытожил Николай.

К нам подошел Святогор.

— Я очень рад вас снова видеть, — пошутил он, стараясь разрядить обстановку.

Мы вполне искренне улыбнулись. У каждого из нас нашлись свои причины не торопиться в свой век. Пока, не задумываясь о последствиях неудачи, мы не испытывали особого огорчения.

— Николас, я должен как можно скорее отвести тебя обратно, пока никто не заметил твоего отсутствия, — вернул нас к действительности Святогор. — Меня же давно ждут возле пациентов.

Теперь мне пришлось прощаться с Колей. И только теперь я впала в уныние, наконец, осознав, что означала для нас обоих эта задержка в средневековье.

— Ничего, Коля, мы обязательно найдем выход отсюда, — подбадривала я его, но в большей степени я уговаривала саму себя. — Не может быть, чтобы врата времени работали только на вход.

Коля вдруг засмеялся:

— Ты помнишь, когда моему Саньке было лет пять, он нарисовал пещеру?

Я улыбнулась в ответ, представив эти два замечательных рисунка, где на очень темном, черно-зеленом фоне выделялась совершенно черная арка. Рисунки были практически идентичны, только под одним значилось: "Вход в пещеру", а под вторым — "Выход"… Мы всегда с умилением вспоминали эти детские художества со столь глубоким философским смыслом. И вот теперь нам предстояло найти свой "Выход из пещеры".

— Это судьба! — выдохнул Коля, и я подумала, что он имеет в виду Санькины шедевры, но он добавил: — Я не могу уйти отсюда без тайны Тартесса.

— И все же ты неисправим, — посетовала я.

И мы расстались. Они направились к развилке, вероятно, там где-то подземелье соединялось с казематами. Я возвратилась в покои Абдеррахмана и перерыла весь рюкзак в надежде найти рукопись, но она просто испарилась. Святогор не писал для нас в одиннадцатом веке сценарий, он запечатлел хронику реальных событий, и знать их ход нам до поры до времени, очевидно, не полагалось.