Оги сидел за столом, а вот сидевший в углу был, как я понял, Тоби Дэгоном. До сих пор я не встречал таких, кто симпатизировал бы Тоби Дэгону. Не понравился он и мне.
Был он моложе Оги Грейна, — лет этак тридцати пяти. Хорошо одет и неплохо выглядел. Что именно мне в нём не нравилось, я и указать бы не мог. Глаза посажены не слишком близко; не клыкаст, когда улыбается; рожки не торчат из прилизанных чёрных волос. Но находиться с ним в одной комнате было напряжно. Как есть убийца. И не объяснишь почему, но я понял бы это и без подсказки Бассета.
— Здравствуй, Эд, — сказал Оги. — Это Тоби Дэгон. — Тот протянул руку, я пожал; рука не оказалась ни холодна, ни влажна на ощупь, а его пожатие было словно бы искренним, но я поспешил убрать руку. — Садись, Эд, — продолжал Оги, указав мне на стул.
— Ты зря тратишь время, Оги, — вставил Тоби. — Я, впрочем, не вмешиваюсь.
— Можешь не слушать, — возразил Оги. — Тебе ведь известно, что я собираюсь Эду сказать. Что мы теряем?
Тоби пожал плечами. — Ничего, кроме времени. Да и люди будут наслышаны о наших делах.
— Тоби, мои дела и так всем известны.
Тоби встал.
— Хорошо, Оги. Шансы — тысяча к одному, но и такие иногда выпадают. Случалось, выплачивали. Да, было бы славно прижать мазуриков. Понадоблюсь, — ищи меня за обычным столиком.
И продолжил в дверях:
— Рад был познакомиться, Хантер.
Кресло под Оги Грейном повернулось: теперь он оказался лицом к лицу со мной. Толкнул по столу коробку для сигар:
— Закуривай, Эд. Или желаешь выпить?
— Нет, спасибо, — за сигару. От выпивки тоже воздержусь пока. — Мне стало интересно, к чему он подведёт разговор.
Оги сказал:
— Ты, Эд, пытаешься выяснить, что случилось с твоим дядей. Верно?
Я молча кивнул.
— А я пытаюсь выяснить, что происходит с моим лотерейным бизнесом. Думаю, мы могли бы друг другу помочь.
— Как? Ведь, судя по тому, что вы рассказали Фрэнку Бассету, между этим и тем нет никакой связи. Или вы не были с Фрэнком откровенны?
— Фрэнк сам не удостоил меня такой чести — откровенности. Сказал, что привёл его ко мне лишь один вопрос — та встреча в кабинете Старлока и наш разговор вчетвером — мы с Тоби и Старлок с твоим дядей. А сегодня твоя подружка Эстелла рассказывает мне нечто ещё, и я впервые узнаю, что похититель твоего дяди назвал некий номер в отеле «Грешам». Не верю в совпадения. А ты?
— Тоже не слишком, — признался я. — Но где же тут совпадение? Я, вероятно, тупой, но не вижу никаких совпадений.
Оги Грейн подался ко мне, склонился над столом.
— Ведь этот Ричард Бергман прибыл сюда, поскольку это я за ним посылал, а посылал я за ним, чтобы обсудить те же самые вещи, о которых поведал Старлоку и его сотруднику — то есть твоему дяде. Когда Эстелла Бек это мне рассказала, — вот тогда всё предстало в ином свете.
Я слегка присвистнул.
— Я тебе и больше скажу, — продолжал Оги, — но сперва: насколько ты в курсе дела? Кто такой Бергман, знаешь?
Я рассказал Оги всё, что нам стало известно. Оги кивнул:
— Совершенно верно. Вот уже почти два года я плачу Бергману по сотне в месяц. Даже не знаю, почему сразу не подумал о нём, когда что-то пошло не так; вроде затмения нашло на меня. И тем более я сглупил (ведь числовые лотереи незаконны), попытавшись подключить к делу детективное агентство. Лишь когда Старлок и ещё одно агентство отмели меня напрочь, я внезапно вспомнил о Бергмане. Я позвонил ему, он сразу прибыл. И тут некто, собираясь похитить твоего дядю, называет его номер в отеле!
— Давно ли, — спросил я, — началось это… то, что идёт не так?
— С месяц, а может — чуть дольше. И это уже стоило мне тысяч тридцать долларов. Не много, но это нехорошо.
— Я бы не сказал, что тридцать тысяч долларов — немного.
— Раз в десять меньше такой потери, которая бы меня разорила. Тридцать тысяч не разорят. Но я вот о чём. Ты выясняешь, что за шайка у меня ворует, а я даю тебе пять тысяч. Выгодное дельце.
На это я первым делом спросил:
— И вы сделали подобное предложение моему дяде?
— Конечно, нет. Кроме как в тот день у вас в конторе, с твоим дядей я больше не встречался. Как и Тоби.
— Простите, не могу, — ответил я. — Мой начальник — Старлок, а предлагаемую вами работу он отклонил. Как же я могу принять её самостоятельно?
— А ты и не принимаешь никакой работы. Никакого дела я не поручаю тебе вовсе! Говорю ведь: если выяснишь, то дам тебе пять кусков. Бонус, за так. Подарок на Рождество. Что в этом такого?
Если так рассуждать, плохого и впрямь ничего не было. Разве что выглядело слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Ведь добавь мы с дядюшкой Эмом эту сумму к той, что уже у нас была, можно было бы начинать в собственном агентстве. Будь дядюшка Эм всё ещё жив…
— Отчего вы полагаете, что я, не пытаясь специально, смогу это выяснить?
Оги улыбнулся.
— Фрэнк Бассет сказал мне, что ты смышлёный. Эстелла добавила: «Ещё какой!». Она души в тебе не чает. Вот я и подумал, что своего-то дядюшку ты найдёшь, выяснишь, что с ним случилось. А я не думаю, что номер, занимаемый Бергманом в отеле, был назван лишь по чистой случайности. Я чувствую, что когда ты найдёшь того, кто обидел твоего дядю, ты найдёшь и того — или тех, — кто обходится мне в тысячу баксов в день.
— Того, — ответил я. — Не «тех».
— Откуда ты знаешь?
— Эстелла не рассказала вам об Амброзе Коллекционере? — Оги кивнул; я продолжил: — Вот откуда знаю. У кого-то дьявольское чувство юмора. А у коллектива не бывает чувства юмора. Разумеется, за спиной этого Амброза Коллекционера может стоять какое-то объединение, оплачивающее его художества.
— Дельно сказано, — похвалил Оги. — Значит — идёт?
Столь решительно связывать себя мне не хотелось. Я объяснил Оги, что не собираюсь отклоняться от главного направления своих поисков, но если выйдет так, что это приведёт меня к получению интересующих его сведений, то так тому и быть.
— Вот за это мы и выпьем, — объявил Оги. — Виски?
Я кивнул, и он поднял телефонную трубку. То была, должно быть, прямая связь с прислугой, поскольку номера он не назвал.
— Если вы желаете, чтобы я нашёл ответ, — сказал я, — то, полагаю, не откажетесь ответить и на мои вопросы. Во-первых, вы знаете Карла Делла?
— Нет. Может, и вспомню, если он связан с числовой лотереей. Это так?
— Со страховками, — сказал я и решил оставить эту тему. — Число четыреста двадцать вам что-нибудь говорит?
— М-м-м, нет. Разве что оно недалеко от четыреста восемнадцати, а ведь это номер Бергмана в «Грешаме».
Я об этом не подумал. Номер четыреста двадцать располагался в том же коридоре. Кто-нибудь из четырёхсот двадцатого запросто мог выйти в коридор и подкараулить человека, направляющегося в четырёхсот восемнадцатый. Но дядя Эм не мог бы пройти наверх, не осведомившись у регистратора, а к регистраторской стойке он не подходил, если верить дежурному. И если Амброз Коллекционер планировал перехватить дядю в этом месте, ему следовало сказать Старлоку так: «Пусть ваш оперативник, когда придёт в отель, поднимается прямо ко мне в номер». Это не прозвучало бы подозрительно, но раз так, то всякий сначала справился бы у регистратора, куда подняться. Дядя Эм тоже бы так поступил.
Но к этой мысли можно было вернуться потом, а сейчас я вновь обратился к Оги с расспросами.
— Вы сказали Эстелле, что у Дэгона есть алиби — что он был в Гэри в тот час, как моего дядю похитили. Вы не против, если я это проверю?
— Да вовсе нет, — пожал плечами Оги. — Твоё полное право. Тоби не производит хорошего впечатления. Но мне случилось однажды спасти ему жизнь, а в другой раз выручить из беды, и он мне чрезвычайно предан. Он не сделает ничего такого, о чём не было бы мне известно, и каких-либо частных мотивов не имеет.
— Допустим, но что там за алиби?
— В полпятого Тоби позвонил мне по междугородней. Из того немногого, что я узнал от Фрэнка Бассета и Эстеллы Бек, я заключаю, что уби… что похититель делал своё дело в начале пятого. По крайней мере, он не мог быть в Гэри в половину.
— Это верно… Но откуда вам известно, что звонок шёл из Гэри? Ведь даже если женский голос говорит вам «Гэри на проводе», то Дэгон, подучив предварительно какую-нибудь приятельницу, мог звонить и с Петли.
— Ну, мог, полагаю, только дело не в этом. Ему нужны были кое-какие сведенья, — чтобы я поискал в справочнике. И я потом ему перезвонил, минут десять спустя.
— И где он был?
— В «Мелтон-отеле», в Гэри. То есть, не то чтобы он там остановился; Тоби поехал туда после полудня, а вернулся этим вечером. Но он позвонил мне из телефона в вестибюле, и я же ему туда перезвонил. Мальчик-слуга позвал его по фамилии.
Если Оги не лгал, выглядело всё безукоризненно. Я полагал, что Оги не лжёт. Но для себя я решил просить Бассета, чтобы он послал кого-нибудь в «Мелтон-отель» проверить, вправду ли мальчик-посыльный сможет вспомнить, что позвал мистера Дэгона по фамилии в тот час.
Тут пришёл официант с нашим виски, точнее — принёс бутылку и что к ней положено. Оги велел ему удалиться и разлил спиртное сам.
— Кстати, — сказал он, — ты прямо сюда прошёл, или провёл некоторое время в зале?
— Посидел там немного. Пара виски и сэндвич.
— Какой столик?
Я описал ему местоположение; Оги сказал:
— Спустишься вниз — найдут тебе получше; я успею позвонить Джорджу. И за наш счёт.
— Я не предполагал задерживаться. Но цена устраивает.
Оги хмыкнул и передал мне виски. Мне подумалось, что Оги Грейн — добрый малый, не потому, что угощает меня за счёт заведения или что предлагает возможность походя заработать пять тысяч долларов. Просто он был из тех, кого нельзя не полюбить. Теперь я понимал, что имела в виду Эстелла и почему она так свободно ему открылась. Разве я только что вёл себя иначе? По-моему, совсем немного есть людей, делающих большие деньги на делишках вроде игорного рэкета, и в то же время настолько к себе располагающих.
А возможно, подумал я, дело заключалось в Тоби Дэгоне. Общение с тем сортом людей, которые вовлечены в игорный рэкет, требует жёсткости, а Тоби её было не занимать, потому-то этот Тоби, чью жизнь однажды Оги спас, и руководил этим рэкетом непосредственно. Пронеслась мысль, что Тоби, вероятно, проделывал чёртову уйму непотребных вещей, не ставя Оги в известность, — может быть, даже нечто наподобие похищения дяди Эма. Но не был ли я несправедлив? Без содействия Оги такое алиби у Тоби не выгорело бы. Оги перезвонил ему в Гэри, и Тоби оказался там, ведь Оги несомненно признал голос Тоби по телефону.
— Ну, вздрогнули, — сказал Оги. — Или так: за благополучное возвращение твоего дяди!
Мы выпили за это, и Оги продолжал:
— Могу ещё чем-то тебя просветить, раз уж такой разговор?
— Если это всё связано с числовыми лотереями, то мне следует понять, как действует числовой тотализатор. Как должен поступать один из тех, кто держит у вас тотализаторы, чтобы вы теряли деньги — без того, чтобы выйти из-под вашей протекции. Речь ведь не об этом, я полагаю.
— Не об этом. Арестов не более обычного. — Оги нахмурил лоб. — Это борьба без правил, Эд; я точно не знаю, как это делается. Но никакой подтасовки. Знаешь, как бывает при подтасовках, сталкивался?
— Не вплотную.
— Все крупные числовые тотализаторы, Эд, осуществляют расчёт на основании количественных показателей, ежедневно появляющихся в газетах. Некоторые используют данные от Справочно-информационного центра, другие — от Казначейства США, прочие — вероятности ставок взаимных пари при некоторых курсах. Мы используем курсы акций — количества тех, что повысились, понизились и остались неизменными. Конечные цифры каждого из трёх количеств. Допустим, страница, отведённая фондовой бирже, показывает, что сорок акций поднялось, семьдесят две понизились, а курс восьмисот шести не изменился; тогда ставка, которую мы оплачиваем в этот день, это ставка на цифры ноль-два-шесть. Количественные данные даются таблицами в газетных колонках, откуда наши клиенты и узнают, выиграли они или нет.
— И вы платите пятьсот к одному, если выпадает? — спросил я.
— Платим. Разумеется, реальная вероятность, что выпадет, — тысяча к одному, но не забудь про комиссионные распространителям, накладные расходы и всё, что мы платим за заступничество. Я держу честный банк, и моя прибыль составляет десять процентов от розыгрыша. До сего дня, я хотел сказать.
— Вы собирались рассказать мне про подтасовки, — напомнил я.
— Ах, да. Раньше, когда игра ещё не была так хорошо организована, один тотализатор мог обанкротить другой, внедрив подставное лицо в наборную или в верстальный цех местной газеты и поручив ему периодически подправлять количественные данные, за которые банк-конкурент и платил. Периодически — этого оказывалось достаточным при выплатах пятисот к одному. Людям подсказывали, какие количественные данные вот-вот появятся в газете, и тот банк в данный день выплачивал чрезмерно много. Наилучшим образом это действует лишь в городках с одной газетёнкой, ну двумя в крайнем случае; в городе, подобном Чикаго или Нью-Йорку, проделывать такое нелегко, поскольку если в газетах не будет согласия, это сразу же бросится всем в глаза. Но даже и в первом случае я от этого защищён. Количественные результаты я получаю из первых уст, по телеграфу из Нью-Йорка, и сверяю с газетными. А в источнике, разумеется, эти результаты не подменишь: там их без конца перепроверяют, да и слишком много глаз за ними следит.
— Насколько упал ваш доход? Это ведь не может быть простая полоса невезения, правда же?
— Только не так долго! Тотализатор у нас невелик, если рассматривать числовые тотализаторы. Он охватывает лишь данный район — южную часть Петли и сразу к югу за Петлёй. Наш средний улов — примерно десять тысяч долларов в день, а потому по закону больших чисел наши выплаты должны быть в пять тысяч. И вот уже с месяц как они составляют все шесть. Я говорил уже, что мой барыш — десять процентов, а это при условии среднестатистических выплат. Если выплаты повысились на означенную сумму, я фактически остаюсь при своих. В последний месяц так и было. И по закону больших чисел — а для каждого держателя тотализатора, Эд, это первейший закон — я лишился тридцати тысяч долларов, недополучил их.
— А что вы будете делать, если настанет такой чёрный день, когда большинство людей поставят на некоторое число, которое возьмёт и выпадет, и вам придётся выплачивать, скажем, сто тысяч баксов в один этот день?
— Естественно, я их выплачу. Но я закрою банк, если не найду того, кто меня разорил, и до тех пор, пока не выясню, как он это сделал.
— Я полагаю, вам известно, что представляет собой Тоби Дэгон. Нет ли, в самом деле, вероятности того, что он вас обжуливает?
— Я, Эд, не дурачок. Естественно, я его проверил. Не думаю, что Тоби этим занимается, но и такой возможности просмотреть было нельзя. Я не обнаружил такого способа, с помощью которого он мог бы нанести урон всей системе. Видишь ли, Эд, при нынешнем состоянии этой системы Тоби вместе с продавцом квитанций и вместе с покупателем все трое должны войти в сговор, чтобы переиграть тотализатор. Выплаты мы группируем, а потому нам известно, по сколько их приходится на билеты, проданные тем продавцом или иным. И получается, что они все должны быть в сговоре, и не только с Тоби, но и теми, у кого выигрышные билеты. А столько народу вовлечь в заговор невозможно, Эд, — обязательно будет утечка. Какой-нибудь из распространителей решит, что заработает больше, если придёт ко мне и всё расскажет. И уж он заработает! Я не могу вообразить такого изнутри, но чёрт меня возьми, Эд, если я могу вообразить такое и снаружи. Будь это так просто, я не предложил бы пять кусков за ответ. Ещё выпьешь?
— Разок, не больше. Не объясните ли, как действует механизм распространения билетов? И механизм выплат?
— Думаю, Тоби объяснит это лучше. Не то, чтобы мне не было известно, но предпочитаю, чтобы ты всё же от него услышал. Но послушай, только чтобы избежать трений — я имею в виду, между мной и Тоби, — не говори ему про те пять кусков, которые я тебе посулил. Он и так был зол как чёрт, что я предложил столько же Бергману за то же самое. — Оги хмыкнул. — Тоби — он вроде сторожевого пса моей казны. Иногда мне кажется, что он более меня заботится о моих деньгах. Моя щедрость его бесит.
— К кому-то ещё? — спросил я.
— По отношению к тебе, Эд, это не вопрос щедрости. Тоби работает за твёрдый процент от моего сальдо. А я рассказал тебе, каково моё сальдо за истёкший месяц. Вот почему Тоби даже более обеспокоен, чем я сам; у меня ведь ещё прибыль от «Голубого крокодила». Тоби живёт за счёт своего капитала, и я не думаю, что получает он много. Но ничего у меня не возьмёт, даже предложи я ему. — Оги встал. — Пойдём, я провожу тебя к Тоби и попрошу объяснить, что да как. Если он не ушёл.
Мы вышли из кабинета и спустились по лестнице. Остановившись в арочном проходе, мы оглядели зал. К нам тут же подошёл метрдотель — то есть, к Оги, разумеется.
— Тоби ушёл? — спросил его Оги.
— Да, сэр. Как спустился, то выпил одно виски и ушёл; просил передать вам, что собирается сразу идти домой, если вы пожелаете связаться с ним.
— О’кей, — проговорил Оги. — Познакомься, Джордж, — это Эд Хантер. Посади за хороший столик, пока я буду звонить Тоби. И никаких счетов, когда бы Эд ни закончил.
Джордж слегка поклонился и отвёл меня к столику неподалёку от эстрады; тотчас же он предоставил мне официанта, чуть ли не силой оторвав его от процесса обслуживания соседнего столика. Мне не хотелось того разочаровывать, а потому я заказал два виски той же марки, которую Оги недавно наливал мне наверху.
Оги вернулся, как раз когда принесли виски, что на этот раз не заняло и двух минут. Он сел напротив меня и взял своё.
— Твоё здоровье, Эд. Тоби только пришёл домой. Он устал и хочет отложить разговор, так что я договорился о вашей встрече здесь, утром в десять. Тебе подходит?
— Конечно. — Всё равно ведь, подумал я, ночью мне нечего будет делать с теми сведеньями, которыми мог снабдить меня Тоби.
Оги хмыкнул.
— Тоби сказал, что если ты желаешь повидать его ещё сегодня, он вернётся, но я не думаю, что он будет от того сильно счастлив. Я обещал перезвонить ему, если тебе непременно захочется с ним сейчас говорить.
— Не надо, а то ещё невзлюбит меня, — ответил я. — Всё-таки, полвторого.
— Да и Тоби редко задерживается здесь так долго. За дела он принимается рано — в десять.
Ну, для меня десять утра не звучало слишком рано, но я вспомнил, что Тоби, возможно, работает гораздо дольше моего — это когда я отрабатываю нормальный рабочий день.
Оги поставил свой стакан и поднялся.
— Вернусь к себе наверх. Рад был, что ты зашёл, Эд. Оставайся, сколько захочешь.
Эстелла, со своим сигаретным лотком, стояла в проходе в зал, и мне было видно, как Оги приостановился, перебросившись с ней парой слов. Затем Эстелла подошла к моему столику.
— Сигареты, сэр?
— Ещё и той пачки не открывал, — отозвался я. — Да и с собой было; ты вынудила меня купить её, помахав той запиской под пачкой. Важная, чёрт возьми, там содержалась информация!
Эстелла невинно улыбнулась:
— В самом деле, Эдди?
— А может, и в самом деле. Лучше уж получить от тебя «Привет», чем наблюдать, как ты беседуешь с тучей моих знакомцев.
За эти слова Эстелла вновь одарила меня улыбкой, а затем села, всё так же положив свой поднос на пол.
— Оги велел мне малость тебя поразвлечь. Сказал мне, Эдди, что ты ему понравился.
— Это замечательно, — ответил я; тут и оркестр заиграл. — Потанцуем? Это сойдёт за развлечение меня?
— Сойдёт, Эдди, только, знаешь ли, во время танца я не люблю разговаривать. Так что скажи мне сперва: не сказал ли тебе Оги чего-нибудь важного? Такого, что бы тебе помогло?
Хотел бы я сам это знать!
— Тогда это казалось мне важным, теперь же просто не знаю… Оги полагает, что имеется связь между исчезновением дядюшки Эма и числовым рэкетом.
— А почему он так думает?
Я рассказал ей, почему, и пока я рассказывал, сама эта связь стала казаться мне весьма зыбкой. Использование номера, где проживал Бергман, всё так же виделось простым совпадением, но, так сказать, не вполне случайным. А как неслучайность, это имело смысл лишь если сам дядя Эм оказался вовлечён в числовой рэкет. Более глубоко, чем как простой участник разговора в конторе Старлока. А дядюшку не могли настолько в него вовлечь, иначе он бы мне сказал.
Эстелла выглядела слегка разочарованной.
— Я думала, будет что-нибудь посерьёзнее. Оги так настойчиво желал тебя видеть! Я думала, у него есть для тебя настоящая зацепка. И он вроде бы так заинтересовался тем, что я ему рассказала, особенно когда я упомянула Ричарда Бергмана. Не может ли это Бергман оказаться этим… похитителем?
Я объяснил ей, почему это не Бергман.
К этой минуте мы пропустили два из трёх танцевальных номеров, и поспешили присоединиться к третьему. Танец был медленный, вальс в блюзовом стиле, и музыка приятная. Вообще оркестр Гарри Нарта славился своим умением исполнять блюзовые вальсы. Правда, я более вслушивался бы в музыку, не прижимайся ко мне Эстелла так ласково и будь у неё вечерний костюм с закрытой спиной.
Когда мы вернулись за столик, я спросил Эстеллу, когда она заканчивает.
— Ещё не знаю, Эдди. Забыла спросить. Думаю, когда клуб закроется, но забыла спросить, когда это будет. Ты меня лучше не жди. Небось, весь день провёл на ногах?
— Поспал пару часиков в задней комнате нашего агентства, — сказал я.
— Тогда лучше ступай домой и хорошенько выспись. Мы, возможно, ещё увидимся, когда я вернусь.
— Возможно?
— Возможно.
Я не спорил. Эстелла, конечно же, была права в том, что сон мне необходим, а ведь скоро будет два. Итак, нужно было идти. Следовало поразмышлять над тем, что рассказал мне Оги Грейн, решить вопрос, существует ли связь между числовым рэкетом и исчезновением дядюшки Эма. Я не переставая размышлял над этим, но чем больше думал, тем тоньше эта связь мне виделась.
Вот что единственное хоть как-то походило на правду: дядю Эма могли перехватить безвыборочно, просто при попытке дискредитировать Ричарда Бергмана либо подвести Бергмана под арест, тем самым устранив его с дороги того, кто покусился на банк Оги Грейна. Нет, смысла-то было тут немного, и если мотив всё же был таковым, временная привязка получалась неважнецкая. Похититель должен был выбрать время, когда у Бергмана не было хорошего алиби, коли уж он вознамерился повесить преступление на него.
Я направился в агентство; оно находилось всего за квартал в стороне от дороги домой, и мне хотелось, чтобы там задокументировали всё то, что рассказал мне Оги. Каким бы маловажным это ни казалось, а уж пусть ляжет на бумагу. Размышлял я и над тем, что же именно не позволило Карлу Деллу поделиться со мной своими догадками, а вместо этого привело его к смерти. Старлок с Бассетом сейчас, должно быть, спали, а эти сведенья не казались особенно важными, чтобы броситься будить кого-либо из них.
Когда я вошёл в офис, Джейн читала журнал любовной беллетристики. Она тут же сложила его и вопросительно взглянула на меня. Я покачал головой.
— Ничего серьёзного, Джейн. Просто, думаю, надо отчёт составить на случай… на случай, если утром я поздно освобожусь. — Я хотел было сказать — на случай, если со мной что-то случится, но это прозвучало бы по-дурацки.
— То есть, мне застенографировать?
— Если ты не против.
Блокнот у Джейн был наготове, и я надиктовал ей о том, что со мной происходило с тех пор, как я покинул агентство. Даже об убийстве Карла Дела. Я уже рассказал Старлоку всё, что мне было об этом известно, — за исключением числа четыреста двадцать, про которое Бассет спросил меня по телефону позднее, — но мне подумалось, что надо бы и в обычный отчёт это же всё занести, пока подробности свежи в моей голове.
Когда я заканчивал докладывать о разговоре с Оги, из служебного помещения вышел Эмиль, жмурясь от света.
— Услышал, вот, голоса. Что-то новое, Эд?
Я уже хотел ответить «Нет», но тут вспомнил, что ему неизвестно произошедшее с Карлом, а потому я кратко рассказал и добавил, что он сможет прочесть мой отчёт, когда Джейн его отпечатает.
Покидая агентство, я решил, что уже достаточно обдумывал всё, что мог обдумать сегодня, а потому взял до дому такси. Я смертельно устал, к тому же выпивка, которую я влил в себя в «Голубом крокодиле», хоть слабо да чувствовалась. Я об этом не жалел, поскольку, как я знал, это поможет мне уснуть. Домой я прибыл в без четверти три.
Вступив на лестницу, я услышал шаги над головой: то был ожидавший меня на моей лестничной площадке полицейский детектив, мне не знакомый. Дверь в комнату Карла была открыта, там горел свет, из чего следовало, что детектив разместился там на ночь и следил за всеми приходящими.
Я назвал себя, и он кивнул.
— Капитан мне о вас говорил. Вы ведь работаете над этим делом вместе с нами. Есть что-нибудь новое?
Мне подумалось, что он, должно быть, не настолько в курсе событий, чтобы пересказывать ему свой разговор с Оги, а потому я просто покачал головой. Спросил только, не говорил ли ему Бассет также и об Эстелле Бек.
— У меня есть список жильцов, и это имя в списке. Она — единственная, кто ещё не дома, а мне поручено спрашивать каждого, почему он явился поздно.
— Она допоздна на работе в ночном клубе, и я за неё ручаюсь. До утра ещё вернётся.
— Ладно, тогда допрос третьей степени к ней применять не будем. Чертовски скучно сидеть здесь одному. Зайдём, поболтаем?
Я ответил, что рад бы, но мне завтра рано вставать, и лучше выспаться.
— Ладненько, — ответил он. — Ну что ж, спокойной ночи. — Полицейский вернулся в комнату Карла, оставив дверь приоткрытой, чтобы слышать входящих с улицы.
Мне стало любопытно, как Эстелла выкрутится, если её «возможно» означало то, что означает «возможно» в устах женщины. Может, стоило позвонить ей и сообщить, что местечко под наблюдением?
Нет, не стоило.
Я взошёл к себе и бросился на кровать. Должно быть, я заснул тотчас же, как моя голова коснулась подушки.
Но сон мой не был глубок, и голоса в коридоре — голос Эстеллы и голос детектива — меня пробудили. Я взглянул на светящийся циферблат своих наручных часов; было почти пять. Тусклый серый свет раннего утра просачивался сквозь два больших окна, выходящих на улицу.
Со стороны двери послышался шуршащий звук; я повернулся на спину и приподнял голову. На полу под дверью лежал сложенный лист бумаги. Дотянувшись до него, я услыхал шаги Эстеллы, удаляющиеся по лестнице на третий этаж.
С листом бумаги я подошёл к окну, чтобы прочитать не зажигая света. Там значилось:
«Привет, Эдди! Оги сделал мне предложение. Принять?»
Я накинул халат, сунул ноги в тапочки и вышел в коридор. В ту секунду, как я распахнул свою дверь, в дверях Карловой комнаты появился тот детектив; увидев меня, он усмехнулся.
— Кажется, в записке нечто важное по поводу этого дела, что тебе захотелось поговорить с ней, а?
— Вполне возможно, — ответил я. — Отметишь в рапорте, что я отправился наверх?
Он помотал головой.
— Ранее ты был слишком уставший для разговоров. Со мной поболтать не захотел.
— Я и так очень уставший для разговоров.
Он только прыснул, отправляясь назад в комнату Карла. На этот раз он закрылся, хотя я услышал, когда поднялся на один пролёт, как он снова приотворил дверь.