Я пробудился среди ночи: нечто натирало мне плечо и грудь с одной стороны. Я перекатился на другую сторону и осознал, что лежу на кровати, лежу полностью одетым, а беспокоит меня автоматический пистолет тридцать второго калибра в кобуре. На нём-то я и лежал.
Встав, я включил свет. Было два часа ночи, а потому я не мог проспать долго; мне не было известно точное время прихода домой, но едва ли это случилось до полуночи. Правда, костюм на мне был так сильно измят, словно бы я провалялся в нём не два часа, а все двенадцать; утром мне предстояло надеть другой, а этот отправить в чистку.
Голова побаливала, а вот желудок не подавал признаков расстройства. Я разделся, чтобы облачится в пижаму и вернуться в постель; кобуры с пистолетом я на этот раз с собой не захватил.
Было немного совестно, что я напился, но сделанного не вернёшь, а выспаться ещё можно. Целых пять часов сна, — и в офис к восьми успею! Это, то есть, если Эстелла не постучится ко мне по пути к себе наверх, когда вернётся домой через два или три часа.
Я лежал, мечтая об Эстелле. Хочу ли я, в самом деле, жениться на ней? — спрашивал я себя. Ответ был — и да, и нет. Я её любил, просто не был уверен, что уже готов к браку. Интересно, какая доля шутки заключалась в её словах насчёт того, что вот Оги Грейн совсем не прочь на ней жениться. Раньше я бы сказал, что изрядная доля, а потому не упомянул об этом, когда этим вечером поднимался к ней по прочтении той записки, которую она сунула мне под дверь. Теперь же пришло опасение, что её слова могли оказаться правдой. Да, вдруг это правда? Разумеется, Оги, с его-то деньгами, имел в женщинах широкий выбор. Да только красавиц, как Эстелла, вряд ли было много на его пути, и ещё меньше столь же свежих, прелестных и достойных. В такую можно влюбиться по уши, да и предложить ей честный брак, а не просто шуры-муры! Ведь кто-то, кажется Бассет, рассказывал мне, что Оги вдовец.
Что ж, если Эстелла говорила не шутя, то серьёзно она всё равно к этому не относилась. Чёрта с два, если верить тому, что сказала мне миссис Брэйди, — да и свидетельство моих собственных чувств за парочку последних ночей.
И так лежал я, гадая, постучится ли она, — и надеясь, что постучится, — пока не заснул.
А в семь меня разбудил будильник.
Под дверью лежала сложенная записка, которую я схватил ещё до того, как будильник успел отзвенеть. В ней значилось: «Спокойной ночи, Эдди. Коли не разбужу тебя, просовывая листок под дверь, так лучше уж спи».
Я рассердился на себя — зачем спал так крепко. Всё проклятое спиртное, ведь обычно сон мой легок.
Но других расстройств ночные возлияния не оставили. Чувствовал я себя хорошо, голова была ясна. Правда, сушило во рту, пришлось водички попить.
Я оделся и был готов начать третий день поисков дядюшки Эма. То был последний день, но я того не ведал.
Затянул ремни кобуры. Проверил магазин и зарядную камеру, да чтобы пистолет был на предохранителе — ведь я поспал на нём, — и сунул его в кобуру. Не люблю пистолетов, так что проделал всё это с чувством неловкости. Я просто не ждал, что мне предстоит стрелять — и убить — из этого пистолета ещё до наступления вечера.
Я вообще многого не ждал.
Старлока ещё не было в конторе, но он появился вскоре вслед за мной.
— Ишь, какой бодренький, — бросил он мне. — Вот что значит долгий здоровый сон. Как настроение?
— Норма. Вам, Бен, случайно не известно, с чего Эм начал в среду утром? Жену он сперва повидал или как?
Старлок на минуту задумался.
— К жене он оправился погодя, поскольку позвонил ей отсюда, чтобы договориться о встрече. А его звонок поднял её с постели: выяснилось, что она работает по ночам, а утром поздно встаёт. Но она всё восприняла с пониманием и согласилась встретиться позднее, не помню точно, когда.
— Нужно будет постараться застать её, — сказал я. — Не знаете ли часов её рабочей смены или как поздно она встаёт?
Старлок покачал головой.
— До одиннадцати, мне кажется, не стоит. Эм звонил ей около девяти. Тогда же он и приступил к заданию; у тебя есть ещё час.
— Ещё куда-нибудь он после неё звонил? Перед тем как уйти?
— Не припоминается. Мог отправиться к прочим из списка, не уславливаясь о встрече. Ты тоже можешь так поступить, это всё рядом.
Я вынул свой блокнот и просмотрел сделанные вчера записи. Помимо жены этого беглеца и места его предыдущей работы — бара «Конура» — у меня имелось всего две фамилии. Первая — его шурина вместе с адресом этого последнего: квартира в том же доме, где и квартира жены; другая — юриста в Корвин-билдинг, что всего за пару кварталов. Сегодня была суббота, а это значило, что юрист либо придёт к себе в контору, либо нет; пятьдесят на пятьдесят.
— Вы не знаете, разговаривал дядя Эм с ними от имени агентства? — спросил я у Старлока. — Или назывался сотрудником кредитной компании?
— Вероятно, сотрудником кредитной компанией, Эд. Мне думается, что так он всегда поступал в случаях бегства на автомобиле, если не было причин поступить как-то иначе. По делам Бартлетта, во всяком случае; они разрешают нам пользоваться их именем.
Отправляться было ещё рано, но я знал, что покоя мне не найти, а потому вышел в приёмную, чтобы не действовать Старлоку на нервы и разузнать об Уильяме Демминтоне, юристе, по телефонной книге. В ней значился адрес и домашний номер, вот только адрес был чёрт-те где; оставалось надеяться, что он придёт-таки к себе в контору и мне не нужно будет переться в такую даль.
Я попытался дозвониться в эту контору, но, как и следовало ожидать в самом начале девятого, ответом было молчание. Я позвонил по домашнему, надеясь, что он уже встал и не будет мною разбужен. Какая-то женщина — наверняка его жена — сняла трубку и сказала, что мистер Демминтон недавно отправился к себе в контору и будет там к половине девятого или чуть позже.
Это означало, что можно было выходить раньше намеченного. Покинуть агентство следовало минут через десять, и я задумался над тем, как убить это время. Позвонив Бассету, я поинтересовался, не поручал ли он кому-нибудь выяснить, есть ли у них дела, где фигурирует Томас Рейнал.
— Поручал, Эд, — ответил Бассет. — Ты подождёшь на линии, или мне перезвонить?
Я сказал, что подожду на линии, и минут пять трубка молчала. Затем вновь раздался голос Бассета.
— Есть такие дела, Эд. У него четыре судимости. Шесть месяцев за половую связь с несовершеннолетней в 1942 году. Условное наказание и штраф в 1944 за мелкую кражу. Условное перешло в настоящее, когда через месяц он был арестован сразу по двум обвинениям — пьяный дебош и принудительное содержание в публичном доме. В борделе, чтоб ты понял. Больше ничего, но лишь до этого месяца. У него отобрали лицензию бармена — и один Господь Бог ведает, как он вообще получил её с таким-то послужным списком; должно быть кому-то здорово дал на лапу; — да плюс штраф в сотню баксов. Это всё.
— Приятный парень, — отозвался я. — Премного благодарен, Фрэнк.
— А это над бегством в автомобиле Эм работал в среду?
— Ага. И ведь кредитной компании ещё повезло. Две сотни из трёх, которые она под это дело ссудила, к ней вернулись. Дело, видимо, было невеликое, как это и бывает с кредитованием покупки авто, иначе бы они получше проверили голубчика.
— Подавать заявление они не собираются?
— Возможно, ждут отчёта от нас за тот единственный день труда, который собирались нам оплатить. Ну, Фрэнк, спасибо.
— Не забывай держать меня в курсе дела.
Пообещав, я направился в Корвин-билдинг, не особенно торопясь, и прибыл туда ровно в половину девятого. Демминтона мне пришлось прождать ещё несколько минут. Когда он отпер дверь своей конторы, я взошёл за ним и объяснил, кто я и что мне нужно.
Юрист взглянул на меня с некоторым удивлением.
— Но ведь один из ваших побывал тут всего пару дней назад. Не то чтобы я возражаю, но вы, случаем, там у себя не напутали?
Я рассказал ему историю, которую держал наготове: дескать, тот дознаватель, что побывал у него в среду, бросил службу никого не предупредив и не сдав отчёта; мы очень сожалеем, но всё приходится проделать заново.
— Пожалуйста, проходите. Сегодня я пришёл рано, поскольку накопилась некоторая работа, но, думаю, смогу уделить вам пару минут, как и тогда тому человеку. — Мы прошли через приёмную в рабочий кабинет; взмахом руки юрист указал мне на стул перед своим рабочим столом, а сам прошёл за стол.
— Я всё вам повторю. С Рейналом я был знаком приблизительно три года, но не слишком близко. Когда я впервые с ним познакомился, он держал бар в одном месте на Дерборн-стрит близ Гётевского института. А я жил от института за углом, тогда ещё холостяк. Это был приятный маленький бар, в котором я провёл много-много вечеров. Мы с ним частенько беседовали, и он мне нравился. Мы довольно хорошо знали друг друга — насколько могут узнать друг друга бармен и завсегдатай, не встречаясь больше нигде, помимо барной стойки, — в течение примерно года. Потом, два года назад, я женился и покинул тот околоток. Томми я не видал в течение года, а потом тот явился ко мне в контору — он, понятное дело, знал, что я юрист, — с тем желанием, чтобы я решил для него один мелкий правовой вопрос. Его автомобиль столкнулся с другим автомобилем, второй водитель предъявил ему иск, а Томми утверждал, что это была вина того водителя, и попросил меня завести дело.
— А вина-то была чья? — спросил я.
Демминтон развёл руками.
— Обычная вещь: слово одного против слова другого да отсутствие свидетелей. По его просьбе я подал встречный иск, — не потому, что надеялся его выиграть, но просто ради переговорной позиции, пока не дошло до суда. На том всё и кончилось: адвокат второго водителя согласился отменить свой иск, если мы отменим наш. Нет победителей, нет проигравших, нет и юридических ошибок.
— И тогда вы видели Рейнала в последний раз? — спросил я.
— Да, в последний. Как я и сказал, шесть месяцев назад. Столько же продлилось то дело, которое я для него возбудил. Я не хочу сказать, что оно отняло много времени, — в общей сложности я не потратил на него и полного рабочего дня, — но тянулось оно шесть месяцев, пока мы… ну, назовём это «ничья».
— Он хоть заплатил вам?
— Да нет… Я послал ему счёт на пятьдесят долларов — разумная сумма, мне ведь было известно, что он всё равно стеснён в средствах, — но он так и не заплатил.
— Вы не истребовали?
Демминтон пожал плечами.
— Такую сумму — не стоило труда. Когда-нибудь, возможно, я бы и продал этот долг коллекторскому агентству — которое долги выбивает. Теперь же, когда он покинул город, даже такое агентство мне гроша ломаного не даст.
— А вы знали, что он покинул город, до того как мой… другой наш представитель побывал здесь?
— Нет, не знал. Он меня впервые о том уведомил. Около шести месяцев назад я послал Рейналу счёт на пятьдесят долларов. Затем слал напоминания по первым числам каждого месяца вплоть до нынешнего. Ничего от него не получал и ничего о нём не слышал, с тех пор как то дело было закрыто.
— И, однако, вы дали о нём благоприятный отзыв?
Демминтон нахмурился.
— Я всего лишь сказал правду, как вы сами поймёте, если справитесь с вашими записями. Я сказал, что знал его два или три года, что в то время он был моим клиентом и высказать против него мне нечего.
— Нет ли у вас предположений, куда он мог направиться, покинув город?
— Нет, разве что он часто заводил речь о Калифорнии; побывал там разок и говорил, что хотел бы пожить там снова. Но определённого города, насколько я помню, не упоминал. Вот и всё, молодой человек, что я могу вам о нём сообщить. У нас не было общих друзей, вообще ничего общего, кроме той болтовни за прилавком, о которой я уже рассказал, и того дела о столкновении, которое я возбудил для него, когда ему пришло в голову обратиться ко мне за юридической помощью.
Я поблагодарил и поднялся на ноги. Затем произнёс, словно бы нечто вспомнив:
— Чуть не забыл, мистер Демминтон. Начальник просил меня спросить вас, как себя вёл наш второй дознаватель — тот, что был здесь в среду. Ничего странного не было в его поведении?
— Странного? Что вы имеете в виду? И какая вам разница, если он с вами порвал?
— Разница будет, если когда-нибудь нас попросят дать о нём отзыв. Забавная вещь: он работал у нас три года, а тут вдруг, в среду, позвонил и сказал, что увольняется, уезжает из города и чтобы мы выслали ему чек почтой в Нью Йорк до востребования. А сам так и не послал нам отчёта — отчего я и должен теперь проделывать ту же работу — и не дал никаких объяснений. Понятно, почему все у нас так удивлены.
— Гм-м… Отвечу, раз так. Ничего в его поведении странного не было. Весьма приятный человек, я бы сказал.
— Свой день он начал с вас, если я не ошибаюсь. Нет ли у вас предположений, куда он намеревался двинуться отсюда, к кому?
Демминтон покачал головой.
— Не имею представления. Помню, он пришёл рано, почти точно в девять. Я рассказал ему то же, что и вам. Вот и всё; куда он потом отправился — не имею понятия.
Я поблагодарил и оставил Демминтона в покое. Ничего не получив, я знал лишь, что следую по стопам дядюшки Эма с опережением в полчаса.
Оставалось три пункта: жена Рейнала, шурин, живший в том же доме, и бар, бар «Конура» — последнее место работы Рейнала. Правда, благодаря Демминтону появился ещё пункт — тот факт, что от трёх до двух лет назад Рейнал работал в баре на Дерборн-стрит возле Гётевского института. Но новость не казалась горячей. Когда то ещё было; я не думал, что дядюшка Эм ею озаботился, — по крайней мере, не раньше, чем разобрался с первыми тремя пунктами.
Жена пока отодвигалась: дядя позвонил ей и условился о встрече позже; а потому оставался шурин и бар на Саут-Кларк-стрит. Я решил в пользу бара, — не потому, что он был ближе; дядя наверняка пожелал убить двух пташек одним камнем: отложил встречу с шурином в том многоквартирном доме до того или почти того часа, когда планировал и с женой встретиться.
Я рассудил, что он прошёл до Кларк-стрит, а там сел на трамвай в южную сторону — двенадцать кварталов всё-таки, — и решил поступить так же.
На место я прибыл в девять с четвертью; бар был ещё закрыт. Я зашёл в небольшую тошниловку по соседству и спросил человека за кассой, не знает ли он, в котором часу обычно открывается этот бар, что рядом с ними.
— Обычно — в десять, — ответил тот. — А вот в соседнем квартале обычно — раньше, если хотите выпить. Думаю, уже открыт.
— Да нет, обожду здесь, — сказал я. — Чашечку кофе ведь дадите?
— Разумеется. — Человек обратился к электрокофейнику и нацедил. Я сел на стул у конца прилавка, ближайшего к кассе, и кофе было подано мне туда.
Вынув из кармана фотографию дяди Эма, я положил её на прилавок.
— Встречали такого?
Человек склонился над фотографией.
— Лицо словно знакомое. Кажется, недавно он сюда заходил.
— Не в среду? Третьего дня, и в такое же время.
— Верно. Задал тот же вопрос, что и вы. Насчёт соседнего бара. Я сказал ему, что открывается в десять, а он попросил чашку кофе, всё-всё как вы. Только ему не пришлось ждать долго; и так уже было почти что десять. Не уверен, правда, что в среду.
Зато я был уверен, так что не о том была забота. Я всё ещё шёл след в след, только временное преимущество перед дядей Эмом утрачивалось. До этих десяти часов, когда открывался бар «Конура», ждать мне приходилось дольше.
— Знавали там бармена по имени Томми Рейнал?
— Был там один по имени Томми, не знаю как по фамилии. А что? Вы коп или в том роде?
— Частный детектив. Что вы знаете об этом Томми?
— Немногое, только что он — да и тот бар — попали в передрягу месяц назад; кажется, продали спиртное малолетним. Оштрафовали и Томми, и заведение, а Томми вдобавок потерял лицензию или что там у него. Ещё и Перри волновался, что лишится лицензии на свой кабак, но обошлось. И это правильно. Его же не было, когда это произошло.
— И всё же, — проговорил я, — по закону хозяин отвечает за поступки своих подчинённых.
— Так Перри выплатил штраф. Но я не думаю, чтобы и Томми был сильно виноват. Столько подростков за год или два до совершеннолетия выглядят старше своих лет! Слушайте, а не работаете ли вы на лицензионную комиссию или что-то в этом роде?
Казалось, его отношение к Томми Рейналу было доброжелательным, а потому я счёл, что добьюсь большего успеха, если притворюсь, что тоже симпатизирую Томми. И я сказал:
— Что вы; я из частного агентства, а Рейнала мы разыскиваем потому, что у юридической конторы, на которую мы работаем, имеются для него новости, весьма ему выгодные. Только вот он в отлучке, и они не могут с ним связаться.
— Имеете в виду наследство или что-то в этом роде? Деньги ему, что ли, причитаются?
Ему явно не верилось в нечто столь простое, и я решил слегка усложнить для него легенду.
— Это не наследство, хотя они — по имущественной части. Это по поводу продажи собственности; нужна его подпись, чтобы претензий потом не возникало.
Я не сказал, какова цена этой подписи — несколько долларов либо несколько тысяч. Пусть включит воображение.
— Что ж, — сказал он, — кажись, говорите правду. Почти то же самое рассказал мне и тот, другой, которого вы мне фотку показали. Только зачем они посылают вас двоих с одним и тем же вопросом?
— Так ведь, — отозвался я, — тот пропал. А наши решили сделать ещё попытку: вдруг мне попадётся такая зацепка, которую он просмотрел.
— Тогда чего вы показываете мне его фотку и спрашиваете, на побывал ли он тут?
На этот раз мне потребовалась передышка, чтобы всыпать ложечку сахару в свой кофе.
— По сути дела, — сказал я, — наш человек уже окончательно порвал с нами, а потому меня просили проверить, точно ли он повидал всех тех, о которых утверждал, что повидал, или просто сварганил красивый отчёт. Ну и попросили меня заново провести расследование, поскольку он в нашем агентстве новичок.
— А! Да нет, он со мной поговорил. Только я ничего не смог ему сообщить, потому что я-то знал Томми лишь постольку-поскольку: заходил иногда по соседству выпить пару рюмочек. А как он перестал там бывать, так я и не слыхал о нём, — с месяц или около того.
— Если он уехал из города, вы не знаете, куда он мог отправиться?
— Ни малейшего понятия. О своих личных делах он никогда не распространялся, — за те несколько раз, что мы с ним болтали языками. Я даже фамилии его не знал.
Вошёл посетитель, и владелец заведения отправился к центру прилавка его встретить. Я потягивал кофе и размышлял — можно ли как-то с пользой провести ещё полчаса до открытия «Конуры»?
Наверно, всё-таки можно. Я отправился к телефонной кабинке у дальней стены заведения и поискал в справочнике номер этого шурина, проживавшего в том же здании, что и жена нашего беглеца. В девять-тридцать ей звонить было ещё рано, но для звонка ему время было подходящее.
Когда шурин поднял трубку, я назвал себя и сказал, что представляю кредитную компанию Бартлетта, так нельзя ли нам встретиться и поговорить про его свояка?
— Можно, — ответил тот. — Только я уже рассказал всё, что знаю, тому другому человеку, которого ваша компания посылала пару дней назад.
Я же ответил, что всё равно желал бы с ним встретиться, а почему — объясню, как приду. Ещё я спросил, как поздно встаёт его сестра; он ответил, что обычно около десяти. Тогда мы условились, что встретимся в десять-тридцать, вдобавок я попросил его, что если он увидится со своей сестрой ранее этого срока, то пусть уговорит её оставаться дома и принять меня часов в одиннадцать. Он обещал.
Мне подумалось, что за оставшиеся до открытия «Конуры» двадцать минут можно успеть сделать кое-что ещё, а потому я раскрыл указатель кабаков и провёл пальцем по их адресам, отыскивая тот, что находился на Дерборн-стрит к северу, в районе 1300-х номеров. Список заведений занимал порядочное количество страниц, но мне повезло: на третьей странице я отыскал один с верным, как мне показалось, адресом. Я позвонил туда и понял, что попал правильно.
Под нехитрым предлогом выяснения кредитоспособности я узнал, что Томми Рейнал действительно некогда там работал, год или полтора. Точных дат мой собеседник не помнил, но было это, вероятно, полтора-два года назад. На вопрос, почему Рейнал уволился, ответили уклончиво: «Мы просто не поладили», — и я не стал настаивать; возможно, тот человек заподозрил, что Рейнал чересчур много тягал из кассы, но доказать этого не мог, и теперь не смел мне говорить определённо и бездоказательно.
Но это уже меня не интересовало. Я поблагодарил, словно это было всё, что мне требовалось знать, а затем приступил к тому, что меня интересовало на деле.
— Извините, что мы вынуждены побеспокоить вас вторично. Просто наш человек, который разговаривал с вами в среду, забыл спросить у вас о причине увольнения Рейнала.
— А? — не понял мой собеседник. — Какой-такой человек?
— Один из наших дознавателей. Я звоню, просто чтобы проконтролировать. Один из наших людей позвонил вам в эту среду ради плановой проверки. — Я посмеялся. — Возможно, он рассказал вам иную историю, зачем он расспрашивает, но таковы, знаете ли, правила игры.
— Да никто не расспрашивал про Томми в среду. Давно уже меня про него не расспрашивали. Последний раз это было… почти год назад. Одна кредитная компания. Он покупал машину, и они проверяли его послужной список.
— Вы уверены? — спросил я недоверчивым тоном. — Если это так, то придётся мне вызвать нашего дознавателя на ковёр за ложный отчёт. Он сказал, что побывал у вас; нельзя приучать сотрудников так поступать.
— Не хочу, чтобы у человека были из-за меня неприятности. Только сюда он не звонил. Знаю точно, поскольку в понедельник я лишился своего бармена, новым до сих пор так и не обзавёлся и вынужден самолично тут управляться. С девяти утра до часу ночи; в собственном баре перекусить некогда.
Я поблагодарил его и повесил трубку; было ясно, что дядюшка Эм ни ходил туда, ни звонил. Собственно, у него и причин на то не было, однако мне всё же требовалось в том удостовериться.
Было без десяти десять, когда я подошёл к соседней двери проверить, не открылся ли нужный мне бар раньше срока. Нет, не открылся, а потому я вернулся в первое заведение и заказал новую чашку кофе. Когда я вновь подошёл к соседней двери, там было открыто.