Сатана вас поздравляет

Глава 15

Бар «Конура» своё название оправдывал. Все стены были увешаны картинками собак. В одном из углов поставили собачью будку, не иначе как для датского дога — во всяком случае, человек способен был проползти в неё на четвереньках, и возможно, что не один пьяный такое уже проделывал. Даже старую шутку использовали: по картинке с собачкой на каждой из двух дверей в уборные — пойнтер на одной да сеттер на другой. Но собственник, скорее всего, всё же не был уверен в познаниях своих посетителей в собаках, как и в каламбурах, поскольку одновременно двери несли и общепринятые обозначения М и Ж. Будь это заведение моим, уж я бы навесил более соответствующие обозначения: КОБЕЛИ да СУКИ. И пусть бы ещё посетители лакали своё пойло из собачьих лоханок.

Но заведение принадлежало не мне, а тому крупному лысому мужчине за прилавком; он, по крайней мере, так мне сказал, а сомневаться у меня причин не было. Я спел ему ту же песенку, что и юристу Демминтону, сделав вид, что первым делом меня интересует Томас Рейнал. Да так оно и было, с тем лишь условием, что ни одна зацепка, которую мог получить здесь дядюшка Эм, не должна была от меня ускользнуть.

Но ни зацепки, ни ниточки здесь мне не досталось. Да, Рейнал работал тут месяца четыре вплоть до прошлого месяца, но с тех пор хозяин не видал Томми и не имеет ни малейшего понятия, где он и что с ним; вряд ли работает где-то барменом, разве что без лицензии.

Я перешёл ко «второму нашему дознавателю», побывавшему тут третьего дня и в то же время суток, и напел ту же историю о том, что он бросил и это дело и вообще работу в нашей компании, покинул город, и сотрудники гадают, с чего бы это.

Лысый пожал плечами.

— Не могу сказать о нём ничего дурного; задавал мне все те же вопросы и получил те же ответы.

— Выпивал во время своих расспросов? — Такой вопрос выглядел вполне логичным.

— Выпил рюмку да меня одной угостил. И только.

Прозвучало намёком, так что я проделал то же, стараясь держаться предмета разговора, — авось ему ещё нечто припомнится.

Но я зря потратил деньги. Лысый ничего не знал ни о жене Рейнала, ни о его друзьях или занятиях в те часы, которые тот не проводил на работе, за стойкой бара. Отзывался лысый о Томми доброжелательно, но лично он его совсем не знал. Ни от него, ни о нём лысый не получал известий с того дня как Томми уволился — по крайней мере до той минуты, как сюда зашёл представитель кредитной компании и сообщил, что Томми сбежал из города.

Нет, он не знал, куда отправился отсюда тот второй дознаватель, но скорее всего прямо к Томми домой, поскольку это всего в паре кварталов отсюда. Нет, лысый там никогда не бывал, но адрес, коли он мне нужен, у него где-то записан. Он знал, что это рядом, поскольку Томми всегда приходил на работу пешком.

Я задал ещё один-другой наводящий вопрос, но ответы ни на что меня не навели. Было ясно, что и дядюшка Эм не набрёл здесь на след.

Было лишь четверть одиннадцатого, когда я покинул «Конуру», а потому к номеру 682 по Саут-Бривик отправился пешком. То было четырёхэтажное строение, первый этаж которого занимал магазин сантехники. Лестница к квартирам наверху находилась в конце отдельного коридора. Двенадцать почтовых ящиков в узком тамбуре, где начиналась лестница, показывали, что на каждом из трёх верхних этажей располагалось по четыре квартиры. Номер два, — это, значит, квартира шурина, — должна быть на втором этаже, а номер семь, где проживали Рейналы, на третьем.

Я поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру номер два. Дверь открыл коренастый мужчина со всклокоченными волосами, не бритый со вчерашнего дня и в майке.

— Вы тот человек из кредитной компании? Заходите.

Он провёл меня через прихожую мимо кухни, где какая-то женщина мыла посуду, в гостиную с мебелью в потрёпанной мягкой обивке. Сам он уселся на подлокотник софы, а мне указал на стул.

— Я рассказал тому, другому, человеку всё, что знаю, но так и быть: спрашивайте снова. Надеюсь, вы поймаете этого сукина сына.

Я сказал, что сожалею, но дело тут не в том, чтобы узнать нечто дополнительное; мне всего лишь придётся повторить работу, уже проделанную тем дознавателем. И я рассказал ему ту же сказку, которой угостил и Демминтона, и владельца «Конуры».

— Человек как человек, — начал шурин про дядюшку Эма в том же духе, что и те двое. — Здесь никто ничего такого ему не сделал, чтобы он поступил так, как вы говорите. Даже отчёта не оставил, а?

Казалось, он был весьма озадачен, и мне подумалось, что я могу поговорить про приход дяди Эма даже до того, как мы перейдём к Томасу Рейналу. И я сказал:

— Мы у нас в компании тоже удивляемся, потому-то я и пытаюсь повторить его маршрут — ну, заодно с выполнением его работы. В котором часу он сюда пришёл?

— Да об этом часу. Пробыл здесь с полчаса, а потом пошёл наверх повидать Мэдж. А уж куда он пошёл от неё, я и не знаю. Он не говорил, если только Мэдж не предоставила ему сведенья, которые он и пошёл выяснять.

— Она уже проснулась?

— Проснулась, завтракает. Я заскочил к ней как раз перед вашим приходом и предупредил, что вы придёте ко мне, а от меня собираетесь подняться к ней. Она просила, чтобы это было не позже одиннадцати; ей надо выйти до полудня.

Я почти ужаснулся тому, насколько один в один я повторил и маршрут дяди Эма, и временной расклад этого маршрута. Лишь усилием воли я заставил себя отбросить эти мысли и перейти к вопросам о Рейнале, притворяясь, что его-то я и ищу, а потому стал задавать те же вопросы, которые должен был задать дядюшка Эм, в надежде получить те же зацепки. Не то чтобы я ожидал отыскать Рейнала. Дядя Эм — знаток своего дела; если он доложил Старлоку, что Рейнал на самом деле сбежал, не оставив за собой никаких концов, то найти его за единственный рабочий день было невозможно.

Дженнингс рассказал мне, что Рейнал был тот ещё прощелыга; много пил, хотя не страдал алкоголизмом, а напившись — бузил, и что большинство заработанных денег, когда ещё работал, он проигрывал.

Связь была слишком уж отдалённой, но я навострил уши:

— Числовые лотереи?

— Понятия не имею. Да, возможно он и покупал билетик, там, на четвертак или десятицентовик, когда чувствовал удачу или во сне цифры видел. Верил в такие вещи. А так — больше скачки, лошадками увлекался.

— Он, что же, лично посещал бега? Похаживал туда, где они сейчас бегают или бегали месяц назад, когда он пропал?

Дженнингс потёр подбородок.

— Сомневаюсь. Смотреть, как они там бегают, он не смотрел, просто делал ставки. Никогда не видал, чтобы он ходил на бега.

— Знаете, где он делал ставки?

— Табачный ларёк где-то на Петле, но не знаю, где именно. Предлагал мне с ним сходить, но лошадки никогда меня не заводили. Ну, вот вернуться ко времени, когда они с Мэдж только поженились и мы были дружны. Иногда я позволял ему делать за меня ставку, когда он обещал, что дело верное. Доллар или два, когда заводились лишние.

— Хотелось бы знать поточнее, где именно он делал ставки. «Табачный киоск на Петле» звучит слишком расплывчато. Может, ваша сестра знает?

— Может, и знает. А что такого? В чём тут дело?

— Можно было бы выяснить, не убил ли он кого, перед тем как сбежать. Обычно, когда человек бежит из города, то это значит, что либо он сделал деньги, либо же наоборот — набрал долгов выше крыши. Но всегда существует нечто, что заставило его так поступить в некий данный момент. Возможно, его длительное время разыскивали, и тут случается нечто такое, отчего он понимает, что его вот-вот накроют, либо что ему необходимо улизнуть подальше.

Дженнингс вновь потёр подбородок.

— Верно, верно, но чёрт меня возьми, если я знаю. Долгов у него было не больше чем обычно. Мэдж работала, так что на еду хватало. Он, конечно, недавно потерял работу и лицензию, и это могло его подкосить. Но есть и другие способы заработать на жизнь, помимо барменства, — и здесь, и везде.

— А вы не думаете, что он мог выиграть по крупной ставке?

— Откуда у него деньги на игру по-крупному… Всегда ставил не более десяти долларов, а это не принесло бы ему богатства, даже поставь он на лошадь, не имеющую шансов победить. А такие, как он, так не поступают.

— Но можно выиграть большую сумму по малой ставке в числовую лотерею. Даже пять долларов могли бы принести ему две с половиной тысячи.

— В числовой лотерее у тотализатора двойной перевес. Делаете одну попытку из тысячи, а выплачивают только пять сотен к одному. Он это знал, все эти процентные соотношения. Числовые лотереи хороши по мелочёвке, чувства пощекотать, но кто ставит на такое по пять долларов — тот идиот.

— Да, кажется… — отозвался я. — А вы говорите, что идиотом он не был?

— Нет, этого про него не скажешь. Ушлый типчик.

— Помимо той возможности, что он выиграл по ставке, какую сумму мог он иметь при себе в минуту бегства?

— Уж не состояние, конечно. Сотни долларов не наберётся. Я как простофиля одолжил ему полтинник. Он сказал мне, что подыскал хорошую работу, и чтобы получить её, требуется пятьдесят баксов.

— А может, он их поставил на бегах и выиграл. И это принесло ему капитал.

Дженнингс покачал головой.

— Не-а: с этой полтиной он и дёрнул. Не было времени сделать ставку и забрать выигрыш. Ко мне он заявился около восьми вечера. Я как раз вернулся с работы — у меня смена с двенадцати до семи, — так он и рассказал мне про эту работу. Был день выплаты, и у меня был заработок за две недели, так что наличность имелась. Знал он об этом, конечно. Взял он их и сказал, что пошёл договариваться насчёт работы. Мэдж пришла домой почти сразу после этого: у неё был отгул, и она выходила, но не по работе. Вошла она в квартиру и увидала, что нет мужниной одежды. Должно быть, та уже лежала у него в машине и он собирался сбежать, когда просил у меня полтинник. Да прибавьте двадцатку, что лежала у Мэдж в буфете для уплаты за квартиру; её тоже хватились.

Дженнингс взглянул на меня и усмехнулся.

— Вот что вам скажу. Под Чикаго он не ошивается. Знает, что эту полтину я из его шкуры сварганю, только попадись он мне. Пусть даже настоящей полтины из него уже не выбить. Подумайте над этим; правду сказать, те пятьдесят долларов оказались хорошим вложением.

Нечто в манере, в которой он это произнёс, заставило меня спросить:

— Вы что же, заподозрили, что деньги нужны ему, чтобы дёрнуть из города?

— Знаете, немного вроде того. Уж так он убеждённо рассказывал о том, как ему необходим этот полтинник для получения работы; убеждать он умеет. И тут мне подумалось: а не надумал ли сукин сын смыться? — а раз так, то, может быть, даже и лучше. Мэдж убедилась, какой он был скотиной, и намерена добиться развода. Да, это стоит пятидесяти долларов.

— Конечно, это не моё дело, — сказал я, — но если вы и впрямь так считаете, — и я вас не виню, — то почему помогаете нам искать его?

Лицо Дженнингса приобрело твёрдость.

— Потому что надеюсь, что вы засадите его в тюрьму за автомобиль. Мэдж не хотела писать заявления. А вот я попытался, — ради этих пятидесяти долларов; но мне сказали, что если он их занял, то всё, что мне остаётся, это подать иск. А вот ваша кредитная компания его-таки засадит. Но даже при этом я не желал бы его поимки, если бы всё ещё беспокоился за Мэдж. Однако теперь с ней всё в порядке: она не передумает, разведётся с ним, даже если он приползёт к ней на коленках.

Звучало разумно, и я решил, что лучше перейти к существенным деталям, а потому спросил его о приятелях Рейнала, попутно вытащив свой блокнот и карандаш, чтобы записать имена — и адреса, если он их знал.

— По-настоящему близких друзей у него не было, — сказал Дженнингс. — Знакомых было много, — естественно, он же бармен. Мне известны имена кое-кого, с кем он приятельствовал, но ручаюсь, что никому из них он не сказал, куда направляется. Не настолько глуп. Если хотите, то дам вам фамилии тех, кого он знавал. Но проку не будет.

— А сколько фамилий записал тот второй дознаватель?

— Три. Я назвал ему троих.

— Тогда и мне их, пожалуйста, пусть даже проку не будет. То есть, если даже они ничего не расскажут мне про Рейнала, нужно будет выяснить, повидал ли их тот дознаватель. Мы ведь также желаем выяснить, что с ним-то случилось и почему он так внезапно покинул город.

Дженнингс назвал мне троих, а также адреса двух и место работы третьего.

Я спросил, не говорил ли Дженнингс тому дознавателю нечто такое, чего не сказал ещё мне, что-нибудь вроде неприметного следа. Покачав головой, Дженнингс встал.

— Не хочется вас прогонять, но уже одиннадцать; мне нужно бриться да сваливать. Смена моя в двенадцать, а ведь ещё нужно дойти.

— О, разумеется, — согласился я. — И премного благодарен. — Я направился к прихожей, но на полпути обернулся. — А второй человек из нашей компании разговаривал с миссис Дженнингс?

И вновь Дженнингс потёр подбородок.

— Не то чтобы он с ней разговаривал. Я позвал её разок, чтобы она дала ему имя гадальщика, к которому ходит и к которому Томми тоже разок заходил, когда узнал о нём от неё. А может, и больше, чем один раз, не знаю. — Он махнул рукой в сторону кухни. — Сами её спросите, ладно? А я буду собираться.

Я прошёл через прихожую на кухню. Миссис Дженнингс, вытирая руки, повернулась ко мне от раковины, а я остановился в дверном проёме. Я рассказал ей, что мне было нужно.

— Ах, да, — отозвалась миссис Дженнингс. — Его зовут Рама Сингх. Он чудо. Стоило мне к нему прийти — в первый же раз! — как он мне всё обо мне рассказал. Даже не знаю, как он это делает, вот чудо!

— Индус? — спросил я.

— Э-э… не знаю. Выглядит не похожим, но носит тюрбан такой. Отлично говорит по-английски, но, кажется, говорил мне, что учил его в Индии или ещё где-то там.

— Рейнал тоже ходил к нему?

— Сказал, что ходил. Я нашла его — это я о мистере Сингхе — через одну приятельницу месяца три назад. Он живёт отсюда в десяти кварталах, на Барр-стрит. Не помню номера дома, но это сразу за углом от Польк, ещё нужно перейти мост, что по Польк-стрит. Я и Джиму предлагала сходить, и Мэдж, но они не пошли. А вот Томми обещал, что пойдёт, а потом сказал, что ходил. Но он так и не сказал мне, что говорил ему мистер Сингх, и я не знаю, ходил ли он туда снова.

Тут, казалось, мне взять было нечего, кроме того что дядюшка Эм, возможно, тоже посетил этого Сингха. Хоть на него это не было похоже. И всё же я спросил:

— А тот второй дознаватель записал имя и адрес?

— Кажется, нет. Пока я с ним разговаривала — ничего не записывал.

Я поблагодарил и покинул квартиру Дженнингса; поднявшись на следующий этаж, позвонил в квартиру номер семь.

Женщине, отворившей дверь и пригласившей меня войти, было около тридцати, то есть гораздо меньше, чем её брату. Она и выглядела не столь интеллигентно. Глупой, может, и не была, но в умственном смысле далеко не продвинулась. Лицо было бы привлекательным, будь в нём поболее одухотворённости и печать мысли. Да и весила она уже на двадцать или тридцать фунтов сверх необходимого, а лет через десять посрамит любую корову.

Для разговора она ввела меня в гостиную, и она-таки заговорила. Мне не оставалось возможности вставить хотя бы пару фраз; даже не пришлось объяснять, почему за одним дознавателем к ней прислали второго. И мне было легче, и ей приятно было выложить всё снова.

Я выслушал то же, что узнал уже от Дженнингса, и сверх того множество домашних и интимных подробностей. Но ничего такого, что помогло бы определить местоположение Томми Рейнала — и дядюшки Эма.

Спустя три четверти часа я приложил усилия к достижению истинной цели моего прихода, то есть получению тех или иных зацепок, которые она могла дать дядюшке Эму, а тот счесть достойными дальнейшего исследования. Теперь я знал, что до полудня он посетил всех тех, кто значился в записке Старлока. До четырёх он в агентстве не показывался, а потому три часа мог потратить на то, чтобы идти по следам, на которые его навели миссис Рейнал и её брат.

Миссис Рейнал с трудом отвечала на конкретные вопросы; она тарахтела обо всём подряд, но я продолжал наседать и в результате разжился двумя отправными пунктами. Во-первых, я узнал имя и адрес какого-то весьма близкого приятеля Томми, которого Дженнингс не упоминал. Женщина была твёрдо уверена в том, что тот второй дознаватель записал его имя и адрес.

Во-вторых, оказалось, что у Томми был дядя, — единственный родственник, о котором он когда-либо при ней упоминал — по имени Чарльз Рейнал, торговавший недвижимостью где-то в Джексонвиле. Женщина полагала, что Томми направился либо в Калифорнию, либо во Флориду, поскольку погода в Чикаго всегда была ему ненавистна. И если он избрал Флориду, то там мог войти в сношения со своим дядей. Она полагала, что рассказала это тому дознавателю из кредитной компании, но не уверена. У меня было чувство, что она-таки рассказала, поскольку дядя Эм обязательно спросил бы её о родственниках Рейнала, где они живут, и все те же факты стали бы ему известны.

Это уже было нечто такое, что я мог предоставить кредитной компании за оплату ею нашего дня работы. А уж им останется написать полиции в Джексонвиль, чтобы там поискали автомобиль или самого Томми Рейнала.

Было немного за полдень, когда я покинул миссис Рейнал. Вряд ли и дядюшка Эм выбрался от неё раньше, я не опережал его. Теперь он, возможно, съел ланч, и я проделал то же. Вероятно, и в том же ресторане, который встретился мне всего лишь в квартале от дома миссис Рейнал. Это можно было бы установить точно, покажи я фотографию дядюшки Эма, но мне было не принципиально. К тому же я бы встревожился, окажись, что он тут всё же не завтракал.

Ещё не заказав ланча, я направился к телефонному аппарату и позвонил в агентство. Бен сообщил мне, что новостей не поступало и ничего не произошло. Он пожелал узнать, как мои хождения. Я сказал, что побывал везде, где побывал и дядюшка Эм, но нигде, кажется, не встретил никакой зацепки и не нашёл никакой связи с тем, что произошло после того, как он вернулся в агентство.

— Не останавливайся, — велел мне Старлок. — Чем больше об этом думаю, тем больше признаю твою правоту. Я имею в виду — проследи все его передвижения до того часа, в котором он отчитался. Нам раньше следовало так поступить.

Покинув телефонную будку, я, вместо того чтобы усесться прямо у стойки, занял одну из боковых кабинок. Мне хотелось просмотреть свои записи, все имена и адреса, и распланировать работу на послеполуденное время. Дядюшка Эм, несомненно, тоже занялся этим за ланчем.

У меня, как, несомненно, и у дядюшки Эма, были записаны четыре фамилии. Если ни Дженнингса, ни миссис Рейнал не подвела память, других у него не могло быть.

Трое из четырёх находились недалеко в южной части города, все в радиусе мили или близко к тому. Этих троих дядюшка Эм сумел бы повидать лично, по крайней мере — попытаться. Четвёртый адрес располагался значительно западнее, почти что в Сисеро, в пригороде.

Покончив с едой, я вернулся в телефонную будку и поискал номер Харви Шпенглера, — того самого, что жил так далеко на западе. В телефонной книге его не оказалось, поэтому я позвонил в справочную, назвал им адрес и получил в ответ номер телефона — у них он имелся. Я позвонил по этому номеру.

Скорее всего, я попал в дом с меблированными комнатами; Шпенглера там не оказалось, но они полагали, что он просто вышел позавтракать и скоро вернётся.

Я выбрал ближайший из оставшихся адресов и направился туда, к человеку по имени Альберт Бургойн. Там выяснилось, что по субботам он работает после полудня, вот почему его не было дома. Мне дали адрес галантерейного магазина и сказали, что по средам он тоже работает во вторую половину дня. Галантерея была недалеко; трамвай, ходивший по Кларк-стрит, доставил бы меня туда в пять минут.

Но сначала я завернул в аптеку и вновь попытался связаться по телефону со Шпенглером. Теперь мне это удалось.

По телефону легенда о кредитной компании звучала бы совсем иначе. Если вы не разговариваете с людьми лицом к лицу, они замыкаются в себе. А потому я произнёс:

— Это говорит Джей Уилер. Не подскажете ли, где можно найти Томми Рейнала?

— Не подскажу. Томми я не видел больше месяца. А вы кто?

— Джей Уилер. Я как-то видел вас вдвоём с Томми. У меня для него есть деньжата. Не много, но их надо отдать и вычеркнуть из списка.

— За что деньги-то?

— А выигрыш. Чуть больше месяца назад он давал мне пять баксов на одну клячу, ну и выиграл. Тридцать четыре доллара шестьдесят центов. И всё не приходит их забрать, — может, и не знает, что выиграл. Не люблю, когда в моём списке невыплаченные выигрыши, хоть сам их всучивай. Так не скажете, где он?

— Я слыхал, что он дёрнул из города. Так что, скажу вам, возьмите денежки себе. Если только не желаете отделить двенадцать баксов мне. Он их мне должен.

Я рассмеялся.

— И вы не знаете, куда он мог отправиться? — Я почувствовал, что это не лучший вопрос, не для моего образа. Но Альфред не заметил.

— Не знаю, разве что в Калифорнию. Но теперь и сам удивляюсь: точно ли он сбежал? Пару дней назад мне звонил ещё другой букмекер, и у него, чёрт подери, тоже имелся выигрыш для Томми. Побольше вашего. Чего ж тогда Томми не стал дожидаться результатов, не подсобрал тех денежек, что навыигрывал?

Я поблагодарил и повесил трубку. Ну не смешно ли! — дядюшка Эм использовал тот же предлог, что и мне пришёл в голову. Смешно, да только смеяться не хотелось. Во всяком случае, одно имя из списка долой.

К галантерее меня привёз трамвай. Была половина второго; мне сказали, что Альберт Бургойн вышел на ланч и назад его ждут к двум.

Я решил, что лучше мне подождать поблизости, чем отправляться по оставшимся двум адресам, а потому я направился в заведение на углу и скоротал полчаса за бутылкой пива. Ну, и позвонил в агентство узнать, нет ли чего нового.

В два я вернулся в галантерею. Бургойн только что пришёл. Я поведал ему ту же историю с кредитной компанией и спросил, не знает ли он, где сейчас Томми Рейнал.

Нахмурившись, Бургойн несколько секунд колебался. Наконец он произнёс:

— Да, я знаю, где сейчас Томми.