Допрашивать Тони Лэссера было мучением, какого Хейвз и Карелла надеялись никогда больше не испытать, но мучение это надо было пережить — в конце концов, человек признается в убийстве.
Они допрашивали его в комнате сыскной группы, сидя возле забранных решетками окон, в которые ударял январский ветер, и стекла были затянуты инеем, и радиаторы гудели. Лэссер сидел перед ними и трясся. У полицейского стенографа был сильнейший насморк, притом его одолела скука, поэтому он уставился в блокнот и не поднимал глаз на Лэссера, который дрожал, делал глотательные движения и, казалось, вот-вот мог потерять сознание. Полицейский стенограф шмыгнул носом.
— Почему вы его убили? — спросил Карелла.
— Не знаю, — ответил Лэссер.
— У вас, наверное, была причина.
— Да, да, была причина.
— Какая?
— Я не любил его, — сказал Лэссер, и его опять затрясло.
— Расскажите нам, как все произошло, по порядку, — попросил Хейвз.
— Что вы хотите знать?
— Когда вам пришла в голову мысль сделать это?
— Где-то… на прошлой неделе.
— На прошлой неделе? — спросил Хейвз.
— Нет, разве я сказал на прошлой?.
— Да, вы так сказали.
— Я хотел сказать на той неделе, когда я это сделал.
— Когда это было, мистер Лэссер?
— До той пятницы.
— Какой пятницы? .
— Тр… третьего, до пятницы третьего числа.
— Продолжайте, мистер Лэссер. *
— Тогда мне пришла мысль убить его. На той неделе.
— Примерно под Новый год?
— Раньше.
— Когда же? На рождество?
— Между рождеством и Новым годом.
— Хорошо, мистер Лэссер, продолжайте. Вам пришла такая мысль, и что потом?
— Я уехал из дома в пятницу после ленча.
— Мы считали, что вы никогда не выходите из дома, мистер Лэссер.
В течение нескольких минут Лэссер не мог побороть дрожь, его зубы стучали, руки тряслись. С большим трудом он поборол себя и проговорил:
— Я… я… обычно не выхожу. На этот раз я… я вышел. Чтобы у-у-бить его.
— Как вы собирались убить его, мистер Лэссер?
— Что?
— Как вы собирались убить своего отца?
— Топором.
— Вы его привезли с собой?
— Нет. Я… я… на… на… нашел его, когда приехал сюда. В подвале.
— Топор был в подвале?
— Да.
— Где именно?
— Возле топки.
— Он не был в сарае для инструментов?
— Нет.
— Вы знали, что топор будет лежать там?
— Что?
— Вы когда-нибудь до этого бывали в подвале?
— Нет.
— Тогда, как вы могли знать, что топор будет лежать там?
— Что?
— Мистер Лэссер, как вы могли' знать, что топор будет лежать в подвале?
— Я… я не знал.
— Тогда, как вы собирались убить своего отца?
— Я не про… про… продумал это так точно.
— Вы собирались решить это, когда приедете сюда, так?
— Так, — сказал Лэссер.
— Ты записываешь, Фил? — спросил Карелла стенографа.
— Уту, — ответил стенограф, не поднимая глаз.
— Продолжайте, мистер Лэссер, — сказал Хейвз.
— Ч… ч… что вы хотите, чтобы я сказал?
— Что вы сделали после того, как убили его?
— Я… я… я… я… — он заклинился на первом слове. Сглотнув слюну, он сделал новую попытку. — Я… я… я… — но он так отчаянно дрожал, что слова буквально застряли у него в горле. Лицо его побледнело, и Карелла был уверен, что он либо потеряет сознание, либо его стошнит в ближайшие минуты. Он с жалостью наблюдал за Лэссером и испытывал желание чем- нибудь помочь ему.
— Мистер Лэссер, — спросил он, — может быть, выпьете кофе?
— Н… н… нет, — сказал Лэссер.
— Мистер Лэссер, в тот день, когда вы убили своего отца, у вас было такое же состояние, как сейчас?
— Ч… ч… что?
— Я хочу сказать, когда вы выехали из дома?
— Нет, я ч… ч… чувствовал себя нормально.
— Мистер Лэссер, — прервал его Хейвз, — зачем вы обманываете нас?
Лэссер внезапно поднял глаза, заморгал и снова начал дрожать.
— Почему вы уверяете нас, что убили своего отца, когда вы этого не делали? — спросил Карелла.
— Я убил.
— Нет, сэр.
— Я убил! В ч… чем дело? В… в… в… вы с… с…
— Успокойтесь, мистер Лэссер.
— Вы сомневаетесь, что я г… г… говорю правду?
— Мистер Лэссер, человек, который нанес удар топором, был очень сильный и метил точно. Вы же едва можете удержаться на стуле. Зачем…
— Я это сделал, — сказал Лэссер, и его забила дрожь. — П… поверьте мне. Я с… с… сделал это.
— Нет, мистер Лэссер.
— Да.
— Нет. Зачем вы приехали сюда?
— Потому что я у… у… у… у… у…
Он не мог выговорить слово. Они мучительно ожидали, пока он произнесет его, и после конвульсии, скрутившей его тело, он выплюнул это слово, отвратительное существо, злобно усевшееся на его языке.
— Убил! — прокричал он. — Я убил своего отца!
— В таком случае, мистер Лэссер, — сказал Карелла, — вы не будете возражать, если мы сличим ваши отпечатки пальцев с тем, который мы обнаружили в подвале?
Лэссер молчал.
— Так как, мистер Лэссер?
Он не ответил.
— Мистер Лэссер, — проговорил Хейвз мягко, — почему вы уехали из дома сегодня?
Лэссер внезапно разрыдался. Полицейский стенограф с удивлением поднял глаза, и Карелла сделал знак, чтобы он вышел. Стенограф колебался. Карелла тронул его за локоть и заставил встать.
— Вы не хотите, чтобы я записывал? — спросил стенограф.
— Нет, — сказал Карелла. — Мы позовем вас, если понадобится.
— О’кей, — сказал стенограф и вышел из комнаты, так и не поняв, в чем дело.
Тони Лэссер, сидевший на стуле у заиндевевшего окна, дрожал и плакал.
— Что случилось, мистер Лэссер?
Лэссер снова мотнул головой. .
— Что-то должно было произойти, если вы решили приехать сюда, сэр.
Лэссер мотнул головой.
— Пожалуйста, скажите нам, — тихо попросил Хейвз, и Лэссер вытащил носовой платок дрожащей рукой, высморкался, и, наконец, заикаясь и всхлипывая, рассказал, что произошло.
Кто-то на тихой улочке Нью-Эссекса, застроенной домами в стиле поздней английской готики, кто-то из соседей Тони Лэссера…
— Может быть, миссис Мэскин, что живет напротив вас? — спросил Карелла.
— Нет, нет, — сказал Лэссер, — нет, не миссис Мэскин. Она надоедливая женщина, но не злая. Нет, другой, неважно кто, в общем, один из соседей.
— Ну, хорошо, продолжайте, так что случилось? — спросил Хейвз.
Кто-то пришел к Тони Лэссеру накануне. Этот кто-то говорил от имени своего рода группы линчевателей в северном стиле, потому что никого не собирались повесить или вымазать смолой и обвалять в перьях, нет, этого не будет, если только все «будут действовать сообща». Именно такое выражение употребил сосед Лэссера. Он сказал, что все будет в наилучшем виде и все будут довольны, если только все «будут действовать сообща».
Лэссер не понимал, что сосед хочет от негоГ Его вызвали из кабинета, расположенного в задней части дома, где он сидел и рисовал иллюстрации к детской книжке о терпимости, и тут этот незнакомец… практически незнакомый человек… которого он видел, может быть, раз или два из окна, но которого он совсем не знает… Теперь этот незнакомец говорит о том, что все должны действовать сообща, и Лэссер спросил его, что он имеет в виду.
— Вашу мать, — ответил сосед.
— Мою мать?
— В каком смысле? — спросил Лэссер.
— Мы хотим убрать ее, мистер Лэссер.
— Почему?
— Таково желание всех соседей, мистер Лэссер.
— Но я этого не хочу, — сказал Лэссер.
— Послушайте, мистер Лэссер, вас не спрашивают, — сказал сосед и дал понять, что соседи все продумали, и теперь Лэссеру не открутиться.
Они все читали об убийстве отца Лэссера и в одной из газет упоминалось, что тот, кто нанес удар топором, должен был обладать «силой сумасшедшего» или еще что-то в этом роде, как любят писать газетчики, и это натолкнуло их на мысль. Они собрались, поговорили и решили пойти в полицию и сказать, что они видели, как Эстелла Лэссер выходила из дома около полудня в пятницу третьего января, в день, когда ее муж Джордж был убит в подвале жилого дома.
— Но это неправда, — возразил Тони Лэссер.
— Возможно, но два человека согласны присягнуть, что она выходила из дома.
— Моя мать скажет, что она не выходила.
— Ваша мать сумасшедшая.
— Я скажу, что она не выходила, — сказал Лэссер.
— Все знают, что вы ни на шаг не отойдете от дома, — сказал сосед.
— Какое это имеет отношение?..
— Вы думаете, онн поверят человеку, который боится высунуть нос из дома? Вы думаете, они поверят ему, а не двум нормальным гражданам?
— Я нормальный, — сказал Лэссер.
— В самом деле? — спросил сосед.
— Убирайтесь из моего дома, — сказал Лэссер свистящим шепотом.
— Мистер Лэссер, — невозмутимо продолжал сосед, — все уладится наилучшим образом, если мы все будем действовать согласовано. Мы никому не хотим ничего плохого, мы просто пытаемся убрать женщину, настоящего маньяка…
— Она не маньяк, — воскликнул Лэссер.
— …маньяка, мистер Лэссер. Единственное, чего мы хотим, это удалить ее из нашего квартала и отправить туда, где ей место. Мы решили так: либо вы добровольно поместите ее в больницу, мистер Лэссер, либо вы добьетесь того, что ею заинтересуется полиция, власти, что ей начнут задавать вопросы. Вы думаете, она выдержит допрос с пристрастием, мистер Лэссер? Так как, поладим?
— Она никого не трогает.
— Она у нас поперек глотки, мистер Лэссер, и нам осточертело извиняться за маньяка, который живет в нашем квартале.
— Но она никого не трогает, — повторил Лэссер.
— Мистер Лэссер, хватит болтать. Послушайте. Мы даем вам срок до утра понедельника. Решайте. Если к тому времени вы сообщите нам, что вы договорились с кем надо и вашу мать заберут в больницу, прекрасно, мы пожмем друг другу руки и выпьем за хорошие отношения. Если же вы ничего нам не сообщите к этому сроку, мистер Лэссер, то мы пойдем в полицию и скажем, что ваша мать не была дома в тот день, когда был убит ваш отец. И пусть они сами расследуют.
— Я н… н… не хочу кофе, — пробормотал Лэссер.
Карелла не обратил внимания на его возражения. Когда принесли кофе, они спросили его, какой он любит — черный или со сливками, и Лэссер ответил, что он пьет черный. Сколько кусочков сахара, спросили его, и он сказал, что пьет без сахара. Он хочет вернуться домой, к матери, сказал он. Он не должен был оставлять ее одну на такое длительное время.
— Мистер Лэссер, — спросил Карелла, — а что, если бы мы поверили вашему заявлению?
— Какому заявлению?
— Что вы убили отца.
— А, это.
— Допустим, что мы поверили бы вам, допустим, что вы предстали бы перед судом и вас осудили бы…
— И что?
— Мистер Лэссер, а кто бы тогда заботился о вашей матери?
Лэссер смешался.
— Я не подумал об этом, — сказал он.
— Выходит, хорошо, что мы вам не поверили?
— Да, наверное, так
— Мы пошлем с вами полицейского, он проводит вас, мистер Лэссер, — сказал Хейвз. — Как только вы допьете кофе…
— Я могу сам добраться до дома.
— Мы знаем, что вы можете, сэр, — мягко сказала Хейвз, — но мы хотели бы…
— Я могу взять такси, — сказал Лэссер.
— Вы не причините нам никаких хлопот, поверьте, — сказал Хейвз. — Мы вызовем нашу машину по радио…
— Я возьму такси, — сказал Лэссер. — Я приехал сюда на такси. Я… я… я не хочу, чтобы полицейская машина подъехала… к моему дому. Довольно уже было визитов полиции с тех пор… с тех. пор, как умер мой отец. — Лэссер сделал паузу. — Он был неплохим человеком, поверьте. У меня… никогда не было к нему любви, я… я должен признаться, что не мог заплакать, когда узнал, что он… он… у… умер, слез не было, но он был неплохим человеком. Он послал меня в хорошую школу и поместил маму в частную клинику, он был совсем неплохим человеком.
— Откуда он брал средства на это, мистер Лэссер? — внезапно спросил Хейвз.
— Средства на что?
— На школу. На клинику.
— Он служил в другом месте в то время, там больше платили, — сказал Лэссер, пожав плечами.
— Как это? Вы хотите сказать, что он не был привратником в 1939 году?
— Он был, но в лучшем доме. Не в районе трущоб.
— Где же?
— В деловой части города, — сказал Лэссер.
— Где именно?
— Гэннинг, 1107. Вы знаете этот район?
— Думаю, что да, — сказал Хейвз. — Это в финансовом… — и оборвал себя на полуслове. — Так говорите, Гэннинг, 1107.
— Да. .
— Ваш отец был привратником в доме 1107 на Гэннинг-стрит в 1939 году?
— Да, а что?..
— Стив, — сказал Хейвз, — Сигги Рур служил в компании «Кэвано и Пост» в 1939 году.
— И?
— Ее контора находится на Гэннинг, 1107,— сказал Хейвз.
Сигмунд Рур еще не вставал с постели, когда детективы постучали в его квартиру. Он спросил: «Кто там», и они ответили: «Полиция». Он пробормотал что-то, они не разобрали что, и подошел к входной двери. Он накинул поверх красной в полоску пижамы синий халат с замысловатым** рисунком и завязал пояс.
— Что опять? — спросил он. — Снова гестаповские приемы?
— Всего несколько вопросов, мистер Рур, — сказал Карелла. — Не возражаете, если мы зайдем?
— Как будто вам не все равно.
— Конечно, не все равно, — ответил Хейвз. — Если бы вы возражали, мы, возможно, арестовали бы вас, отвезли в участок, посадили. А если вы не возражаете, то мы мирно и по-дружески побеседуем, без всяких обвинений и контробвинений.
— Да уж, по-дружески, — сказал Рур и провел их в комнату. — Я только что встал, — сказал он. — Я должен выпить кофе. Не могу разговаривать, пока не выпью чашку кофе.
— Мы вас не торопим, мистер Рур, — сказал Карелла. — Это дело ждало с 1939 года, подождет еще.
Рур метнул на Кареллу подозрительный взгляд, но ничего не сказал и пошел на кухню. Он поставил кофеварку на плиту и вернулся в комнату, сел напротив детективов, но не произнес ни слова, пока кофе не закипел. Затем, отхлебывая кофе, он спросил:
— Почему вы заговорили о 1939 годе?
— Может быть, вы сами скажете нам, мистер Рур?
— Я не знаю, о чем вы говорите, — ответил Рур.
— Мистер Рур, — *- сказал Хейвз, — мы не можем считать случайным совпадением, что вас видели, как нам сказали, за игрой в кости на Пятой Южной, 4111, в подвале дома, где привратником служил человек по имени Джордж Лэссер, и…
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— Это очень странно, учитывая совпадение.
— Какое совпадение?
— В 1939 году вы служили в фирме «Кэвано и Пост» на Гэннинг-стрит, 1107, а смотрителем здания там в ту пору был человек по имени Джордж Лэссер. Что вы на это скажете, мистер Рур?
— Ну и что? Я бухгалтер. Вы думаете, я знал, кто был смотрителем здания?
— Мы думаем, вы знали, мистер Рур.
— Попробуйте докажите. И даже если я знал, то разве есть закон, запрещающий знать смотрителя…
— Есть закон, запрещающий азартные игры, в том числе в кости, мистер Рур, — сказал Хейвз.
— Есть также закон, запрещающий убийство, — добавил Карелла.
— А, вздор! — воскликнул Рур. — Вы прекрасно знаете, что я никого не убивал.
— Мистер Рур, мы беседовали с мистером Кэвано, одним из компаньонов фирмы, в которой вы служили.
— Ну и что?
— Мистер Кэвано сказал нам, что в 1937 году вы пытались шантажировать одного из его клиентов, не так ли?
— Нет.
— А мы полагаем, что да, мистер Рур.
— Что с того? Это было в 1937 году. Какое это имеет Отношение к сегодняшнему дню?
— Вот это-то мы и пытаемся установить.
— Да, но…
— У нас есть кое-какие идеи, мистер Рур.
— Меня не интересуют ваши идеи, — сказал Рур и поставил пустую чашку на стол. — По правде говоря, я думаю, будет лучше, если мы сделаем то, что вы предлагали раньше. Мне надоела эта дружеская беседа. Лучше я оденусь, и вы арестуете меня, отвезете в участок и посадите. Любопытно, на основании какой статьи вы можете это сделать.
— Ну, скажем, за убийство, подойдет, мистер Рур?
— Убийство кого?
— Убийство Джорджа Лэссера.
— Помилуйте, за что я стал бы убивать Джорджа Лэссера?
— Значит, все-таки вы были с ним знакомы?
— Кто сказал?
— Знаете что, мистер Рур, давайте действительно сделаем то, что вы сказали. Идите одевайтесь, и мы увезем вас в участок и посадим. Нам тоже уже надоедает эта дружеская беседа.
— За что вы можете меня посадить? — снова спросил Рур.
— За убийство, мистер Рур, разве мы не сказали?
Рур помолчал.
— Я не убивал Джорджи, — сказал он наконец.
— Вы участвовали в игре в кости у него в подвале?
— Да, — Рур кивнул головой.
— А Спедино? Он тоже играл?
— Да. Он бывал там.
— Почему же тогда он лгал нам?
— Потому что жена убьет его, если узнает, что он играл в кости.
— Вы хотите сказать, что он солгал, невзирая на то, что игра связана с убийством, лишь потому, что боялся своей жены?
— Вы ее когда-нибудь видели? — спросил Рур.
— Ладно, — сказал Карелла. — Поговорим о Джордже Л Эссере. Вы были с ним знакомы в 1939 году?
— Да.
— Какие у вас с ним были отношения? — спросил Карелла.
— Здравствуйте и прощайте. Я время от времени встречал его в подъезде, говорил: «Привет, Джорджи, как…»
— Это ложь, мистер Рур, — сказал Карелла.
— Почему?
— Мистер Рур, в 1939 году Джордж Лэссер был в состоянии послать в дорогую школу своего сына Тони и поместить в частную психиатрическую клинику свою жену Эстеллу. Он не мог бы позволить себе этого на жалованье привратника, мистер Рур. Поэтому мы продумали несколько вариантов и хотим просто прикинуть их, так сказать, в предварительном порядке, а уж потом примерим по-настоящему.
— Острите, да? — спросил Рур.
— Да нет, я говорю на полном серьезе, — ответил Карелла. — Нам известно, что Джордж Лэссер был честолюбивым человеком и постоянно искал возможности раздобыть деньжат. Нам известно, что однажды вы уже шантажировали клиента вашей фирмы и что вас предупредили, чтобы вы не вздумали повторить этот эксперимент. Нам также известно, что вы и Джордж Лэссер служили в одном и том же здании в одно и то же время. Вы только что сказали, что были с ним знакомы, вот мы и…
— Это было шапочное знакомство.
— Мы полагаем, что оно было несколько более тесным, мистер Рур.
— Да? Каким же оно было?
— Мы думаем, что вы нашли еще одного клиента вашей фирмы, которого решили шантажировать, и…
— Посмотрим, как вы приплетете шантаж.
— Не беспокойтесь, мистер Рур. Мы полагаем, что вы нашли еще одного простофилю, которого можно было шантажировать, но вы знали, что Кэвано сотрет вас в порошок, если вы снова примитесь за это грязное дело, то есть, если вы лично будете этим заниматься. — Карелла помолчал. — Начинает ли картина проясняться, мистер Рур?
— Не знаю, о чем вы говорите.
— Похоже, что он никогда не знает, о чем мы говорим, — сказал Карелла, обращаясь к Хейвэу. — Мы говорим вот о чем, мистер Рур. Мы считаем, что вы нашли человека, который был не прочь заняться шантажом, и, поскольку вы не могли лично явиться к своей жертве, вы решили послать своего представителя. Мы думаем, что этим представителем был Джордж Лэссер. Вот о чем идет речь.
— Гм, — нечленораздельно произнес Рур.
— Что вы об этом думаете, мистер Рур?
— Я думаю, что это очень интересно.
— Мы тоже. ..
— Но я не думаю, что вы можете что-нибудь доказать.
— Вы правы, не можем, — сказал Карелла.
— Я так и думал, — улыбнулся Рур.
Карелла тоже ответил улыбкой.
— Нам это и не требуется, мистер Рур, — сказал он.
— Не требуется?
— Да.
— Как это понять?
— Нас не интересуют такие пустяки, как шантаж. Мы расследуем убийство. Нас уже поджимают сроки, и нам очень нужен человек, на которого повесить обвинение.
— Вот как?
— Да, вот так. Почему бы нам не договориться?
— О чем?
— Мистер Рур, мы действительно' не можем доказать, что вы и Лэссер шантажировали кого-то в 1939 году. Но мы можем доказать, что вы занимались шантажом в 1937 году, потому что мистер Кэвано сказал нам об этом, и я уверен, что он повторит это как свидетель и сообщит также имя вашей жертвы. Другими словами, мистер Рур, вы у нас в руках, хотя бы из-за этого дельца, если не по другой причине.
— М-м-м, — промычал Рур.
— Разумно?
— О чем вы хотите договориться?
— Мы не думаем, что вы убили Лэссера, — сказал Хейвз.
— Как это понять?
— Мы не видим для этого причин. Судя по всему, вы с Лэссером были друзьями. Он вместе с вами занимался вымогательством, он разрешал вам пользоваться подвалом для игры в кости, зачем вам было убивать его?
— М-м-м, — Рур снова издал неопределенный звук.
— Все еще непонятно, мистер Рур?
— Я слушаю, — сказал Рур.
— Я думаю, он знает, о чем мы говорим, — сказал Карелла и улыбнулся Хейвзу.
— Продолжайте, — сказал Рур.
— О’кей. Вы и Лэссер шантажируете кого-то. Очевидно, вы получаете немалые деньги от этого человека, если Лэссер в состоянии на свою долю позволить себе дорогую школу и частную клинику. Вы начали шантаж в 1939 году…
— Мы начали в 1938 году, — внезапно сказал Рур.
— А! — воскликнул Карелла. — Благодарю вас. Я думаю, Коттон, мы с ним договоримся.
— Я тоже так думаю, — сказал Коттон и улыбнулся во весь рот.
— Вы начали шантажировать в 1938 году, — продолжал Карелла. — Джордж Лэссер был тем человеком, который явился к вашей жертве и сказал, что вы о нем знаете. Джордж Лэссер был тем человеком, который потребовал денег за молчание. — Карелла остановился. — Джордж Лэссер был тем человеком, которого убили топором третьего числа этого месяца. Поняли, мистер Рур?
— Я думаю, да.
— Мы хотим знать, какими данными вы располагали и кто был вашей жертвой, — сказал Хейвз.
Рур пожал плечами.
— Что я выгадаю от этого?
— Вы выпутаетесь из положения, которое может оказаться очень неприятным. Вы выпутаетесь окончательно и без всяких новых вопросов. В противном случае, напомню, нам все еще надо найти, кому повесить, и этим человеком можете оказаться вы.
— Ладно, — сказал Рур.
— Видишь? — обратился Карелла к Хейвзу. — Он все-таки знает, о чем мы говорим.
— Имя жертвы? — спросил Хейвз.
— Некто Энсон Бэрк.
— Что у вас было против него?
— Он был президентом компании, которая экспортировала запасные части для автомобилей в Южную Америку. Он однажды пришел к нам в контору и попросил подготовить для него лично данные о его доходах, подлежащих обложению подоходным налогом. Это уже попахивало мошенничеством, потому что в его фирме есть свои бухгалтера, а он обращается на сторону с просьбой высчитать ему подоходный налог. Так или иначе, мы согласились выполнить его поручение. Вот таким образом я обнаружил сорок тысяч.
— Какие сорок тысяч?
— Вы разбираетесь в экспорте?
— Очень слабо.
— Так вот, большинство фирм закупает запасные части, которые они экспортируют, у различных поставщиков по всей стране. Обычно поставщики делают экспортерам скидку, как правило, около 15 процентов.
— Продолжайте.
— Но время от времени, если экспортер размещает особенно крупный заказ, ему делают дополнительную скидку.
— В каких пределах?
— В данном случае она составила еще пять процентов. Фирма Бэрка закупала только у одного поставщика товаров на сумму от 800 тысяч до миллиона в год. Пять процентов от 800 тысяч составляет сорок тысяч.
— Опять эти сорок тысяч, — сказал Хейвз. — Что же с ними случилось?
— Столько он получил.
— Кто?
— Бэрк.
— От кого?
— От поставщика в Техасе.
— За что?
— Он засчитал эту сумму как комиссионные, хотя в действительности это была 5-процентная дополнительная скидка, как я сказал.
— Не понимаю, — сказал Карелла, — как это он засчитал?
— Именно так он обозначил эту сумму в сведениях о доходах для вычисления его личного подоходного налога.
— Он засчитал сорок тысяч долларов как комиссионные от поставщика в Техасе, правильно?
— Правильно. Его жалованье в компании составляло тридцать тысяч, а эта сумма была получена сверх жалованья.
— Ну и что?
— А то, что он был достаточно хитер, чтобы найти бухгалтера на стороне вместо собственных бухгалтеров его фирмы.
— Почему вы сказали «хитер»?
— Потому что сорок тысяч долларов были выплачены ему лично. Они не попали в фонды фирмы. Он заявил эту сумму в своих личных доходах, подлежащих обложению подоходным налогом, чтобы все было законно и по правилам, насколько это касается Дяди Сэма, но взял эту сумму из карманов акционеров своей фирмы.
— Продолжайте, — сказал Карелла.
— Я понял, что здесь есть чем поживиться, если я сумею добраться до него. Но как? Если я только раскрою рот, он может пойти к Кэвано, и не успею я оглянуться, как Кэвано позвонит в Филадельфию и переговорит с друзьями своего детства, которые теперь уже взрослые бандиты, и я закончу свой жизненный путь в реке Дикс, только иа дне. Тогда я вспомнил о Лэссере, с которым несколько раз разговаривал. Я знал, что он иногда химичит, например, ворует медные ручки или отрезки труб, которые валяются у него в подвале, а потом продает их на лом. Контора Бэрка находилась на другом конце города. Лэссера он никогда не видел*
— Как вы все это организовали?
— Я поговорил с Лэссером и объяснил ему, какое подвернулось дело. Он заинтересовался. Потом я позвонил Бэрку и сказал, что хочу посвятить целый день на той неделе подсчету его доходов и вычислению подоходного налога, и попросил его захватить все данные к себе в контору, включая всю годовую отчетность, которая мне может понадобиться, например, данные, которые он не хочет включать, а также сведения о получении сорока тысяч долларов комиссионных. Он сказал, что захватит все эти бумаги на следующий день. Я поехал к нему во второй половине дня, зашел в его личный кабинет и сказал, чтобы он держал всю документацию в конторе, а не увозил домой, потому что мне придется прийти еще раз на следующий день, чтобы закончить работу. Он запер бумаги в верхнем ящике своего письменного стола.
— Дальше.
— Мы с Лэссером проникли в его кабинет в ту ночь. Нам нужны были сведения о доходах, но чтобы создать впечатление ограбления, мы прихватили золотые ручку и карандаш, кое-какую мелочь наличными, пишущую машинку и разную другую ерунду, находившуюся в кабинете. Бэрк обнаружил кражу на следующее утро. Через две недели Лэссер явился к нему.
— Что он сказал ему?
— Он признался, что совершил ограбление. Бэрк уже собирался позвонить в полицию, но тут Лэссер показал ему сведения о доходах. Он сказал, что прихватил их случайно вместе с другими вещами из ящика, и хотя он не очень хорошо разбирается в делах экспорта, ему известна ^компания «Энсон Бэрк инкорпорейтед», а тут, мол, информация о доходах для предъявления правительственному ведомству, в которой указаны сорок тысяч долларов, выплаченных лично Энсону Бэрку, а не компании, и это, как ему кажется, попахивает мошенничеством. Бэрк послал Лэссера к черту и уже взялся за трубку, чтобы позвонить в полицию, но тут Лэссер извинился, и сказал, что, может быть, он ошибается, может быть, все совершенно правильно и законно, и в таком случае Бэрк, наверное, не будет возражать, если он, Лэссер, отправит по почте эти сведения о доходах правлению директоров компании. Вот тогда Бэрк увидел все в должном свете, и этот свет, прямо скажем, ослепил его. .
— И он заплатил Лэссеру столько, сколько тот потребовал? — Да.
— И сколько это было?
— Бэрк в том году похитил сорок тысяч из доходов компании. Мы с Лэссером прикинули, что он будет присваивать, по крайней мере, такую же сумму, если не больше, каждый год, если мы будем молчать.
— И сколько же Лэссер потребовал?
— Он попросил половину той суммы.
— В противном случае…
— В противном случае он пригрозил пойти прямо в совет директоров.
— И Бэрк заплатил?
— Да.
— И вы с Лэссером поделили двадцать тысяч.
— Правильно. По десять каждому.
— И вы продолжали получать столько же каждый год. Изрядная сумма, — сказал Карелла. — И вполне возможно, что в конце концов Бэрку надоело, что вы его обираете, и он отправился в подвал на Пятой Южной и убил Лэссера, чтобы избавиться…
— Нет, — сказал Рур.
— Почему нет?
— Потому что курочка перестала нести золотые яйца в 1945 году.
— Что вы хотите сказать?
— С 1945 года больше никаких денег. Никаких, — сказал РУР
— Бэрк перестал платить вам в 1945 году?
Рур улыбнулся.
— Именно так, — сказал он.
— Но он по-прежнему мог держать зло на вас за то, что так много заплатил. Он мог, в конце концов, решить что-то предпринять.
— Нет, — сказал Рур, и в его улыбке теперь сквозило злобное торжество.
— Почему?
— Энсон Бэрк не мог убить Лэссера.
— Почему не мог?
— Я только что сказал. Он перестал нам платить.
— Ну и что?
— Он перестал платить, потому что умер от сердечного приступа в 1945 году.
— Что?! — воскликнул Карелла.
Рур кивнул, и во взгляде его мелькнула издевка.
— Да, — подтвердил он, продолжая улыбаться. — Сорвался ваш вариант, а?
Январь гнусный месяц. Никакие варианты не проходят.
Они не забрали Сигмунда Рура потому, что сомневались, смогут ли предъявить ему обоснованное обвинение и, по правде говоря, потребовалось бы слишком много возни. И жертва Рура, и его дружок оба умерли, что касается первой попытки шантажа, то они располагали только показанием Кэвано, которые суд мог счесть доказательством, основанным на слухах, поскольку отсутствовали подтверждающие показания предполагавшейся жертвы 1937 года. Вряд ли этот человек стал бы порочить себя, свидетельствуя против Рура, и вообще вся эта история представлялась ничтожным пустяком, когда речь шла об убийстве.
Январь просто гнусный месяц для подобных вариантов.
Когда они вернулись в участок, детектив Мейер встретил их у деревянной загородки и спросил:
— Где вы пропадали, ребята?
— А что? — ответил Карелла вопросом на вопрос.
— Несколько минут назад позвонил Мэрфи — он сегодня обходит участок.
— Что он сказал?
— Подсобный рабочий-негр только что пытался убить смотрителя здания.
— Где?
— На Пятой Южной, 4113,— сказал Мейер. — Его имя — Сэм Уитсон.