Сбытчик. Плата за шантаж. Топор

ГЛАВА II

Топора в сарае они не нашли, как и предсказывала миссис Уитсон, ибо единственный топор поблизости был беспечно ос-,'звлен в черепе мистера Лэссера. Куртку же Уитсона они действительно нашли на крышке мусорного ящика, где, по его словам, он ее оставил перед тем, как пойти в сарай. Нашли они и с полдюжины крупных бревен, сброшенных в переулке нескольких шагах от сарая для инструментов, что, видимо, Подтверждало показания Уитсона. Они посоветовали ему идти домой, но не велели уезжать из города, так как он может Понадобиться позже, подразумевая под понятием «позже* то время, когда лаборатория полицейского управления представит >аключение о том, что удалось выяснить насчет топора. Они, видите ли, надеялись, что в лаборатории обнаружат отпечатки пальцев на орудии убийства, и тогда они смогут найти виновного буквально через несколько часов после совершения преступления.

Но бывают дни, когда если не везет, так не везет.

Эксперты в лаборатории нащли следы крови на топорище и несколько седых' волос, приставших к деревянным щепкам, и засохшее мозговое вещество, но — увы! — отпечатков пальцев не обнаружили. Более того, хотя на серой стене подвала виднелись кровавые отпечатки ладони и большого пальца, эксперты установили, что это отпечатки самого Лэссера, который оставил их, когда пятился от убийцы или держался за стену, оседая на пол, скорее всего, после удара, который рассек ему яремную вену. По мнению медицинского эксперта, мистер Лэссер уже несколько минут лежал мертвый на полу подвала, когда на его голову обрушился топор. Это заключение подтверждалось рассеченной яремной веной и необычайно большим количеством крови, которая текла по полу, что привлекло внимание Мики Райана. Перед этим последним ударом, по данным медицинской экспертизы и лаборатории, было нанесено много других ран —_: их насчитали двадцать семь, — которые могли вызвать потерю крови, но все сходились на том, что причиной смерти было рассечение яремной вены, то есть удар по горлу, нанесенный бейсбольной битой. Уже после этого убийца вонзил топор в череп мистера Лэссера и оставил его там, как оставляют топор в колоде, закончив работу.

По правде говоря, это было дьявольски кровавое преступление.

От жильцов дома узнали, что мистер Лэссер жил где-то в Нью-Эссексе, примерно в пятнадцати минутах езды от города, что подтверждалось водительскими правами, найденными в правом заднем кармане брюк старика. Там было указано его полное имя — Джордж Нельсон Лэссер, адрес — Уэстерфилд, 1529, Нью-Эссекс, пол — мужской, вес — сто шестьдесят один фунт, рост — пять футов десять дюймов[31]. Судя по дате рождения, в момент смерти ему было восемьдесят семь лет.

Пригород в этот январский день, когда детективы выехали за черту города и направились в Нью-Эссекс, казался оголенным. У Коттона в его «олдсмобиле» модели 1961 года с откидным верхом печка почти не работала, и стекла запотевали от дыхания и покрывались тоненькой корочкой льда, которую они соскребали руками, не снимая перчаток. По бокам шоссе тянулись голые деревья, за ними виднелся унылый, увядший ландшафт. Казалось, смерть из городского подвала проникла в пригороды и теперь замораживала землю своим леденящим дыханием.

Дом по адресу Уэстерфилд, 1529 воспроизводил стиль Тюдор[32] и отстоял футов на сорок от тротуара. Вся эта улица в Нью-Эссексе была застроена домами такого же типа. Из труб вился дым, еще больше сгущавший серую окраску неба. В этом загородном квартале, отгороженном сытым' благополучием от завываний ветра и не допускающем вторжения, возникало ощущение своего особого, оберегаемого тепла. Они припарковали «олдсмобиль» у обочины перед домом и направились по выложенной плитками дорожке к парадному. Хейвз потянул висевшую справа от входа старинную кованую ручку звонка.

В глазах старой женщины была сумасшедчинка.

Она открыла дверь рывком, совершенно неожиданно, и первое, на что обратил внимание каждый из них, были ее глаза, и каждый из них подумал, что стоявшая перед ними женщина — сумасшедшая.

— Да? — спросила женщина.

Ей было, наверное, лет семьдесят пять, а может быть, и все восемьдесят. Карелла всегда затруднялся определить возраст человека после того, как он перешагнет плодоносящую пору.

У нее были белые волосы и лицо, покрытое морщинами, но полное и мясистое, со скошенными бровями, которые усугубляли безумие ее, несомненно, безумных глаз. .

Она, не мигая, следила за детективами. В блеклой голубизне ее глаз пряталась темная подозрительность и тайное веселье, вызывавшее ассоциацию с грустным смехом в бесконечно длинных, пустых коридорах. Она украдкой, с хитрецой, рассматривала их, и было в ее облике какое-то кокетство, даже заигрывание, не только неуместное, но непристойное для столь старой женщины. Все это отражалось в ее глазах пугающей сумбурной мешаниной. Женщина была безумна, и ее глаза возвещали об этом всему миру. Женщина была безумна, и от ее безумия мурашки шли по коже.

— Это дом Джорджа Нельсона Лэссера? — спросил Карелла, наблюдая за женщиной и в душе мечтая очутиться снова в своем полицейском участке.

— Да, это его дом, — утвердительно' ответила та. — Кто вы и что вам надо?

— Мы детективы, — сказал Карелла. Он показал свой жетон и удостоверение. Он Помолчал и потом спросил:

— Могу ли я узнать, кем вы будете, мэм?⁴

— Кто, а не кем, — сказала она.

— Что?

— Кто, а не кем будете, — повторила она.

— Мэм, я…

— Ваша грамматика никуда не годится, а ваш дедушка и того хуже, — сказала женщина и засмеялась.

— Кто это? — послышался голос из-за ее спины, и, подняв глаза, Карелла увидел высокого мужчину, который вышел из темноты в освещенное пространство, очерченное проемом входной двери. Он был высок- и худ, лет сорока с небольшим. Светло-каштановые волосы в беспорядке падали ему на лоб. Глаза у него были такие же голубые, как у женщины, открывшей им дверь. Карелла понял, что это мать и сын. Ему пришло в голову, что весь день он наталкивается на эту комбинацию сын — мать: сначала Мики Райан, который обнаружил труп в подвале, затем Сэм Уитсон, который рубил бревна топором, а теперь этот высокий сдержанный человек с сердитым выражением лица, который стоял позади и слегка справа от своей сумасшедшей матери и спрашивал, кто эти люди в дверях.

— Полиция, — сказал Карелла и снова показал свой жетон и удостоверение.

— Что вам угодно?

— А вы кто, сэр? — спросил Карелла.

— Меня зовут Энтони Лэссер. Что вам угодно?

— Мистер Лэссер, — спросил Карелла, — Джордж Лэссер ваш отец?

— Да.

— Должен с прискорбием сообщить вам, что он умер, — сказал Карелла, и его слова прозвучали сухо, лишь с намеком на сочувствие, и ему это было неприятно, но он их уже произнес, и они повисли в воздухе в своей нескладной обнаженности.

— Что? — спросил Лэссер.

’ — Ваш отец умер, — сказал Карелла. — Его убили сегодня днем.

— Как? — спросил Лэссер. — Какой-нибудь несчастный слу…

— Нет, его убили, — сказал Карелла.

— Ставлю золотой — мертв![33] — сказала старуха и захихикала.

Лицо ее сына приняло озабоченное выражение. Он посмотрел сперва на женщину, которая, видимо, не уловила смысла слов Кареллы, затем снова на детектива и сказал:

— Проходите, пожалуйста.

— Спасибо, — сказал Карелла и прошел мимо старухи, которая неподвижно стояла в дверях и смотрела куда-то через дорогу, смотрела настолько сосредоточенно, что Карелла взглянул через плечо. Он увидел, что Хейвз тоже смотрит через дорогу на маленького мальчика, который быстро въезжал на трехколесном велосипеде во двор своего дома, точной копии дома Лэссеров — тоже подражание английской готике.

— Король умер, да здравствует король! — воскликнула старуха.

— Не войдете ли вы с нами, мэм? — предложил Карелла.

— Он хорошо ездит, этот мальчик, — сказала женщина, — Хорошая посадка.

— Вы имеете в виду мальчика на велосипеде? — спросил Хейвз.

— Моя мать часто говорит бессвязно, — произнес Лэссер из полумрака за освещенным проемом двери. — Проходите, пожалуйста. Мама, ты пойдешь с нами?

— Кого господь соединил, — сказала женщина, — человеку не дано разъединить.

' — Миссис Лэссер, — сказал Карелла и шагнул в сторону, чтобы дать ей пройти. Женщина взлянула на Кареллу, и глаза ее одновременно пылали гневом и зазывали. Она прошла в дом, и он последовал за ней и услышал, что дверь захлопнулась, а затем позади него раздались голоса Хейвза и Лэссера, и все они вошли в переднюю.

Этот дом, казалось, сошел со страниц «Больших ожиданий»[34]. И хотя в углах не висела паутина, в нем царила атмосфера тревожного уныния, тьма, въевшаяся в деревянные балки и штукатурку, и возникало ощущение, будто доктор Франкенштейн[35] или какой-то вурдалак орудует на чердаке, создавая некое чудовище. На минуту Карелле показалось, что он ненароком попал в фильм ужасов, и он остановился и подождал Хейвза, не потому, что испугался, — конечно, в доме было жутковато, но, черт возьми, разве он не сказал маленькому Мики Райану, что привидений нет? — а просто для того, чтобы вновь ощутить, что он пришел сюда, в этот мрачный коттедж в готическом стиле, потому что должен расследовать убийство, которое произошло за много миль отсюда, на территории 87-го полицейского участка, где жизнь реальна и осязаема, так же, как и смерть.

— Я зажгу свет, — сказал Лэссер, шагнул к торшеру, который стоял позади громоздкой и вычурной кушетки, включил свет и застыл в неуклюжей позе рядом со своей матерью.* Миссис Лэссер стояла, обхватив руками талию, с жеманной улыбкой на губах, словно красотка из южных штатов, ожидавшая приглашения на котильон на ежегодном балу.

— Присядьте, пожалуйста, — сказал Лэссер, и Карелла, поискав глазами стул, присел на кушетку. Хейвз уселся на стул с прямой спинкой, который он отодвинул от бюро со скользящей крышкой, стоявшего у стены. Миссис Лэссер прислонилась к этой стене, и ее улыбка говорила, что она все еще ждет приглашения на танец. Лэссер устроился на кушетке рядом с Карелл ой.

— Вы можете сказать нам, что случилось? — спросил он.

— Кто-то убил его топором, — ответил Карелла.

— Топором?

— Да.

— Где?

— В подвале здания, где он работал.

— Почему? — спросил Лэссер.

— Почемучка-почему, а топор кончается на эр, — изрекла миссис Лэссер.

— Мама, прошу тебя, — сказал Лэссер. Произнося эти слова, он не повернулся к ней и даже мельком не взглянул в ее сторону. Казалось, он говорил «мама, прошу тебя» уже в тысячный раз, и сейчас повторил это бессознательно, не считая нужным ни повернуться к ней, ни посмотреть в ее сторону, и ему безразлично, слышала ли она его. Не отрывая глаз от Кареллы, он сказал: '

— У вас есть какие-нибудь предположения насчет того, кто мог это сделать?

— Никаких, — ответил Карелла. — Пока.

— Понятно.

— Если вы не возражаете, мистер Лэссер, мы попросили бы вас поехать с нами в морг для опознания. А также нам хотелось бы узнать, не было ли у вашего отца каких-нибудь…

— Я не могу оставить маму одну, — перебил Кареллу Лэссер.

— Мы могли бы вызвать полицейского, чтобы он побыл с ней.

— Нет, боюсь, это нас не устроит.

— Я вас не понимаю, сэр.

— Либо я, либо мой отец должны постоянно оставаться с ней, — сказал Лэссер. — А поскольку мой отец умер, теперь это бремя ложится на меня.

— Я все же не понимаю, — удивился Карелла. — Когда ваш отец был жив, он ведь ездил в город на работу.

— Да, верно, — ответил Лэссер.

— А вы разве не работаете, мистер Лэссер?

— Я работаю здесь, дома.

— И ’что же вы делаете?

— Я иллюстрирую детские книжки.

— Значит, вы имели возможность оставаться дома всякий раз, когда ваш отец уезжал?

— Да.

— А когда он оставался дома, вы могли уехать, правильно я вас понял?

— Ну, в основном правильно.

— Я имею в виду, если вам надо было отвезти книгу или присутствовать на редакционном совещании, или еще где. Или просто развлечься.

— Да, в основном это так.

— Вы хотели бы что-то уточнить, мистер Лэссер?

— Нет.

— Или внести поправку?

— Нет, в основном все правильно.

— Слова «в основном» предполагают, что я не совсем понял, как обстоят дела, — сказал Карелла. — Не могли бы вы просветить меня, мистер Лэссер?

— Вообще-то…

— Я вас слушаю.

— Вообще-то я редко выхожу из дома, — сказал Лэссер.

— Как это понять?

— Я не отвожу книги. Я посылаю их по почте. И не присутствую на редакционных совещаниях. Я веду переговоры по телефону. И поскольку я иллюстрирую книги, как я уже сказал вам, мне практически ничего не приходится обсуждать после того, как утвердят представленные мною эскизы.

— Но вы выходите из дому, когда у вас особо важные дела?

— Хм, не очень часто.

Карелла помолчал, потом спросил:

— Мистер Лэссер, вы когда-нибудь выходите из дому?

— Нет, — ответил Лэссер.

— У вас что, агорафобия?

— Как вы сказали?

— Агорафобия.

— Я не знаю, что это значит.

— Агорафобия — это анормальная боязнь выходить на улицу.

— Я не боюсь выходить на улицу, — сказал Лэссер, — анормально или как-нибудь иначе.

— Скажите, пожалуйста, когда вы последний раз выходили из дома?

— Я не помню.

— Вы все время проводите здесь, в доме, с вашей матерью, так?

— Ис моим отцом, когда он был жив.

— Ваши друзья приходят к вам сюда?

— В основном, да.

— Опять «в основном», мистер Лэссер.

— По правде говоря, мои друзья не часто приходят сюда, — сказал Лэссер.

— Как часто они приходят, мистер Лэссер? — спросил Хейвз.

— Не очень часто.

— Все-таки, как часто?

— Никогда, — сказал Лэссер. Он сделал паузу. — Мои книги — вот мои друзья.

— Ясно, — сказал Карелла и помолчал. — Мистер Лэссер, не согласитесь ли вы опознать труп по фотографии?

— У меня нет возражений.

— Мы обычно предпочитаем непосредственное опознание тела.

— Да, но это невозможно, как видите, — сказал Лэссер. — Я должен остаться с матерью.

— Хорошо. Тогда, с вашего разрешения, мы вернемся с полицейскими фотоснимками и, надеюсь, вы будете настолько любезны…

— Да-да.

— И тогда, — сказал Карелла, — мы зададим вам несколько вопросов о вашем отце и его личных отношениях с другими людьми.

— Да, конечно.

— Сейчас мы не будем беспокоить вас, — сказал Карелла.

— Спасибо, я ценю ваше внимание.

— Ну, что там, — сказал Карелла и повернулся к старухе:

— Будьте здоровы, миссис Лэссер.

— Бог с вами; да сохранит он вас и да исцелит вашу башку[36],— продекламировала миссис Лэссер.

— Простите? — растерялся Карелла.

— Моя мать была актрисой. Это строка из «Короля Лира».

— Из «Генриха V», — поправила старая дама. — Это Флюзллен' говорит старому Пистолю. ,

— Или шлюхою моя Фортуна стала? — подхватил внезапно Хейвз. — Узнал я, от французской хвори Нелль

В больнице умерла,

И я теперь прибежища лишился[37].

— Откуда вы это знаете? — спросила старая дама, обернувшись к Хейвзу и просияв.

— Разучивали в школе, — ответил Хейвз.

— Кого вы играли?

— Никого. Я ставил пьесу.

— Такой большой мужчина, — сказала старая дама. — Вам бы надо было выступать на сцене и демонстрировать свои прелести.

На мгновенье в комнате воцарилась гробовая тишина. Детективы переглянулись, как бы проверяя, не ослышались ли они. И тут Энтони Лэссер снова произнес, не поворачиваясь к ней:

— Мама, прошу тебя, — и проводил детективов к выходу. Дверь захлопнулась. Они немного постояли на покрытой плитками дорожке. Приближался вечер и похолодало. Они подняли воротники пальто и стояли, слушая возгласы малыша, который крутил педали своего велосипеда возле дома напротив и стрелял из воображаемого пистолета: «Пиф-паф, пиф-паф».

— Давай поговорим с ним, — предложил Карелла.

— Зачем?

— Сам не знаю, — пожал плечами Карелла. — . Старуха смотрела на него в упор.

— Старуха чокнутая, — сказал Хейвз.

— М-да, это уж точно. Что ты думаешь о ее сыне?

— Не знаю. Может быть, он хочет обеспечить себе железобетонное алиби.

— Поэтому я и нажимал на него.

— Я понял.

— С другой стороны, возможно, он говорит правду.

— Хотелось бы мне знать побольше о старике, — сказал Хейвз.

— Все в свое время. Когда мы вернемся со снимками, мы расспросим его.

— А труп тем временем остывает.

— Труп уже остыл, — сказал Карелла.

— И дело это тоже.

— Что ты хочешь? Январь на дворе, — ответил Карелла, и они перешли через дорогу.

Когда они приблизились, малыш на трехколесном велосипеде начал палить по ним: «Пиф-паф, пиф-паф, пиф-паф», потом затормозил, царапая подошвами асфальт. Ему было года четыре. Красная с белым вязаная шапочка съехала на одно ухо. На лоб высунулась прядка рыжих волос. Из носа у него текло, и мордашка была перепачкана соплями, которые он все время размазывал тыльной стороной ладошки.

— Привет! — сказал Карелла.

— А вы кто? — спросил мальчик.

— Я — Стив Карелла. А ты?

— Мэнни Мэскин, — ответил мальчик.

— Здорово, Мэнни. Это мой напарник, Коттон Хейвз.

— Привет, — сказал Мэнни и помахал рукой.

— Сколько тебе лет, Мэнни? — спросил Хейвз.

— Вот сколько, — ответил мальчик и поднял четыре пальца.

— Четыре года. Прекрасно.

— Пять, — поправил Мэнни.

— Нет, ты показал четыре.

— Нет, пять, — настаивал Мэнни.

— Ну, хорошо, хорошо, — сказал Хейвз.

— Ты не умеешь обращаться с детьми, — сказал Карелла.—

Тебе ведь пять лет, Мэнни?

— Пять.

— А тебе здесь нравится?

— Нравится.

— Ты в этом доме живешь?

— Ага.

— А ту старушку, что живет напротив, знаешь?

— Какую старушку?

— В том доме, через дорогу, — ответил Карелла.

— В каком доме? Там через дорогу живет много старушек.

— В доме прямо напротив, — сказал Карелла.

— В каком доме?

— Вон в том, — кивком головы указал Карелла. Он не хотел показывать рукой, потому что у него было такое чувство, что Энтони Лэссер наблюдает за ним, отогнув штору.

— Не знаю, про какой дом вы говорите, — сказал Мэнни.

Карелла посмотрел через дорогу на такой же точно дом в стиле Тюдор и вздохнул.

— Дядя спрашивает, знаешь ли ты миссис Лэссер, — пояснил Хейвз.

— Правильно, — сказал Карелла. — Знаешь ли ты миссис Лэссер?

— Это она живет в доме напротив? — спросил малыш.

— Да, — сказал Карелла.

— В каком доме? — спросил Мэнни, но тут же послышался крик: «Мэнни, что ты там делаешь?»

Не успев повернуться, Карелла уже знал, что это еще одна мамаша. Бывали такие денечки, когда вам попадались только Мамаши, нормальные или сумасшедшие, и он не сомневался, Что это еще одна, и он приготовился к встрече и повернулся как раз в тот момент, когда женщина в домашнем платье и Пальто, накинутом на плечи, с бигуди на голове, продефилировала по дорожке подобно членам благотворительного общества на Пенсильвани-авеню, которые раздают похлебку на пасху.

— В чем дело? — спросила она у Кареллы.

— Здравствуйте, мэм, — сказал Карелла. — Я полицейский детектив, просто задавали вашему сынишке вопросы.

— Какие еще вопросы?

— Да так, вообще, о соседях.

— Вы только что вышли из дома Лэссеров, что напротив? — спросила женщина.

— Да, мэм.

— Что-нибудь не в порядке, да?

— Нет, нет, все в порядке, — сказал Карелла. Он сделал паузу. — Почему вы так спросили, миссис Мэскин? Ведь вы миссис Мэскин?

— Да, — ответила она, пожав плечами. — Я просто подумала, может быть, что-то не в порядке. Я думала, может быть, они хотят поместить старуху куда-нибудь.

— Нет, мне ничего об этом неизвестно. А что, были какие-нибудь неприятности?

— Как вам сказать. Ходят слухи.

— Какого рода слухи?

— Ну, знаете, муж работает в городе привратником и каждое воскресенье он уезжает-куда-то за город и валит деревья, бог знает, где он их валит, а потом увозит и продает жильцам, странный бизнес, вам не кажется? А старушка полночи смеется и плачет, если муж не покупает ей летом мороженого, когда приезжает лоток. Чудно, не правда ли? А сынок Энтони? Рисует свои картинки целыми днями в задней комнате, которая смотрит в сад, летом и зимой, и никогда не выходит из дома. Я считаю, мистер, что это весьма странно.

— Он никогда не выходит из дома, говорите вы?

— Никогда. Затворник. Настоящий затворник.

— Кто затворник? — спросил мальчуган.

— Замолчи, Мэнни, — сказала его мать.

— А что такое затворник? — канючил Мэнни.

— Замолчи, Мэнни, — повторила его мать.

— Вы уверены, что он никогда не выходит из дома? — переспросил Карелла.

— Я ни разу не видела, чтобы он выходил, но откуда я могу знать, что он делает, когда стемнеет? Он может незаметно ускользнуть и пойти в притон курить опиум, кто знает? Я могу сказать только, что я лично никогда не видела, чтобы он выходил из дома. .

— А что вы можете нам сказать о старике, — спросил Хейвз.

— О мистере Лэссере?

— Да.

— Опять-таки странно! Как это он валит деревья? Ведь ему уже восемьдесят семь лет, улавливаете? Уже далеко не юноша. Но каждую субботу и воскресенье он ездит валить деревья.

— Он берет с собой топор?

— Топор? Нет, нет, у него такая пила, как оиа называется?

— Цепная пила? — подсказал Хейвз.

— Вот-вот, — сказала миссис Мэскин. — Her пусть так, даже с такой пилой валить деревья — это очень тяжелая работа для восьмидесятилетнего старика, как вы думаете?

— Несомненно, — сказал Карелла.

— Но это еще не все. Конечно, бывают здоровяки, я встречала таких — мой собственный отец, да упокоится его душа, весил сто восемьдесят фунтов, сплошные мускулы, когда он умер в семьдесят девять лет, благослови его господь. Но мистер Лэссер не здоровяк. Он хилый старик, но всегда делает очень тяжелую работу. Вытаскивает большие камни со своего двора, корчует пни, красит стены дома, ну это не очень тяжелая работа, но все-таки такой старик и лезет на лестницу. Я считаю, что это странно.

— Другими словами, вы считаете, что вся семья странная, я правильно понял, миссис Мэскин?

— Я не хочу говорить ничего плохого о соседях, — сказала миссис Мэскин. — Скажем так: я считаю, что это необычно и чудно, даже странно, улавливаете? Скажем так, я нахожу странным, что такая сумасшедшая старуха, как миссис Лэссер, остается на руках у двух других ненормальных — ее мужа и сына, понимаете? Вот почему я подумала, что, может быть, решили поместить ее куда-то, вот все, что я хотела сказать.

— Кто ненормальный? — спросил мальчик.

— Замолчи, Мэнни, — сказала его мать.

— Миссис Мэсйш, — сказал Карелла, — не видели вы, чтобы Энтони Лэссер сегодня выходил из дому в течение дня?

— Нет, не видёла, — ответила она.

— Можете ли вы с уверенностью сказать, что он сидел дома весь день?

— Что?

— Видели ли вы его своими глазами там, в доме, сегодня?

— Нет, че видела.

— Значит, он мог уйти Так, что вы могли-и не заметить.

— Чем, по-вашему, я занимаюсь, — возмутилась миссис Мэс- кин, — хожу и заглядываю в окна соседям?

— Нет, конечно, нет.

— Надо думать, что нет, — сказала миссис Мэскин обиженным тоном.

— Мы просто пытались…

— Я понимаю, — ответила миссис Мэскин. — Пошли, Мэнни. Скажи «до свидания» двум джентльменам.

— До свидания, — сказал Мэнни.

— До свидания, — ответил Карелла. — Большое спасибо, миссис Мэскин.

Миссис Мэскин не ответила. Положив одну руку на руль велосипеда своего сынишки, она повезла велосипед и ребенка по дорожке, потом они вошли в дом, и дверь захлопнулась.

— Что я не так сделал? — спросил Карелла. — Я не умею обращаться с детьми, а?

— Понимаешь… Ты не умеешь обращаться с женщинами, — сказал Хейвз.