Сбытчик. Плата за шантаж. Топор

ГЛАВА III

Женщину звали Тедди Карелла, и она была его женой, и он умел обращаться с ней.

Убитый был опознан по фотоснимкам в 5.30 дня, после чего Карелла и Хейвз продолжили допрос Энтони Лэссера по поводу его отца, а затем вернулись в участок, чтобы отметить уход с работы. Они вышли из участка в 6.15, на полчаса позднее, чем полагалось. Хейвз спешил на свидание с девушкой по имени Кристин Максуэлл. Карелле предстояло свидание с женой и двумя детишками.

У его жены были черные волосы, карие глаза и фигура, которая нисколько не пострадала от рождения близнецов. Полногрудая, широкобедрая, с длинными ногами, 'она встретила его в передней, звонко поцеловала и обняла так крепко, что хрустнули кости.

— Эй, полегче! — воскликнул он. — Что происходит?

Тедди Карелла следила за его губами, когда он говорил, потому что она была глухая и могла слышать, только наблюдая за движением губ или рук говорящего. А поскольку она была и немая, она подняла правую руку и быстро сообщила ему на универсальном языке глухонемых, что близнецы накормлены и что Фанни, их экономка, в данный момЯМт укладывает их спать. Карелла следил за ее движущейся рукой, упуская иногда, то или другое слово, но понимая смысл, и улыбнулся, когда она начала говорить ему о планах на вечер, как будто ее планы нуждались в пояснении после поцелуя, которым она встретила его у входа.

— Тебя могут арестовать за такие выражения, — сказал Карелла, ухмыляясь. — Хорошо еще, что никто не услышит.

Тедди оглянулась, чтобы убедиться, что дверь в комнату близнецов закрыта, обвила руками его шею, тесно прижалась к нему и снова поцеловала, и он чуть не забыл, что надо зайти пожелать доброй ночи близнецам, прежде чем сесть обедать.

— Интересно, что это на тебя нашло, — сказал он и усмешливо поднял одну бровь, и Тедди быстро задвигала пальцами правой руки и объяснила ему, что дареному коню в зубы не смотрят. ’

— Ты самый симпатичный дареный конь, какого мне до. велось видеть за всю неделю, — сказал Карелла жене, чмокнул ее в кончнк носа и направился по коридору в комнату близнецов, постучав в дверь, прежде чем войти. Фанни подняла голову от кроватки Марка, которому она подтыкала одеяло.

— Никак сам пожаловал, — сказала она, — да еще стучится в собственном доме.

— Дорогая барышня… — начал Карелла.

— Поди ты, уж и барышня. Не иначе, как у них хорошее настроение.

— Не иначе, как у них хорошее настроение, — повторила Эйприл со своей кроватки.

— Дорогая барышня, — сказал Карелла, обращаясь к Фанни, — если человек хочет, чтобы дети стучали в его дверь, прежде чем войти, он должен показать пример и стучать в их дверь, прежде чем войти. Правильно я говорю, Марк?

— Правильно, папка, — ответил Марк.

— Эйприл?

— Правильно, правильно, — сказала Эйприл и засмеялась.

— Только не разгуляйте их перед сном, — предупредила Фанни.

Фанни было за пятьдесят, она была рыжеволосая, с пышным бюстом, чистая ирландка. Она отошла от кроватки Марка с притворно сердитым выражением лица, на ходу поцеловала Эйприл и сказала:

— Оставляю вас, детки, с вашим ужасным папашей, который будет рассказывать вам истории о расследовании преступлений.

— Когда-нибудь, — сказал Карелла, ни к кому не обращаясь, — Фанни выйдет замуж и покинет нас, и все веселье уйдет из нашей жйзни, и наш дом станет мрачным и печальным.

— Надо же такое придумать, — сказала Фанни, ухмыльнулась и вышла из комнаты, но тут же снова просунула голову в дверь, — Обед через пять минут. Не задерживайтесь, Шерлок.

— Кто такой Шерлок? — спросил Марк.

— Полицейский, — ответил Карелла.

— Он лучше, чем ты? — спросил Марк.

Эйприл выскочила из кроватки, выглянула в открытую дверь, чтобы убедиться, что Фанни не возвращается, и залезла на колени к отцу, который сидел на краю кровати Марка.

— Нет полицейских лучше, чем папочка, — заявила она братишке.'— Правда, папочка?

Карелла, не желая разрушать столь прекрасный образ отца, скромно сказал:

— Правда, Малыш. Я самый лучший полицейский в мире.

— Конечно, самый лучший, — сказала Эйприл.

— Я и не говорил, что он не лучший, — возмутился Марк. — Она всегда все переворачивает, папка.

— Не называй его папка, — сказала Эйприл. — Его зовут папочка.

— Между прочим, его зовут Стив, воображала, — возразил Марк.

— Если вы будете пререкаться, — сказал Карелла, — я уйду.

— Она сегодня сломала две мои модели, — пожаловался Марк.

— Зачем ты это сделала, Эйприл? — спросил Карелла. ’

— Потому что он дразнится и назвал меня «Мокрые штанишки».

— Она и есть «Мокрые штанишки».

— Я за всю неделю ни разу не намочила штанишки, — скривила губы Эйприл.

— Вчера вечером намочила, — дразнил сестру Марк.

— Мне кажется, что это тебя не касается, Марк, — сказал Карелла. — То, что делает твоя сестра…

— Конечно, папка, — согласился Марк, — я просто говорю, что она воображала и Мокрые штанишки.

— А мне не нравятся эти выражения, — сказал Карелла.

— Какие выражения?

— Какие, какие — Мокрые штанишки, — сказала Эйприл.

— Почему? Что тут такого, папка?

— Он тебя зовет папка, чтобы все думали, что он уже большой и никого не боится, — сказала Эйприл. — Он все хочет доказать, что он никого не боится.

— Ничего я не хочу доказать. А вообще, плохо что ли — никого не бояться? Папка сам никого не боится, скажи?

— Ну и что с того, — сказала Эйприл. — Наш папочка очень хороший и добрый. — И она прижалась к груди отца и заулыбалась. Он посмотрел на ее личико, на черные волосы, которые растут уголком от лобика, и карие глаза, такие же, как у Тедди, потом перевел глаза на сына и в первый раз удивился их поразительному сходству и в то же время такой разительной непохожести. Конечно, близнецы — это больше, чем просто брат и сестра, — у них была одинаковая окраска,' овал лица, даже мимика. Но каким-то непостижимым образом Эйприл удалось унаследовать красоту Тедди, а в Марке эта красота была как бы грунтовкой фасада, который больше напоминал облик отца.

— Что ты сегодня делал? — спросил Марк, и Карелла улыбнулся и сказал:

— A-а… то же, — что всегда.

— Расскажи нам, папочка, — попросила Эйприл.

— Лучше вы расскажите, что вы делали.

— Я сломала Марку две модели, — сказала Эйприл и хихикнула.

— Слышишь, папка? Я ж тебе сказал.

— Обед готов, — прокричала Фанни из кухни.

Карелла встал, не выпуская Эйприл из рук, покрутил ее и бросил на кроватку. Укрыв ее одеялом до подбородка, он сказал:

— Ночь на дворе, спать пора детворе, — и поцеловал ее в лоб.

— Это откуда, папочка? — спросила Эйприл.

— Что откуда?

— Ночь на дворе, спать пора детворе? ‘

— Это я только что придумал, — сказал Карелла.

Он подошел к кроватке Марка, и Марк попросил:

— Придумай еще.

— В детской тепло и сгустился мрак, крепче усни, милый мой Марк, — проговорил Карелла.

— Здорово! — воскликнул Марк и расплылся в улыбке.

— Да, а ты не сочинил стишок с моим именем, — надулась Эйприл.

— Потому что я не могу придумать рифму к Эйприл, — сказал Карелла.

— Ты же придумал рифму к Марку.

— К Марку легче, Малыш, а к Эйприл очень трудно.

— А ты постараешься найти рифму для меня?

— Постараюсь, Малыш.

— Обещаешь?

— Обещаю. — Он поцеловал Марка и закрыл его одеялом до подбородка.

— Я хочу до носа, — попросил Марк.

— О’кей. Вот так. — Он натянул одеяло повыше.

— И меня укрой до носа, папочка, — попросила Эйприл.

Он и ее одеяло подтянул, снова поцеловал ее, погасил свет и пошел на кухню.

— Что рифмуется с Эйприл? — спросил он Фанни.

— Не дурите мне голову своими загадками, — сказала Фанни. — Садитесь за стол, пока суп не остыл.,

Во время обеда он рассказал Тедди о старике, которого они нашли в подвале. Она следила за его губами, когда он говорил, иногда прерывая, чтобы задать вопрос, но по большей части пристально смотрела на него, пытаясь уловить все, что он говорил, внимательно вслушиваясь в детали. Она очень хорошо знала мужа, и знала, что он еще будет рассказывать об этом деле. Она знала, что бывают мужья, которые, уйдя с работы, забывают о ней, и знала также, что ее муж сто раз давал клятву не тащить в дом подчас жуткие подробности полицейских расследований. Но всякий раз его намерения хватало на неделю, самое большое — на две, и внезапно он начинал рассказывать об особенно запутанном деле, и она всегда внимательно слушала. Она слушала потому, что он был ее мужем, а она его женой, и если бы он работал на фабрике по переработке арахиса, она точно так же интересовалась бы фактами и цифрами, касающимися производства арахисового масла.

Ее муж занимался расследованием преступлений.

И она слушала рассказ о восьмидесятилетием старике, которого нашли в подвале с топором в голове, и о нескончаемых комбинациях «мить— сын», с которыми он сталкивался в тот день, о безумной миссис Лэссер и ее сыне, который никогда не выходит из дома, об опознании убитого по полицейским фотоснимкам, и он рассказал ей, как истерически смеялась миссис Лэссер, глядя на снимки ее умершего мужа с топором, торчащим из черепа, и о том, что Энтони Лэссер сообщил о друзьях его отца — группе ветеранов испано-американской войны, которые называли себя Везучие ребята. Она слушала его Глазами, всем своим лицом. Она задавала вопросы своими молчаливыми 'Лбами и быстро двигающимися пальцами.

Позже, ко; ла обед был закончен и посуда вымыта, и близнецы крепко спали, а Фанни ушла к себе на ночь, они отправились в свою спальню и перестали говорить.

4 января была суббота, но для департаментов полиции нет разницы между субботой и, например, вторником, между рождеством и другими праздниками. Карелла встретился с Хейвзом в 8.30 утра, и они вместе снова поехали в Нью-Эссекс, где рассчитывали поговорить с членами клуба покойного Джорджа Нельсона Лэссера — группой ветеранов испано-американской войны, известных как Везучие ребята. День выдался такой же тусклый, внушавший дурные предчувствия, как и предыдущий. Карелла сидел за рулем одного из потрепанных автомобилей их полицейского участка, Хейвз клевал носом рядом с ним.

— Поздно вернулся домой вчера? — спросил Карелла.

— Нет, не очень. Мы ходили в кино.

— Что смотрели?

— «Саранчу», — ответил Хейвз.

— Да? Ну и как?

— Знаешь, даже как-то не по себе было, — сказал Хейвз. — Это о саранче, которая поднимает бунт… против людей.

— А к чему ей этот бунт?

— Вот и я спрашиваю, — сказал Хейвз. — Даже сам герой фильма задает этот вопрос, наверное, шесть или семь раз, он все говорит: «Хотел бы я знать», а ответа нет. По правде говоря, Стив, я бы тоже хотел знать. Представь себе эти тучи саранчи, которые ползают по людям без всякой причины. Жуть.

Насекомые просто-напросто решили уничтожить людей, так что ли?

— Ага. Но фильм не только о саранче, которая убивает людей. Там была еще и любовная история.

— Что же это за любовная история?

— В общем, это о девушке, которая дала герою двух сверчков в клетке. Для печи, понимаешь? Ну, ты, наверное, знаешь, — сверчок на печи.

— Угу.

— Они придумали каламбур: вместо сверчок на печи, они говорят — сверчок для души. Сверчки для души.

— Очень смешно, — съязвил Карелла.

— Ага. И она идет за этим парнем аж до самого Китая.

— О, господи!

— Да, она идет за ним и несет сверчков в клетке, которых он хочет подарить своей старой няньке-китаянке. Она очень старая. Ее играет актриса… забыл ее фамилию — она всегда играет старух. Во всяком случае, сверчки ему для подарка, Все это довольно сложно.

— Да уж, — сказал Карелла. '

— Кристин решила, что именно эти сверчки и были зачинщиками.

— Бунта саранчи?

— Ага.

— Все может быть, — ответил Карелла.

— Ты тоже так думаешь? А как же сверчки объясняются с саранчой?

— Я почем знаю. Как они объясняются друг с другом?

— Мне кажется, они прикасаются друг к другу передними лапками.

— Может быть, саранча тоже..

— Я не думаю, что сверчки имели к этому какое-нибудь отношение, — сказал Хейвз. — Наверняка, они понадобились просто для того, чтобы был предлог для ее поездки в Китай.

— А зачем им надо было отправлять ее в Китай?

— Господи, так ведь там водится саранча, Стив. И потом, им хотелось снять эту хорошенькую китаяночку, забыл, как ее имя, ну знаешь, оиа снимается во всех фильмах, где нужна китаянка. Оказалось, что она давняя подружка героя, она преподает в католической миссии, на которую саранча нападает в конце фильма. Саранча пожирает священника.

— Да ну!

— Ага, — промычал Хейвз.

— Ну и фильм!

— Да уж. Конечно, как его пожирают, не показали. Но саранча облепила его всего.

— Ничего себе, — сказал Карелла.

— Угу.

— А кто играл девушку?

— Какая-то новая актриса, не помню ее фамилию.

— А героя?

— Его постоянно показывают по телевидению. Тоже забыл, как его фамилия. — Хейвз замялся. — Вообще-то в этой картине главные звезды — саранча.

— Вот это да! — удивился Карелла.

— Да. Там была одна сцена, где, наверное, миллионов восемь саранчи прыгало по всем людям. Как они сняли эту сцену — представить себе не могу.

— Может быть, у них был дрессировщик саранчи? — спросил Карелла.

— Не иначе.

— Я когда-то видел фильм, который назывался «Муравьи», — сказал Карелла.

— Ну и как?

— Ничего. Смахивает немного на «Саранчу», но там не было девушки со сверчками в клетке.

— Не было?

— Нет. Но была девушка — репортер газеты, она расследовала взрыв ядерного реактора где-то за городом. После этого Mypaвьи и стали такими большими.

— Ты хочешь сказать, что они были больше обычных муравьев?

— Конечно.

— А саранча была нормального размера. А с этими ядерными реакторами ничего такого… подозрительного не произошло?

— Нет. но муравьи были большие, — сказал Карелла.

— Так, говоришь, «Муравьи»? Так назывался фильм?

— Да, «Муравьи».

— Этот называется «Саранча», — ответил Хейвз.

Они молча доехали до центра города. Им сказали, что Везучие ребята собираются в помещении пустующего склада на Ист-Бонд — Лэссер не мог припомнить точный адрес. Они теперь искали на этой улице склад, на котором — это им тоже сказали — нет никакой вывески. Они нашли строение, похожее на заброшенный склад, в 300-м квартале. Двери и широкие окна с зеркальными стеклами были занавешены. Карелла припарковал машину на другой стороне улицы, опустил солнцезащитный щиток, к которому была прикреплена записка, уведомлявшая полицию Нью-Эссе кса, что водитель этой старой колымаги — городской детектив, выполняющий служебное задание, и присоединился к Хейвзу, который направился к складу.

Они пытались заглянуть внутрь строения поверх занавесок, но обнаружили, что те повешены на тросиках выше их поля зрения. Хейвз подошел к главному входу, подергал дверь. Она была заперта.

— Что будем делать? — спросил он. — Не вижу звонка, а ты?

— Тоже не вижу. Может, постучать в окно?

— Боюсь, все от страха попадают, — сказал Хейвз.

— Ничего, попробуй.

Хейвз постучал по стеклу, взглянул на Кареллу, подождал и постучал снова. Потом взялся за ручку и подергал дверь.

— Есть тут кто-нибудь? — прокричал он.

— Не сорвите дверь с петель, — послышался голос.

— Ну, слава 6oiy, — сказал Карелла.

— Кто там? — спросил голос за дверью. .

— Полиция, — ответил Хейвз. '

— Что вам нужно? — спросил голос.

— Мы хотим поговорить с Везучими ребятами, — сказал Хейвз.

— Минуточку, — ответил голос.

— Глупейший разговор, — прошептал Хейвз Карелле.

Дверь открылась. Человеку, стоявшему на пороге, было, наверное, лет девяносто. Он опирался на палку и недружелюбно поглядывал на детективов. Старика мучила одышка, впалую грудь раздирали хрипы, рот его дергался, глаза беспомощно моргали.

— Покажите, — прохрипел он.

— Что показать, сэр? — спросил Карелла.

— Ваши удостоверения.

Карелла открыл бумажник и показал полицейский жетон. Старик долго рассматривал его, потом спросил:

— Вы не из полиции НьЮ-Эссекса?

— Нет, сэр.

— Я так и подумал, — проговорил старик. — Что вам надо?

— Джордж Лэссер был убит вчера, — сказал Карелла. — Насколько нам известно, он принадлежал к…

— Что? Что вы сказали?

— Я сказал, что Джордж Лэссер…

— Мистер, не шутите со стариком.

— Мы не шутим, сэр, — ответил Карелла. — Мистер Лэссер был убит вчера днем.

Старик, стоявший на пороге, несколько минут молча переваривал эту новость, потом покачал головой, вздохнул и сказал:

— Меня зовут Питер Мэйли. Заходите.

Внутри бывший склад выглядел примерно так, как и предполагал Карелла. У одной стены стояла большая черная пузатая печка, а над ней висели полковые флаги и групповой снимок потрепанных в боях солдат, сделанный у самого Эль-Канея. У противоположной стены стояла ветхая кушетка и в разных местах — несколько потрепанных кресел. В одном углу был включен телевизор, перед которым сидели два мрачных старика, едва взглянувших в сторону Кареллы и Хейвза. Если Питер Мэйли и два других старика и были Везучими ребятами, то от них исходило какое-то особое сонное уныние. Трудно было представить себе более неклубный клуб. Карелле пришло на ум, что, наверное, одной улыбки было достаточно, чтобы человека исключили из членов клуба.

— Так вы и есть Везучие ребята? — спросил он Мэйли.

— Да, то, что осталось от Везучих ребят, — ответил старик.

— И вы знали Джорджа Лэссера?

— Был с нами, когда мы брали Сибоней и позднее Эль- Каней, — сказал Мэйли. — Вон он там, на снимке со всеми нами. — Он повернулся к старикам, смотревшим телевизор, и ска

— Джорджи умер, ребята. Вчера.

Лысый старик в клетчатой жилетке оторвался от телевизора И спросил:

— От чего, Питер?

Мэйли повернулся к Карелле.

— От чего? — спросил он.

— Кто-то ударил его топором.

— Кто? — спросил старик в клетчатой жилетке.

— Мы не знаем.

Второй старик у телевизора, напряженно вслушивавшийся разговор, приложил согнутую ладонь к уху и спросил:

— Что случилось, Фрэнк?

Старик в клетчатой жилетке сказал:

— Джорджи умер. Его убили топором. Они не знают, кто ио сделал, Фред.

— Ты сказал, Джорджи умер?

— Да, его убили топором.

Глухой старик кивнул.

— Мы просим вас рассказать все, что вы знаете о мистере Дэссере, — сказал Карелла, — все, что могло бы помочь нам найти убийцу.

'— Будем рады помочь, — сказал старик, которого называли Фрэнком.

И допрос начался.

Человек, который открыл дверь, — Питер Мэйли, — видимо, был президентом группы, которая ныне состояла из трех членов — его самого и тех двух стариков, которые смотрели телевизор. Любителей телепередач звали Фрэнк Острех и Фред Най. Острех был секретарем группы, а Най — казначеем, все начальники, никаких подчиненных. В давние времена, в апреле 1898 года, рядовых насчитывалось двадцать три, точнее, это были двадцать три паренька в возрасте около двадцати или двадцати с небольшим, и все они являлись членами общественно-спортивного клуба Нью-Эссекса, который и назывался «Везучие ребята». Тогда в 1898 году преступность среди малолетних еще не получила широкого распространения, и поэтому понятие «общественно-спортивный клуб» не было эвфемизмом, означавшим в действительности банду хулиганов. Тогдашние Везучие ребята организовали бейсбольную команду и волейбольную команду и арендовали складское помещение — этот самый склад на Ист Бонд-стрит, в котором они каждую пятницу вечером устраивали танцы, а иногда миловались со своими девушками в задней комнате и в любой вечер на неделе.

Так вот, в 1898 году, когда Соединенные Штаты Америки несли большие экономические потери на Кубе из-за восстаний, партизанской войны и испанских гарнизонов, размещенных в городах, когда Соединенные Штаты начали чувствовать свою силу в западном полушарии и признавать важное значение Кубы для Центральной Америки, где планировалась прокладка канала, произошло два события: Уильям Рэндольф Хэрс опубликовал письмо испанского посланника в Вашингтоне, округ Колумбия, его другу на Кубе, в котором пренебрежительно отзывался о президенте Мак-Кинли, и американский броненосец «Мейн» был потоплен на гаванском рейде. Испания официально объявила войну лишь 24 апреля, и тогда американский конгресс в ответ заявил, что две страны находятся в состоянии войны с 21 апреля.

Везучие ребята поступили на военную службу всей группой во главе с У. С. Шефтером и вошли в число 17 тысяч военнослужащих США, которые высадились на Кубе и начали поход на Сантьяго-де-Куба. Учитывая, что в общественно-спортивном клубе насчитывалось двадцать три паренька, и учитывая также, как плохо они были обучены и снаряжены, можно считать чудом, что все Везучие ребята остались в живых после тяжелых боев под Сибонеем и Эль-Канеем. Никто из группы не был убит и. только один ранен — парень по имени Билли Уинслоу, которому испанская пуля угодила в икру ноги. Пуля, оставшаяся у него в ноге, позволила ему в последующие годы точно предсказывать погоду на любой день в Нью-Эссексе и близлежащих городах. Это обеспечило ему популярность среди девиц и вызвало уважение и восхищение девушки по имени Дэнис Террил, одной из самых хорошеньких в городе, которая — так гласила молва — позволила юному Билли в один предсказанный им дождливый день снять с нее нижнюю юбчонку и другие причиндалы в задней комнате склада. Шесть месяцев спустя они поженились.

Так случилось, что из двадцати трех Везучих ребят, которыя пережили вторжение на Кубу и поход на Сибоней и Эль-Каней, двадцать женились в первый год нового столетия, а остальные три, в том числе Джордж Нельсон Лэссер, вскоре после этого. — Каким он был солдатом? — спросил Карелла.

— Джорджи? Таким же, как и все мы. Неопытным, молодым, полным задора. Счастье, что никому из нас не размозжило голову.

— В каком он был ранге?

— Рядовой первого класса.

— После демобилизации он вернулся прямо в Нью-Эссекс? — Да.

— И чем он занимался?

— Перебивался случайной работой. Я думаю, он хотел решить для себя, чем заняться. Он всегда был честолюбивым, наш Джорджи. Я думаю, он поэтому и женился на Эстелле. Это было в 1904 году. Даже точно скажу — в январе. Забавно, правда?

— Забавно? Что вы хотите сказать, — спросил Хейвз.

— Ну, — сказал Мэйли, — женился в январе 1904 года, и опять-таки в январе, шестьдесят лет спустя, в общем, его убили. По-моему, очень даже забавно.

— Питер говорит «забавно» не в смысле смешно, — разъяснил Острех, — а в смысле — странно.

— Вот именно, — подтвердил Мэйли. — Я хотел сказать «странно».

— Какие отношения имеет честолюбие Джорджа Лэссера к его женитьбе именно на этой женщине? — спросил Карелла.

— На Эстелле? Она, знаете ли, была актрисой.

— Как ее полное имя?

— Эстелла Валентайн, — сказал Най. — Хотя это, наверное, сценическое имя. Да, Питер?

— Верно, — сказал Мэйли. — По правде говоря, я, кажется, и не знал ее настоящего имени.

— Вы ее видели? — спросил Най.

— Да, — ответил Карелла.

— Значит, вы знаете, что она сумасшедшая, да?

— Она показалась… м-м… — Карелла замялся.

— Да, она настоящий псих, — сказал Острех.

— Все актрисы психованные, — сказал Мэйли.

— Но она не была даже хорошей актрисой, — сказал Най. — Хорошие имеют право быть немного того, впрочем, не знаю. Но плохие… Никакого права.

— Я все-таки не понимаю, какое отношение его честолюбие имело к женитьбе, — сказал Карелла.

— Она казалась Джорджи особенной. Он познакомился с Ней, когда она приехала сюда с труппой, ставившей одну смешную пьесу. Этель Барримор играла в этой пьесе в 1901 году.

Эстелле Валентайн было далеко до Этель Барримор, поверьте, но она приехала в Нью-Эссекс с бродячей труппой, которая открыла здесь сезон под рождество 1903 года, помнится, в ино-эссекском театре. Теперь это кинотеатр — все меняется. Джорджи сразу в нее влюбился. Они поженились… почти сразу.

— Шестьдесят лет назад, — сказал Карелла.

— Да, верно.

— Их сыну, видимо, сорок с небольшим, — добавил Карелла.

— Тони Лэссер? Да. Поздний ребенок. Ни он, ни она не хотели детей. Эстелла всегда говорила, что собирается вернуться на сцену, а у Джорджи были свои широкие планы. Тони появился неожиданно. Оба они были далеко не юны, когда он родился. Если хотите знать, то, по-моему, в конечном итоге, Эстелла от этого и свихнулась.

— Я все-таки кое-чего не понимаю, — сказал Карелла.

— Чего именно?

— Джордж Лэссер был смотрителем здания.

— Да, — подтвердил Мэйли.

. — А как же его амбиции, о которых вы все время твердите, его честолюбивые планы…

— Не думайте, что Эстелла не попрекала его этим в ту пору, — сказал Острех, — старая песня: я из-за тебя отказалась от карьеры, что я получила взамен? Смотритель здания!

— А все-таки Джорджи всегда был оборотистый, — сказал Най. — В армии он вечно что-нибудь продавал — то кур, которых ухватил на ферме, то памятные пистолеты или флаги, все, что подворачивалось. Однажды даже нескольких потаскушек, которых где-то подобрал, — Най ухмыльнулся своим воспоминаниям.

— А когда мы вернулись сюда, в город, — сказал Острех, — помните? Он организовал танцы в Республиканском клубе, придумал прогулки на лодках. Джорджи всегда находил способ заработать лишний доллар. Он был очень честолюбивый.

— Но потом он стал смотрителем здания, так? — спросил Карелла. — И забыл о своих амбициях, так?

— По сути дела он был не просто смотрителем здания, — сказал Мэйли.

— Да? Кем же он был? — спросил Карелла.

— Я хочу сказать, что он по-прежнему подрабатывал другими способами.

— Например?

— Например, продавал дрова. Он выезжал в лес и пилил деревья, и увозил их в город на грузовике. И там он нашел какого-то парня-негра, который рубил бревна для него, а он продавал дрова жильцам в своем здании, неплохо подрабатывал.

— А еще чем он подрабатывал? — спросил Карелла.

— Еще… — сказал Мэйли.

— Да нет, только продажей дров, больше ничем, — сказал Мэйли и посмотрел на других стариков.

— Сэр, я спрашиваю, чем еще подрабатывал Джордж Лэссер?

— Ничем, — сказал Мэйли.

— Вы сказали, что он был честолюбив.

— Да, я имел в виду продажу дров, — сказал Мэйли. — Я говорил о дровах. Он очень стремился подработать. В конце концов, он был старый человек. Не всякий человек в его возрасте станет… .

— Сэр, я хорошо слышал, что вы сказали, — повторил Карелла. — Вы сказали, что Джордж Лэссер был больше, чем смотритель здания, и что он всегда подрабатывал различными способами. Вы употребили множественное число. Так чем же он еще занимался, кроме продажи дров?

— Я имел в виду только то, что он был смотрителем здания. Я говорил о продаже дров.

— Я думаю, что вы говорите неправду, сэр, — сказал Карелла, и в комнате воцарилось молчание. Карелла ждал.

— Мы старые люди, — сказал, наконец, Мэйли.

— Мне это известно, сэр.

— Мы старые люди и ждем смерти. Мы- вместе прошли войну много лет назад и вместе вернулись в Нью-Эссекс, и мы ходили друг к другу на свадьбы, а когда стали появляться дети, то мы ходили на крестины, и мы даже ходили на свадьбы детей, и уже скоро их дети станут взрослыми и поженятся Мы старые люди, мистер Карелла.

— Да, сэр, мне это известно. Я хочу знать о Джордже Лэссере.

— Теперь, мистер' Карелла, мы ходим на похороны, вот куда мы ходим. Нет больше свадеб. Только похороны. Было нас двадцать три. Везучих ребят. А сейчас нас осталось трое, и мы ходим только на похороны.

— У Джорджа Лэссера не было ни одного врага на всем белом свете, — сказал Острех. .

— Не должен он был так умереть, — сказал Най. — Только не так. .

— Оставьте его в покое, — сказал Мэйли Карелле. — Он умер. Дайте нам похоронить его, как мы хоронили всех остальных. Пусть покоится в мире.

— Я жду, мистер Мэйли, — сказал Карелла.

Мэйли вздохнул. Он посмотрел на Остреха. Тот незаметно кивнул, и Мэйли снова вздохнул.

— Джорджи Лэссер организовал в подвале своего дома игру в кости на деньги, — сказал он.