Счастье в кредит. Книга 2

БУКСИР

У Андрея никак не получалось уснуть. Он ворочался с боку на бок, несколько раз выходил курить. На душе у него было гадко. Он переживал за Наташку. Переживал искренне, понимая, что и сам виноват.

Прошла неделя с тех пор, как на Наташку негласно объявили самую настоящую травлю. Ее курсовая работа ходила по рукам высших начальников, даже сам ректор удостоил ее вниманием. Тоненькую стопочку бумаги чуть ли не затерли до дыр, и конечно же в ней появились новые карандашные полосы, подчеркивавшие «скользкие» фразы. Каждый инквизитор считал своей обязанностью внести свою лепту в борьбу против инакомыслия и псевдофилософии…

Мартынов всячески пытался помочь Наташе, ходил по инстанциям, упрашивал, умолял своих начальников сжалиться над беззащитной девушкой, доказывая, что в свободном обществе каждый человек волен иметь свое собственное мнение… Но его никто не слушал. Более того, Владимиру Константиновичу мягко намекнули, что если он не угомонится, не перестанет выгораживать нерадивую студентку, то и против него могут принять предупредительные меры, имеющие далеко идущие последствия…

Но самое страшное, волна всеобщего негодования захлестнула и Наташиных однокурсников. Некоторые из них не стеснялись говорить девушке все, что они про нее думают, часто употребляя при этом выражения, больше соответствующие лексикону дореволюционного кучера, нежели студента московского университета. И те ребята, которых Наташа по своей наивности принимала когда-то за настоящих друзей, просто отвернулись от нее, боялись с ней разговаривать, а в присутствии девушки понижали голоса до шепота и многозначительно переглядывались.

Больше всех негодовала Галя, комсомольский секретарь курса. Теперь Наташа стала для нее настоящим врагом. Она ее ненавидела больше, чем отца Павлика Морозова.

— Ты же комсомолка! — с пеной у рта кричала Галя. — Вспомни молодогвардейцев! Они отдали жизнь за советскую власть! Они хотели, чтобы люди жили хорошо, чтобы на земле воцарилось царство равенства и справедливости! А ты чего хочешь? Чего ты добиваешься, восхваляя эту буржуйку Гавацкую?

— Блаватскую, — поправляла Наташа.

— Да какая разница? Она же вносит в народ смуту! Призывает к вражде! А ведь человек человеку друг, товарищ и брат, Денисова! А ты этого не понимаешь! Вот скажи, ты могла бы отдать свою жизнь за Родину?

— Не знаю… — Наташа пожимала плечами, вспоминая свою учительницу с подобным вопросом. Оказывается, мало что изменилось с тех пор. — Я никогда не задумывалась об этом…

— Вот именно! — ликовала Галя. — Ты не задумывалась? А и правда, пускай другие умирают за светлое будущее, правильно? А я, например, отдам свою жизнь! И не буду задумываться! И каждый из нас отдаст!

Как ни странно, но Галя говорила искренне. Она действительно была твердо уверена, что если Родина и в самом деле окажется в опасности, то без сожаления расстанется со своей жизнью…

Никто не сомневался, что вскоре Наташа вынуждена будет уйти, и потирали руки в предвкушении этого события. Конкретную дату заключительной разборки установил студком, назначив обсуждение персонального дела студентки Денисовой.

Первое апреля… День смеха…

Странное и страшное совпадение… Наташа не надеялась в этот день посмеяться. Она мужественно готовилась к сокрушительному удару, только бы удалось слезы сдержать, не расплакаться на виду У добреньких однокурсничков…

Андрей курил одну сигарету за другой. Он искал выход, ведь не существует безвыходных ситуаций…

«Хорошо хоть Ирка ни при чем… — думал парень. — Прибил бы собственными руками… А профессор… Росомаха… Склеротик долбаный… Один раз в жизни доверили ему что-то, так нет же… Умудрился потерять… Из-за него вся эта каша заварилась… Что же делать?»

И тут его сознание посетила простая до гениальности мысль. Он как смерч ворвался в комнату и принялся расталкивать Наташку, крича во весь голос:

— Я придумал! Я все придумал, это же элементарно! Выскочишь! Есть буксир!

…— Девушка, а у вас вся спина белая, — услышала Наташа чью-то «свежую» остроту и для приличия улыбнулась.

Входя в здание университета, девушка задрала голову. Трещин на потолке уже не было, их любовно и старательно замазали, покрасили. И вообще, судя по всему, долгожданная пора капитального ремонта завершалась. Об этом красноречиво говорила кучка облаченных в замаранную спецодежду рабочих, которые безмятежно распивали пиво, используя гардеробную стойку как стойку бара.

«Наконец-то в порядок привели, — подумала Наташа. — И как до сих пор стены не рухнули? Последний раз их, наверное, сам Ломоносов красил…»

Наташа задержалась у стенда объявлений. Долго рассматривала прикрепленный канцелярскими кнопками листок бумаги с начертанной на нем лаконичной надписью: «Персональное дело студентки второго курса философского факультета Н. Д. Денисовой. Начало в двенадцать часов. Аудитория номер семнадцать. Второй этаж».

Декан досконально изучал каждую буковку документа. Ему не хватало сильного увеличительного стекла, тогда бы уж он точно походил на ювелира. Наташа сидела на стуле в углу кабинета, скромно сложив руки на коленях. Кривобокий вентилятор молотил воздух, разрывая прерывистыми звуками напряженную тишину.

— М-да, — выдавил из себя декан, пытаясь отыскать в ящике стола печать и прочерниленную поролоновую подушечку. — Так, значит, вы беременны?

— Да, — тихо ответила Наташа.

— И хотите взять академический отпуск?

— Да.

— С какого дня?

— С сегодняшнего. Если это возможно.

— Возможно, — декан сосредоточенно почесал в затылке. — У нас все возможно… Так, справка от гинеколога подлинная… Заявление присутствует… Никаких возражений… Поздравляю…

— Спасибо.

— А стоит ли вам возвращаться, Денисова? — вдруг спросил декан.

— Не знаю…

— А вы подумайте, подумайте. Времени у вас много, целый год…

— Поживем — увидим… — сказала Наташа.

Для себя она давно уже твердо решила, что в университет больше не вернется, ни через год, ни через десять лет. Зачем? Все равно ей припомнят все старые грехи, в покое не оставят. Да и не хочется вновь сталкиваться с людьми, которые безнаказанно обливали тебя грязью… У Наташи появилась возможность красиво уйти, и она ею воспользовалась.

Спасибо Андрею, его идея…

Девушка вдруг почувствовала себя по-настоящему свободной. Словно камень с души упал, огромный такой булыжник…

— Эй, Денисова! Ты куда это направляешься? — в коридоре Наташу окликнула активистка Галя. — Улизнуть хочешь? Ничего не получится. А ну пошли! Весь курс уже в сборе! Мы что, ждать тебя обязаны? Пошли, пошли, у нас к тебе мною вопросов накопилось.

«Глупенькая… — подумала Наташа. — Не знает еще… Интересно, как вытянется ее лицо, когда ей доложат, что я уже не студентка, что на законном основании ушла в академку? Послать бы ее сейчас ко всем чертям. Хотя она ни в чем не виновата, такой уж ее воспитали родители… А может, и в самом деле заглянуть на минутку в аудиторию? Из чистого любопытства. Они же хотят, чтобы я ползала перед ними на коленях, просила пощады. Не дождутся… Придется разочаровать общество… Противно будет, зато многое о себе узнаю, у наших ребят языки хорошо подвешены. Им только дай повод, до вечера не заткнешь… Смешно… Это как со стороны наблюдать за собственным расстрелом…»

— Ты скоро, Денисова? — орала Галя.

— Да, сейчас, — с убийственным спокойствием ответила Наташа. — Вот только в туалет схожу, руки помою.