Наташа раскрыла глаза в серой предрассветной мгле.
С ровным одинаковым шумом обрушивался на землю ливень. По стеклу текли мутные потоки воды, небо хмурилось тучами, и на душе было под стать погоде — тоскливо и безрадостно…
Она смотрела на темные балки потолка, пытаясь разобраться в своих смятенных, перепутанных чувствах.
Вроде все хорошо… А что-то зреет подспудно вокруг нее, какая-то глухая угроза…
Отчего это беспокойство? Университет? Ирина намекала прозрачно, что затевается какая-то интрига… Кто-то там восстал против Наташи…
Глупости, кому она перешла дорогу? Кому может помешать? Она никогда не принимала участия в «кафедральных» сплетнях, да и думать смешно, что обычная второкурсница может представлять опасность для этих чопорно-самоуверенных профессоров и доцентов.
Это у Ирки от страха глаза велики. Она в этой каше варится, вот ей и чудится то интрижка, то подсидка…
Наташа и тогда не придала значения этому сообщению, и теперь не хотела и думать об этом. Другое волновало… Что-то другое, более значительное, чем университетские сплетни.
Андрей… Он лежит к ней спиной, подоткнув под себя одеяло. С недавних пор это его излюбленная поза.
С наступлением холодов они взяли себе второе одеяло из Ирининой комнаты, потому что печка, протопленная с вечера, к утру все же выстывала, и в доме становилось зябко и неуютно. Наташа иногда поднималась чуть свет и растапливала ее заново. А еще говорят, что русская печь долго хранит тепло… Или, может, она просто топить не умеет? Конечно, приходится экономить дрова. Мартынов ведь никогда не жил здесь всю зиму, и запас в сарае совсем небольшой…
Впрочем, разве дело в дровах и в тепле? Просто Андрей это второе одеяло незаметно сделал своим персональным, отгородившись им от Наташи, как стенкой.
Она тихонько потянула на себя краешек, поднырнув к нему в нагретую «берлогу». Он заворчал во сне недовольно и снова отвоевал свое жизненное пространство.
Каким-то он становится неуловимо далеким… Хотя внешне у них все ровно, ни сцен, ни скандалов… Пожалуй… равнодушие, что ли… И мелочи вроде отдельного одеяла да тяжело повисающего по вечерам молчания…
Андрей сидит у стола, уткнувшись в книги, и очень раздраженно реагирует на Наташины попытки заговорить.
Конечно, она понимает, ему надо наверстывать упущенное за лето, ведь только благодаря заступничеству Евгения Ивановича он остался на курсе… И теперь яростно рвется в лидеры, хочет доказать и себе, и окружающим, что не хуже, а лучше остальных. Она даже радовалась бы его внезапной серьезности, но…
Но сердце подсказывало, что усиленные занятия — только предлог, чтоб не лезла, не мешала… И Наташа со страхом думала, что Андрею становится скучно с ней.
Он теперь не хотел оставаться на даче в выходные. Уезжал в Москву утренней электричкой. Бурчал:
— Живем как старики-отшельники… Имею я право пообщаться с друзьями?
Правда, всегда возвращался ночевать, но так, словно делал ей одолжение, чтобы не было повода упрекнуть…
Похоже, его интересовали только друзья и учеба, а она, Наташа, отошла на второй, даже третий план…
«Может, так всегда происходит в семейной жизни? — мучилась сомнениями Наташа. — Не вечно же между мужем и женой длится бешеная любовь… Люди просто привыкают друг к другу, успокаиваются и живут. Может, и у нас наступил такой период? Обыденный, спокойный…»
Но внутри все протестовало. Она не хотела этого мирного сосуществования. Ей хотелось растормошить его, вернуть былое упоительное безрассудство… Им же было так весело вдвоем раньше, никто больше не был нужен. Они стремглав летели в свой полуподвал, чтобы поскорее увидеться…
«Может, у него есть другая женщина? — со страхом подумала Наташа. — Может, он ездит к ней, а не к Антону и Лехе? Да нет… Если бы он влюбился, я бы увидела… по глазам… У влюбленных совсем другие глаза — сияющие, лучащиеся… У него были такие… А сейчас потухшие… И весь замкнутый…»
Она поневоле незаметно принюхивалась к Андрею после его поздних возвращений. Не пахнет ли чужими духами… чужим девичьим запахом… Искала незаметные на первый взгляд меточки губной помады на одежде… Но нет, не было подтверждения ее подозрениям.
Одно только… Он все чаще бормотал, что ужасно устал, поворачиваясь на бок. Совсем как тогда, когда крутил за ее спиной предательский роман с Ириной.
Но Ирка сейчас держится совсем иначе, чем тогда.
А может, это и не Ирка, а какая-то другая, незнакомая? Мало ли в МГИМО хорошеньких девчонок! Ухоженных, шикарно одетых, не в пример ей…
И Наташа чутко ловила, не проскользнет ли в Андрюшкиных рассказах какое-нибудь женское имя, пусть мельком, скороговоркой… Она бы поняла… Но он говорил только о своих приятелях, словно девчонок вокруг и не существовало…
Она старалась быть как можно предупредительнее, стремясь своей лаской и заботой растопить тонкий ледок, незаметно появляющийся между ними.
А Андрей словно не видел ее стараний. Зато, как занудливый дед, был готов заметить любую ее промашку или оплошность. Будь то пересоленный суп или закончившаяся в рукомойнике вода.
— Можно было напомнить утром, чтоб я принес?! — раздраженно восклицал он, когда перед сном внезапно оказывалось, что нечем вымыть руки.
Он выполнял свою мужскую часть работы по дому — дрова и вода. Но если забывал сделать что-то вовремя, то почему-то всегда винил в этом Наташу.
— А ты сам разве не знаешь, что нужно? — возражала она на его упреки.
И получала в ответ отповедь:
— Я что, обязан обо всем помнить? У меня другим голова занята!
А уж такая, простите, житейская необходимость, как туалет, и вовсе казалась неразрешимой.
По теплой погоде несложно было сбегать в дощатый домик на участке. А по холоду, да под дождем ночью? У профессора был оборудован в доме теплый чуланчик, но выгребную яму давно не чистили. Профессор-то с Ириной обычно наведывались на дачу лишь пару раз за зиму, им хватало.
Наташа и Андрей старались не пользоваться им, чтобы не обрести новых хлопот на свою голову. Она пыталась ставить в сенях ведерко, но Андрей так убийственно ее высмеял, что она раз и навсегда оставила эту затею.
«Как же в деревнях люди живут? — ужасалась Наташа. — Никогда не думала, что это может стать проблемой».
Простая деревенская жизнь теперь не казалась ей такой легкой и приятной, как раньше.
Она почему-то стеснялась попросить Андрея проводить ее вечером с фонариком, и мужественно топала одна, в страхе шарахаясь от каждого куста.
А он ни разу не предложил сам — слишком низменная тема для обсуждения.
Но, к сожалению, именно из этих мелочей быта и складывается семейная жизнь.
«Любовная лодка разбилась о быт», — цитировала Наташа самой себе Маяковского, пытаясь разобраться в причинах их скрытого, но все нарастающего разлада.
Да и дорога до институтов и обратно отнимала слишком много времени. В поселковом магазине ничего не купишь — даже картошку приходится везти из Москвы. Да еще толкаться с полными сетками в битком набитой электричке. Кошмар, сколько людей, оказывается, ездят из Подмосковья на работу в столицу…
Наташа так выматывалась от этих поездок, что когда добредала наконец от станции до дачи, хотела только свалиться на койку и лежать, ни о чем не думая… Но надо было топить печь, готовить еду, греть воду для мытья посуды… А стирка!
Да еще хотелось, чтобы Андрей, входя в дом, видел не ее уставшую физиономию с прилипшей ко лбу челкой, а сияющую, улыбающуюся, радостную жену…
Наташа и улыбалась, и радовалась, только улыбка с каждым новым днем становилась все тоскливее и вымученнее.
Под полом в углу послышалось шуршание, словно кто-то скребется. Мыши?!
Наташа испуганно затормошила Андрея за плечо.
— Андрюшка! Слышишь?
Он сонно поднял голову.
— Что?
— У нас мыши!
— С чего ты взяла? — Он прислушался. — Это ветка о стекло скребет. Спи. Не мешай.
— Я боюсь…
Она нашла повод прижаться к нему всем телом.
— Тебе показалось…
Но тем не менее он обнял Наташу, и они некоторое время молча лежали в темноте, слушая монотонный шорох дождя.
Потом Наташа осторожно положила голову ему на грудь, ласково обвив руками.
Стыдно признаться, но ей так хотелось сейчас его ласки.
— Андрюшенька… — шепнула она.
— М-м… — промычал он, убаюканный ровным шелестом дождевых струй.
— Я соскучилась… — преодолевая себя, выдавила она.
— Я же здесь… — не понял он.
Не понял или… не захотел понять?
Наташа вся внутренне сжалась, испытывая небывалое унижение. Разве он не видит?.. Не чувствует?.. Жена она ему или нет?
Андрей со вздохом повернулся к ней. Медленно и как-то лениво ткнулся губами в щеку…
Словно одолжение делает…
Наташа вытянулась в струнку, обнимая и притягивая его к себе. Она не хотела и не могла остановиться. Ей хотелось убедиться, что она по-прежнему мила ему и любима… А как еще можно убедиться в этом?
— Мы… так редко… — стыдливо шепнула она с тайным упреком.
— Ну мы же не первый год живем, — резонно ответил Андрей.
— Ага… всего второй…
— Думаешь, медовый месяц длится вечно?..
Он подхватил Наташу и усадил на себя верхом. Она склонилась к его лицу, осыпая его горячими, порывистыми поцелуями, потихоньку расшевеливая и зажигая…
Но все равно эта близость не давала того, чего хотелось Наташе. Андрей был с ней, вернее было его тело… а душа… Она словно спала… Какие-то иные грезы, не о ней, которая рядом, читала Наташа в его прищуренных глазах… И не так должны обнимать любящие руки… Все не так… Они же молоды и горячи… А по Андрею кажется, что он усталый, пресытившийся земными радостями старичок…
Наташа встала, накинула халатик и ушла в другую комнату, к печке.
Андрей тут же уткнулся носом в подушку и опять уснул.
Она подсовывала к сложенной поленнице горящую лучину, потом опустилась на колени и принялась раздувать чадящий огонек.
В комнате запахло дымом… Он едко щипал глаза, выбивая из них мелкие слезы. Стыд, не дым — глаза не ест…
Наташа шмыгнула носом, быстро смахнула слезы со щеки тыльной стороной ладони и уселась на диван, поджав под себя ноги и накрывшись пледом. И незаметно уснула, ощущая рядом нагревающийся, дарящий долгожданное тепло бок печи…
…А поутру дождь прекратился, и внезапно прихватил морозец. Наташа глянула за окно — и сон как рукой сняло. Чудо, что за прелесть!
Мокрые ветки деревьев обледенели и казались звонко-хрустальными. Над рамой свешивались вниз длинные сосульки, а сад стоял, как сказочный, весь из ледяных кружев, казалось, тронь — и зазвенит…
Зима пришла! И словно коснулась всего волшебной палочкой, замораживая и завораживая…
И свет в доме стал особенным — тоже солнечно-хрустальным.
Как мало надо человеку для внезапного счастья — всего лишь перемены погоды… И сразу возникло ощущение праздничного предчувствия, ожидания погружения в волшебный сказочный мир…
Андрей тоже проснулся, прошлепал по нагретому полу.
— Молодец, Наташка, затопила… — Он довольно потянулся. А она быстро повернулась к нему, просияв от похвалы.
Вот и вправду начинает сбываться…
Андрей тоже глянул за окно и присвистнул:
— Ни фига себе!
И лениво прикинул, стоит ли тащиться на свидание по такому морозу… Непривычно как-то после затяжной осени… Да и дома так уютно, тепло… Неохота слоняться с Иркой по холодным подъездам, вызванивая ее подружек, у кого хата свободна… Да и вряд ли кто-то захочет выползать из квартиры на улицу…
Он забрался на диван, под оставленный Наташей плед и спросил:
— Ты чего это от меня сбежала? Здесь спала? — и шутливо нахмурился.
Она быстро юркнула к нему и прижалась, радостная. Засмеялась счастливым смехом:
— Я нечаянно…
— За нечаянно бьют отчаянно…
Он шлепнул ее по теплой попке и неожиданно ощутил волнующее кровь желание.
Бог с ней, с Иркой. Наташка здесь, рядом, теплая, льнущая, покорная…
Он забросил плед на припечек, подтянулся одним махом и потащил за собой Наташу.
— Кто здесь говорил, что мы два старичка? — хихикнул он. Наташа забралась за ним следом, еще не понимая, чего это он решил влезть на печку…
— Ну-ка, погреем старые косточки… Как положено…
И он затеял такую веселую бурную кутерьму, веселя Наташу до слез приговорами:
— Понятно теперь, чего это бабки да дедочки все на печи полеживали… Ясно, чем занимались… А и вправду, недурно…
«Ой, балда я, балда… Надумала невесть чего… Обиделась на него, надулась… А все по-прежнему, по-прежнему…» — радостно думала Наташа, отдаваясь во власть его горячих рук и жарких поцелуев…
— А завтрак готов? — растянувшись на теплой лежанке, спросил Андрей голосом сытого кота.
— А ты разве голоден? — хихикнула Наташа.
— Любовью сыт не будешь…
Андрей легонько пихнул ее в бок, сталкивая с лежанки.
— Ну! — весело возмутилась Наташа. — Сейчас сам слетишь!
И она в ответ тоже пихнула его. Легонько, но ощутимо.
— Ах, так!
Андрей сгреб ее в охапку, пищащую и сопротивляющуюся, и свалил-таки с припечка на пол.
— Женщина! — строго сказал он, давясь от смеха. — Муж пожрать желает! Это — святое!
Наташа поплелась на кухню, а Андрей снова растянулся на лежанке. Все-таки в основах домостроя была своя прелесть… Не дураки были предки… Грамотно все устроили…
Он слушал звяканье тарелок и размышлял о том, что сейчас, пожалуй, в его жизни наступает долгожданное равновесие… Неукротимая, неистовая, словно изголодавшаяся Ирина, жаркая, знойная, будящая стихийную страсть… И Наташа — послушная женушка… Все же приятное разнообразие… Если бы так могло оставаться всегда, не осложняясь выяснениями отношений… Тогда любой мужчина мог бы ему только позавидовать…
А Наташа вся лучилась от счастья, словно ее золотом осыпали.
— Андрюшенька, тебе сосиску сварить, или борща съешь? — крикнула она каким-то материнским голоском.
— Борща, пожалуй! — поразмыслив, важно решил он.
И она вытянула из глубокого пода печки кастрюлю с теплым вчерашним борщом… И понесла на стол на вытянутых руках плещущуюся, налитую до краев тарелку…
И села напротив него, ласково заглядывая в глаза, с удовольствием следя, как он, закутавшись в плед, полуголый, с аппетитом наворачивает за обе щеки ее стряпню…
И все-таки чрезмерно тоже плохо… Если переборщить… Кстати о борще… Андрей проглатывал ложку за ложкой, чувствуя, как внутри опять поднимается волна раздражения.
Ну, что она так уставилась? Сейчас, пожалуй, опять начнет причитать: «Мой миленький, мой хорошенький…» Его аж передернуло при мысли об этом… Такое глупое сюсюканье…
— Чай будешь? — как-то заискивающе спросила Наташа, готовая сейчас угождать любому его желанию.
— Потом, — буркнул Андрей.
И снова плюхнулся на диван, ухватив наугад первую попавшуюся книгу с профессорских полок.
Неожиданно это оказались откровения маркиза де Сада… Ротапринтное парижское издание на русском.
Ух ты! Андрей разом забыл о Наташином счастливом щебете, с головой погружаясь в хитросплетения маркизовой интриги и сопереживая его ощущениям…
Наташа подсела рядышком и снова прильнула к его плечам.
— Андрюшечка… Ну что ты опять за книжку… — слегка надулась она. — Давай погуляем… Там так красиво…
— Холодина… — не отрываясь от книги, бросил Андрей.
— Ну миленький… ну пожалуйста… — она попыталась его пощекотать.
— Не мешай! — отмахнулся Андрей. — Ты же видишь — я читаю!
Наташа немного посидела рядом, пытаясь привлечь к себе его внимание… но безуспешно… Андрей перелистывал страницу за страницей, не видя и не слыша ничего вокруг, словно забыв о ее существовании.
А этот основоположник садизма был, оказывается, чертовски изыскан… И эти его фантазии так понятны… Какой же он мучитель? За что его так ославили в веках? Он просто человек, любящий полнокровную жизнь, желающий взять все, чего ему захотелось… А разве не так надо поступать?
Эх, ему бы, Андрею, на место веселого маркиза!
— Я думала, мы хоть раз проведем воскресенье вместе… — ныла над ухом Наташка. — А ты…
Вот же зануда! Святого выведет!
А Андрей и подавно святым не был.
Он заложил пальцем страницу и поднял голову, уставившись на Наташу ледяным взглядом. Таким же ледяным, как хрустальная изморозь за окном…
— Ты мне надоела, — отчетливо сказал он. — Понимаешь? Оставь меня наконец в покое!
И Наташа отшатнулась от его слов, как от удара…