Сделка на… любовь?

Глава 25

Алия

Нет, я определенно перестала понимать жизнь! Все мои устои и принципы с недавних пор, а точнее, после встречи с одним человеком, полетели в Тартары вместе с моей хваленой репутацией, лелеемой мной на протяжении стольких лет. И я с удивлением обнаружила, что воспитанной и порядочной мне было на это абсолютно наплевать. Да, сколь бы ужасно это не звучало, приходилось признаться самой себе: без этих условностей жизнь была намного легче. И еще более ужасающим это осознание становилось из-за того, что «откровение» пришло ко мне в тот момент, когда Роберт чуть крепче сжал мое плечо, и его сердце под моей ладонью забилось чаще. Я слегка приподняла голову, взглядом изучая его лицо. В свете восходящего солнца его взъерошенные волосы приобрели янтарный отлив. Я с интересом провела ладонью по его подбородку, чувствуя, как пробивающаяся щетина слегка покалывает кожу. Кажется, мы провели с ним уже достаточно долгое время, и я успела узнать его достаточно хорошо. Но черта с два!

Этой ночью я обнаружила, что почти ничего о нем на самом деле не знала. Голос его, оказывается, мог быть мягким и ласковым, как кошачья шерсть, а через секунду — жестким, хрипло выкрикивающим проклятья. Он мог вроде бы откровенно и с одобрением рассказывать о мужественных, благородных, добродетельных, подсказанных любовью поступках, коим он был свидетелем в тех странных местах, куда его заносило, и тут же с холодным цинизмом добавлять скабрезнейшие истории. Он мог быть страстным, почти нежным любовником, но это длилось недолго, а через мгновение передо мной был хохочущий дьявол, который срывал крышку с пороховой бочки чувств, поджигал запал и наслаждался взрывом.

Он научил меня играть, а я почти забыла, как это делается, то и дело примеряя маску хорошей и послушной жены Габазовой, которую мне предстояло носить оставшуюся жизнь. Жизнь была такой серьезной, такой горькой. А он умел играть и втягивал меня в свою игру. Но он никогда не играл как мальчишка — это был мужчина, и что бы он ни делал, всегда приходилось об этом помнить. Я не могла смотреть на него сверху вниз — с высоты своего женского превосходства — и улыбаться, как улыбаются женщины, глядя на взрослых мужчин, оставшихся мальчишками в душе. Но с Робертом все, абсолютно все было иным. Любое слово, любой взгляд он мог истолковать так, как было угодно ему, и делал это настолько тонко, что возразить ему не получалось.

Теплые, успокаивающие солнечные лучи постепенно обволакивали все мое тело. Роберт сломил какую-то преграду даже в моей голову, так что теперь я уже чувствовала себя не голой, а «обнаженной». И это игра слов стала значить для меня намного больше. Прикрыв глаза, я задремала, наслаждаясь теплом, окутывавшим все тело.

Не знаю, сколько прошло времени, но впоследствии я с ужасом вспоминала каждую секунду моего сна.

Здание, в котором я очутилась, казалось до жути знакомым. Обветшалый дом холодил внутренности, и с каждой секундой где-то внутри разрасталась дикая боль, словно тысячи иголок одновременно впивались в мозг, не давая боли стихнуть. Я узнавала знакомые мелочи, окружавшие меня на протяжении всей жизни, теперь небрежно разбросанные в коридоре. Этот дом, который на протяжении всего моего существования был для меня цитаделью покоя, моей личной «тихой гаванью», был разрушен. Я безмолвным призраком шла по пустырю, с каждой секундой чувствуя, как отчаяние очередной опустошающей волной накатывает на меня. И я была одна. Ни одной живой души, никого на целом свете, на кого я могла бы положиться. В следующую секунду я бежала, бежала, сама не зная куда. Меня преследовала мысль, что стоит лишь остановиться — и то страшное, от чего я пыталась скрыться, настигнет меня, сломит, разрушит, оставляя за собой лишь пепел. Я бежала, бежала, так что сердце, казалось, вот-вот разорвется, — бежала в густом, клубящемся тумане и кричала, бежала, слепо ища неведомое безымянное пристанище, которое находилось где-то в этом тумане, окружавшем ее. Я была уверена, что это самое пристанище где-то рядом. Но из окружавшего меня тяжелого тумана то и дело что-то мне мешало, словно пытаясь поглотить. Каменистая дорожка под ногами медленно таяла, и очередной мой крик был поглощен этим цепким туманом.

Резко открыв глаза, я увидела склонившегося надо мной Роберта; он молча взял меня, как маленькую девочку, на руки и прижал к себе — в его крепких мускулах чувствовалась надежная сила, его шепот успокаивал, и слезы постепенно высохли.

— Это… — я с трудом перевела дух. — Это был так ужасно. Я никак не могла это найти. Я все бежала и бежала сквозь туман и не могла найти.

— Что найти, милая?

— Не знаю. Хотелось бы знать, но не знаю. Оно все время пряталось от меня в тумане. А я знала, что если это найду, то навсегда буду спасена и никогда-никогда не буду больше… — Слова отказывались складываться в разумные предложения, и я просто умолкла, пытаясь успокоиться. Сейчас уж он точно посчитает меня ненормальной.

— Что же ты искала — человека или вещь? — его голос успокаивал, словно прикосновения бархата.

— Сама не знаю. Я об этом не думала. А как ты думаешь, Роберт, мне когда-нибудь приснится, что я добралась до такого места, где я буду в полной безопасности?

— Нет, — сказал он, приглаживая ее растрепанные волосы, — Думаю, что нет. Сны нам неподвластны. Но я думаю, что если ты привыкнешь жить в безопасности и уверенности, этот сон тебя больше мучить не будет.

«А как же быть до тех пор? — Вопрос возник в голове помимо воли. — Как же быть во время очередного кошмара? Еще сутки, и ты навсегда исчезнешь из моей жизни…»

Взяв меня за руку, он словно силой собственной воли заставил меня подняться на ноги, и неторопливо повел к океану. Горячий песок и прибрежный бриз контрастом омывали тело, и вскоре от недавнего кошмара остался лишь неприятный холодок воспоминаний. Я намеренно не рассказала Роберту о своем родном доме, боясь, что он может посчитать это очередной уловкой. Когда пенистая вода коснулась икры ног, я с паникой посмотрела на Роба, но он лишь уверенно улыбнулся, твердо придерживая меня рукой за поясницу. Я не сопротивлялась, чувствуя откуда-то взявшуюся уверенность. В конце концов, я продолжала оставаться игрушкой в его руках, его воля — моя воля. Но когда мы были уже по плечи в воде, и нарастающая паника сиреной завыла в голове, еще более неожиданным оказалось для меня, когда Роберт прижал меня к себе вплотную, а в следующую секунду легко поднял на руки, отплывая все дальше. Я молчала, в горле ужасно саднило, и только мои руки, которые крепче, чем мне того хотелось бы, обвили его шею, выдавали накапливающийся в душе ужас.

— Не бойся, Алия, — раздался возле самого уха тихий баритон. — Вода может смыть твой страх.

— Ну да, а страх воды выжжешь огнем? — бросила я.

— Не угадала, — с лукавой усмешкой ответил он. — Еще одна попытка?

Но прежде чем я успела ответить, Роберт резко нырнул под воду, унося меня с собой в голубую бездну. Но не успела я как следует испугаться, как Роберт властно притянул меня к себе, и спасительный кислород поступил в мои легкие, когда его губы накрыли мой рот. За эту космическую долю секунду мой мозг работал на молниеносной скорости: я заметила и переливающие перламутром жемчужные раковины у наших ног, радужные рифы, которые сверху казались неживыми, но отсюда, под мановением едва заметных колебаний, замысловато ветвились, словно вытанцовывая диковинный танец. Солнце над океаном казалось неестественно-огромным, белым заревом, восходящим над голубым горизонтом воды. Все здесь было слишком ярким, слишком совершенным… Я словно перестала нуждаться в воздухе, все, что меня окружало, стало моей стихией.

Роберт оказался прав — вода смыла неприятные воспоминания, но назрел вопрос: что же мне делать с воспоминаниями об этих секундах, которые останутся в моей памяти до конца моих дней?