Сделка на… любовь?

Глава 55

Алия:

Что ж, кто сказал, что если тебе что-то не удалось, то это значит, что нельзя радоваться успеху других? Мне была чужда подобная идея. И сейчас, наблюдая за плавными движениями невесты, идущей по белоснежному ковру вдоль прохода, увитого цветами, внутри словно заиграл торжественный гимн. И дело было не в женской солидарности или прочей подобной чуши. Просто внутри все расцветало от окутывающей атмосферы праздника: прямо на моих глазах складывалась новая пара, новая семья. Взгляд метнулся к жениху, облаченному, вопреки обычным требованиям, в белоснежный костюм.

Ладно, не будем зацикливаться на прошлом. Вы спросите, почему же я не сбежала с церемонии, когда выдалась такая возможность. Справедливый вопрос. Не стану таить, такая мысль возникла, и я почти поддалась искушению, как моя принципиальность перешла в боевой режим. Черт, и почему я должна сбегать отсюда, словно преступница?! И нет, тот факт, что он запретил мне это делать, тут не при чем! Как и то, что я не смогла бы спрятаться от него настолько надежно, чтобы он, при желании, не смог бы меня найти. В отличие от него, я не настолько хорошо знакома с Бодрумом, и я скорее затеряюсь среди мощеных улочек, чем смогу найти убежище. Но ключевое слово здесь — желание. Его желание…

Внутри что-то холодело при мысли о том, что я чрезвычайно все усложняла: а захотел бы он вообще меня искать? Ведь в прошлый раз он, подобно доблестному рыцарю их моих детских мечтаний, не запрыгнул на своего верного коня…пардон, в самолет, и не бросился на поиски, чтобы сразиться с огнедышащим драконом, то бишь — с семейкой Габазовых во главе с Эмине. Да и с чего ему так поступать? Он ведь ясно все обговорил — сделка есть сделка. И в те самые моменты, когда мне казалось, что за каменным безразличием скрывается его настоящая сущность, которой не чужды человеческие слабости, он вдребезги разбивал мои иллюзии, словно желая доказать обратное. Чего он этим добился? Не знаю, быть может перспектива подозрений о том, что у него есть сердце, могла бы разбить его пиар дельца. Или это было истиной. Теперь уже этого не узнать. Говорят, душевные раны рубцуются — бездумная аналогия с повреждениями телесными, в жизни так не бывает. Такая рана может уменьшаться, затянуться частично, но это всегда открытая рана, пусть не больше булавочного укола. След испытанного страдания скорей можно сравнить с потерей пальца или зрения в одном глазу. С увечьем сживаешься, о нем вспоминаешь, быть может, только раз в году, — но, когда вспоминаешь, помочь все равно нельзя.

С этими отнюдь не веселыми мыслями я добрела до дверей. Что ни на есть перекресток моей жизни, черт бы его побрал! Меня так и подмывало обернуться, чтобы убедиться, что пара искрящихся серых глаз не наблюдает за моей неуверенность, а губы не расплылись в циничной ухмылке! И я бы охотно простила ему его гордость, если бы он не ранил мою.

Одна моя половинка мечтала поскорее выбраться из всего этого дерьма, а вторую подмывало узнать, что скрывается за всеми этими «а если»… Подлинное сострадание заключается в том, чтобы вовсе не касаться больного места человека, когда он страдает. Я же, словно искушенный мазохист, то и дело бичевала память все новыми и новыми воспоминаниями. Задачка и простая и сложная. Но даже если я с ней справлюсь, на великое достижение это все равно не потянет. Аплодисментов не будет. Чтобы пройти испытание, нужно пойти на испытание. А для меня не было испытания хуже, чем противостояние собственным страхам.

Некоторые вещи и прекрасны тем, что происходят здесь и сейчас, а завтра покажутся всего лишь красивым сном. Эта мысль и оказалась спасительной. И заткнув рот своей совести изрядной порцией упрямства, я распахнула дверь, стараясь не обращать внимания на выжидающие взгляды пятисот пар глаз. Нет, ну чего они уставились? Не стриптиз же я пришла им танцевать?! Мило улыбнувшись, я уселась на выделенное мне место, чувствуя, что во мне сейчас дырку проткнут испепеляющие взгляды женской половины собравшихся. С противоположного конца скамьи на меня уставилась дама лет за 60, в руках у нее беспокойно подпрыгивал мопс, словно негодуя, что хозяйка обделила его вниманием. Замысловатая шляпка, больше напоминавшая вазу для десерта чем головной убор, топорщилась перьями в разные стороны, то и дело задевая монокль ее спутника, хотя, надо отдать ему должное, мужчина каждый раз лишь терпеливо отодвигал от себя этот выкидыш моды. Боковым зрением я уловила движение и перевела взгляд в сторону дверей, из которых сама только недавно вышла, а внутри все затрепетало от неизвестности, затем резко оборвалось, словно буйный ураган мигом успокоился: в сопровождении Гамида в залу вошла Оливия. Ее улыбка стала комичной, когда она отыскала меня взглядом — Оливия явно считала, что я сбежала. Редко мне удавалось шокировать ее предусмотрительность…

— Это как понимать? — шикнула она мне, продолжая улыбаться.

— Мы же вроде на свадьбе, — копируя ее улыбку, ответила я. — Знаешь, сорвать еще одну свадьбу за столь короткий срок — это будет рекорд даже для меня. Да и потом, я-то его знаю: от него так легко не сбежишь.

— Гамид сказал то же самое… — шепнула Оливия, когда зазвучала музыка и присутствующие поднялись с мест.

— Гамид… Он все понял, да? — Это прозвучало скорее как утверждение.

— Замечу, практически все мои избранники отличаются редкой смекалкой, — хихикнула Оливия, чуть крепче сжав руку мужчины. То ли из вежливости, то ли из-за важности сего момента, Гамид не посмотрел на меня с укором. Или с пониманием. Это было бы куда хуже. Я предпочитаю, чтобы меня скорее пристыдили, чем оглядывали с примесью жалости. От оскорбления можно защититься, от сострадания нельзя.