Алия
Самое тяжелое — отпустить, отпустить того, кому отдал частичку сердца. Того, без кого мир потерял немного красок и яркости… Того, кто всегда будет в сердце, но мысли о нём принесут боль… Вновь ту боль, разрывая душу и уничтожая радость, вновь и вновь, а время не будет лечить, лишь временно притупит боль, пока не вспомнишь вновь об этом человеке. Воспоминание, разбитое на тысячу кусков, перестает быть воспоминанием? А может, тогда вместо одного появляется тысяча воспоминаний… И каждое из них начинает болеть по отдельности. Теперь я вновь прокручиваю в голове те долгие секунды, когда ошарашенно замерла посреди уборной, взывая ко всем известным мне силам с просьбой не сойти с ума. Все чувства словно окаменели. И теперь твердо знаю, что остается, когда внутри все окутывает шок. Остается пустота. А в ней — боль. Она не проходит и не стихает. Говорят, что время лечит. Я на это не надеюсь. Когда-то я мечтала смотреть на звезды рядом с любимым человеком. Но в тот момент, когда я увидела мужчину в проеме двери, я поняла, что теперь этого уже не будет. Ничего не будет. А я почему-то есть. Живу по привычке, хожу по привычке, говорю по привычке…
Казалось, будто все это происходит не со мной. Я словно была сторонним наблюдателем, который с критикой терпит плохо поставленный бродвейский мюзикл. Марионетку дернули за ниточки, и я с дрожью развернулась, хотя в этом не было нужды: голос был мне слишком хорошо знаком. Знакомая пара блестящих карих глаз, в глубине которых словно плясали бесенята, темные кудри в замысловатой прическе, слегка надменная улыбка… На место опустошения ворвался целый калейдоскоп чувств: стыд, неверие, гнев, растерянность… Они смешались в столь диком коктейле, что первые пару секунд я не могла подобрать слов.
— Алия? — мужской голос за спиной выдал, что его владелец был ошарашен не меньше.
— Не обнимешь подругу? — улыбнулась Оли, делая шаг вперед.
Ее руки обхватили меня за пояс, но я не могла заставить себя сдвинуться с мертвой точки. Я раньше думала, что только смерть может отобрать у меня кого-то. Но потом я узнала, что есть вещи куда меньшего масштаба, которые могут у тебя украсть человека так же полностью, так же навсегда. Человек живёт, дышит, но тебе уже до него не дотронуться, не заговорить. Есть вещи не столь драматичные, как смерть, но не менее постоянные. И в течение одной мучительно долгой секунды она стала для меня чужой. Выпустив меня из объятий, Алия подошла к мужчине. — Думаю, вас нет нужды знакомить, не так ли?
Реакция Керема Габазова была весьма предсказуема — он так же удивленно смотрел на меня, словно увидел впервые. Разумеется, здесь меня встретить он не ожидал. Впрочем, меня также несколько обескуражила его спутница. Но сейчас меня больше интересовал не будущий свекр.
— Оливия, что ТЫ здесь делаешь? — Я смотрела на подругу, пытаясь понять, какую игру она ведет, но Оли в этом вопросе была куда опытнее. Никогда нельзя было понять, что у нее на уме.
— Ну, — она слегка оттолкнула мужчину, и тот оказался в кресле у стенки, — тот же вопрос я могла бы задать и тебе, Алия. Но, — девушка выдержала паузу, — в этом уже нет нужды, не так ли, милый?
Керем в этот момент обрел дар речи.
— Алия, я требую объяснений. Что здесь происходит? Что здесь делаешь ты? И знает ли обо всем этом Адам? Мы видели ТЕБЯ с Робертом Эгиевы!
«Лучшая защита — это нападение…» — промелькнуло в голове. Он не ошибся с выбором тактики.
— Вы…
— Нет нужды! — отчеканил он, поднимаясь с места. В нем снова проснулся прежний дипломат и политик. — Думаю, нет нужды объяснять тебе, что ЭТО просто непозволительно, Алия! Ты опозоришь свою семью, если кто-нибудь об этом узнает. Если Кэрол узнает! — Я уже догадывалась, что за этим последует. — Но…
— Милый, успокойся… — Оливия подошла к нему, ласково обняв за шею, затем слегка коснулась губами его щеки и что-то прошептала ему на ухо. — Это ведь Алия, наша Алия…
Он перевел взгляд на меня, словно я была нашкодившей ученицей.
— Алия, надеюсь, ты поняла, что всего ЭТОГО не было? Вы с Оливией были у ее бабушки, я — в другом городе, на встрече с губернатором. Тебе все ясно?
Оцепенение спало. Как все это понимать? Который год меня приучали жить в соответствии со стандартами, которые будут наложены на меня, когда стану частью правящей семьи штата. И это все — напускное?
— Мне все ясно, — бросила я. — Мне ясно, что вы изменяете Эмине с девушкой помоложе, но мне не ясно, почему вы выбрали именно Оливию? Мне не ясно, ЭТО вы называете ореолом благочестия, когда говорите об образе жены? Или у вас с вашей женой есть договоренность? Наподобие той, что вы собираетесь мне сейчас предложить. Дайте-ка, я угадаю: я держу язык за зубами, иначе нашей с Адамом свадьбы не бывать? Он тоже знает, что ваша пассия вам в дочери годится?
В следующую секунду щеку обожгла пощечина. Я скорее почувствовала, чем увидела, что Оливия встала между нами, но от звенящего шума в ушах не услышала, что она сказала.
— Я все сказал! Решение за тобой. Иначе, лучше тебе не возвращаться!
За ним хлопнула дверь, на миг оглушив нас пронзительными мелодиями музыки, доносившейся из зала. Кое-кто из посетительниц хотела зайти в уборную, но увидев наши лица, передумала, тихо прикрыв дверь, оставив нас с Оли наедине. Она попыталась коснуться моего лица, но я лишь яростно отстранила ее, не желая выдавать своих слез. Оливия дернула подбородком и вальяжно растянулась на кресле, наблюдая за мной.
— Может, теперь объяснишь, отчего весь сыр-бор? — бросила она таким тоном, словно мы обсуждали погоду.
— Отчего?! — Я не могла поверить своим ушам: Оливия, конечно, всегда вела себя рискованнее, но я не могла предположить, что ЭТО было для нее нормальным. — Оливия, ты…И мой свекр?
— И что? Я ведь не впадаю в истерику из-за того, что застала тебя тут вместе с одним из самых богатых мужчин нашей страны, хотя через пару дней у тебя свадьба.
— Это другое, Оли…
— Почему, Лили? — Оливия подалась вперед. — Потому что он женат? Да бога ради, ты ведь не вчера родилась! Из любого пустяка…
— Пустяка, Оливия? Он тебе в отцы годится!
— Может, хватит вспоминать о моем старике? Возраст здесь не при чем, Алия! Керем — это не просто мужчина за 50. Он — мой билет в лучшую жизнь, куколка. Признайся, Алия, ты ведь не задумывалась о том, чего может стоить этот билет для других, не таких, как ты. Ты с детства была приучена к мысли, что все достанется тебе легко, стоит лишь поманить рукой. — ее слова заставили меня замолчать. — Но не у всех все получается так легко. Керем — мужчина, которому нужны были ласка и утешение. Мужчины ведь на самом деле, как дети. Эмине совсем помешалась на своих приемах и светских раутах, а я… — Она слегка улыбнулась. — Красавицы на дороге не валяются, если, конечно, они не мешают пиво с водкой или коньяк с белым вином. — Смех Оливии эхом раздался по комнате. — Я не собираюсь размениваться, Алия.
— А как же тот парень, Дамир? Как же мечты о свадьбе, о семье?
— Дамир? — Оливия поднялась с места и подошла к зеркалу, поправляя выбившийся локон. — Он не созрел, да и вряд ли созреет в ближайшее время. И потом, перспективы определяют выбор, Алия. То, что может дать мне Керем, я не смогу получить от Дамира. Семья… — Я поймала ее взгляд в зеркале. — А что это такое, Алия? Сборы за столом на во время значимых праздников? У меня не было семьи как таковой, Лили, я к ней не стремлюсь.
— Я считала тебя частью своейсемьи, Оливия…
Мои слова словно несколько охладили ее пыл.
— Семья предполагает обязательства, Алия. Это не для меня, ты ведь знаешь. Знаешь, что такое дружба,? — Она развернулась ко мне. — Это такой малюсенький период между знакомством и предательством. И я знаю, что будет после. Ты выйдешь за этого мальчику, мечтая о вечной любви и прочей чуши, которой тебя поили с самого детства. Затем той Алии, которую я знаю, не станет, ты постепенно иссякнешь, как это было до тебя и будет после. Начнутся взаимные обиды, обвинения, и твой ненаглядный Адам пойдет по стопам своего папочки, если еще не начал.
— Прекрати!
— И круг замкнется, — продолжила Оливия. — Это все так и происходит. Ты хотела узнать, почему? Вот он ответ, Алия! Стремление к счастью — не позорная слабость, а естественная потребность обычного человека, Алия. Каждый из нас пробивается через все это дерьмо, как может.
— Ты ведь понимаешь, что это временно, Оливия? — Я произнесла эту фразу через силу, словно из меня вытекли все силы. Хотелось забиться в угол и замереть, перестать мыслить, чувствовать, помнить…
— Все временно, милая. Все, кроме стремлений. И я от своих не отступлюсь. — Оливия подошла ко мне… — Кстати, если тебе будет интересно, я видела сцену, которую ты закатила Эгиеву там, — Оли кивнула в сторону выхода. — Зря ты так вооружилась, дорогая, потому как он не смог бы поставить тебя на кон, что бы между вами ни происходило. Это казино принадлежит ему. — Ее слова доносились до меня словно сквозь вату.
— И да, я знаю Керема, Алия, если ты ему помешаешь, он утопит тебя с собой. В любом случае, я считаю тебя подругой, так что обдумай, как ты поступишь. Каждый живёт, как хочет, и расплачивается за это сам. Жаль только, что так часто человеку за одну единственную ошибку приходится расплачиваться без конца. В своих расчётах с человеком Судьба никогда не считает его долг погашенным. Всегда нужно платить по долгам.
Я почувствовала, как она слегка придержала мою ладонь своей рукой, затем легко поднялась и грациозно направилась к дверям.
Наступившая тишина оглушала. Когда роняешь на пол стакан или тарелку, раздается громкий стук. Когда разбивается стекло, ломается ножка стола или со стены падает картина, это производит шум. Но когда разбивается сердце, оно разбивается бесшумно. Казалось бы, должен раздаться невероятный грохот или какой-нибудь торжественный звук, например удар гонга или колокольный звон. Но нет, это происходит в тишине, и хочется, чтобы грянул гром, который отвлек бы от боли.
Если звуки и есть, то они внутри. Крик, который никто не слышит. Он такой громкий, что звенит в ушах и раскалывается голова. Вот на что это похоже — на огромное обезумевшее пойманное животное, ревущее и бьющееся в плену собственных чувств. Но таково свойство предательства — для него нет неуязвимых. Это дикая, жгучая боль, открытая рана, которую разъедает соленая морская вода, но когда сердце разбивается, это происходит беззвучно. Внутри все надрывается от крика, и этого никто не слышит.
— Всегда нужно платить по долгам… — тихо повторила я самой себе. Все точки были поставлены. Словно марионетка, я поднялась с места и направилась к двери. Среди галдящей толпы никто не обратил внимания на прошмыгнувшую мимо фигуру. Я не знала наверняка, встречу ли еще кого из знакомых, поэтому постаралась незаметнее выбраться из здания. Метрдотель, сделав вид, будто не обращает внимания на распухшую щеку, предложил вызвать такси. Я кивнула. Метрдотель сам назвал водителю адрес.
Набрав комбинацию на входной двери, я беззвучно зашла в укутанный тьмой дом. Но каким-то потаенным чувством я знала, что он здесь. Ноги сами отнесли меня в гостиную. Он сидел спиной ко мне, лицо было обращено к сторону веранды, с которой открывался вид на ночной океан. Неспокойные волны накатывали на берег, душащий тропический воздух свидетельствовал о приближающейся буре. И совершенно точно я знала, что он знал о моем присутствии. Тишина прерывалась лишь рокотом волн, доносившимся с берега.
Я набрала в легкие побольше воздуха.
— Я здесь…чтобы вернуть тебе долг. Затем мы будем в расчете.
С минуту он продолжал молчать, затем медленно встал с места, отставив в сторону граненый бокал с янтарной жидкостью. Виски? Лунный свет упал на его лицо. Впервые в жизни я видела столько презрения и ненависти во взгляде Роберта.