Роберт
Самолет, продиравшийся сквозь сплошную завесу грозовых облаков, мелким пятном выделялся в сумеречном небе. За бронированным стеклом угрюмо отстукивал свой размеренный ритм шквальный дождь. Видимость практически достигала нулевого уровня. Небольшой лайнер то и дело слегка отводило в сторону резкими порывами ветра, но большинство пассажиров едва ли обращало на это внимания, я же чувствовал малейший наклон.
— У вас застегнут ремень, господин Эгиев?
Я нехотя перевел взгляд с иллюминатора на лицо юной стюардессы. На бейджике было выведено «Марианна». Говорить не хотелось, я едва заметно кивнул головой. Странно, ее вполне не двузначная улыбка говорила о многой, но я не обратил на это внимание. Она казалась слишком поверхностной. За последние пару недель моя жизнь странным образом вышла из-под обычного размерного ритма. Что ж, по крайней мере, больше уже нечему случиться. Разве что моя сестра выйдет-таки замуж за этого «мозгоправа» из Исландии, который считал себя больно умным.
Марианна задержалась на пару секунд, затем с заметной неохотой перешла к следующему пассажиру. Тусклый свет раздражал, и поэтому я решил сфокусировать внимание на чем-нибудь другом. Резко раскрыв ноутбук, я проверил почту. Поток неотвеченных входящих, парочка спец-предложений от Григория Рязанцева. Я сосредоточился на проекте нового торгового центра.
В памяти возник эпизод из далекого, туманного прошлого…
Федор Мухин, маленький человечек лет шестидесяти, поселился в небольшой гостинице, где я снимал жилье во время учебы в Питере. Он был не особо словоохотлив, что меня полностью устраивало. Семнадцатилетнему мне не очень уж нравилось, когда до меня пытались «достучаться» сверстники, пыжащиеся своим достоянием. Гамид в то время уже работал в адвокатской конторе стажером, Надия, у которой из нас троих сложились лучшие отношения с отцом, проводила летние каникулы у него — в Анталии. И в тот самый день начался отсчет превращения Роберта Эгиева в дельца.
Как оказалось, Федор уже давно приметил мое странное хобби — я часами торчал в библиотеке, изучая основы бизнеса. И как-то вечером, когда мы столкнулись парке, он неожиданно не кивнул головой в знак приветствия и не удалился молча, как делал обычно.
— Молодой человек…
Я огляделся, пытаясь понять, ко мне ли он обращается.
— Да-да, вы, — Мухин снял с головы неизменную шляпу, теребя ее в руках, затем сел на скамью, жестом пригласив меня последовать его примеру. Сказать честно, я был заинтригован. — Я работаю в «Орион Ретайлс». — это была известная общенациональная компания, имевшая сеть магазинов. — А здесь я для того, чтобы подобрать место для нашего универмага.
В моей голове последовательно складывались части мозаики.
— Вы ведь не собираетесь строить здание?
— Нет, — он с понимающей улыбкой обернулся ко мне, — для этого мы найдем кого-нибудь еще. Мы ведь только арендуем магазины. Вот если бы нам могли предложить место в достойном месте…
Он выдержал паузу.
— Федор Александрович, если бы у меня был участок земли, который бы вас устраивал, с соответствующим зданием, вы бы согласились взять его у меня в аренду на пять лет?
Я вытащил из папки фотографии небольшого участка, прилегавшего к студенческому городку. Так уж получилось, что участком владела семья Рязанцевых, пожалуй, единственного моего одногруппника, с кем у меня были более-менее теплые взаимоотношения. Семейство Рязанцевых по окончании семестра собиралось переехать в другую страну, и его отец пытался продать участок с небольшой пекарней. Григорий передал мне папку, попросив передать ее в издательство рядом с отелем.
Мухин молчал, задумчиво перелистывая чертежи, затем медленно перевел взгляд на меня. Внутри все словно окаменело, пока я ждал его ответа.
— Нет, Роберт… Это была бы аренда на десять лет.
Так все и началось…
Помнится, Федор Александрович беспрерывно повторял: «Запомни, юнец, все, что тебе нужно — следовать двум правилам: первое — ЧД. Чужие деньги. Любой банк будет готов расцеловать тебе задницу, если будет уверен в росте своих активов. А он зависит от места, Роберт. Запомни это — место и еще раз место. Прекрасное здание на пустом холме — выброшенные деньги, а паршивенький домишко в деловой части города может сделать тебя обладателем пары лишних нолей в конце твоего банковского счета.»
И теперь я цепким взглядом оглядывал проект нового здания, оценивая все плюсы и минусы. Правило ЧД теперь было не нужным, мои активы вполне покрывали расходы, но место все еще оставалось важным. Разглядывая прилегающие бутики, я сделал необходимые наброски, отправив письмо с вложением Григорию. Пару лет назад мы начали единовременный проект, и с тех самых пор Рязанцев стал одним из моих основных бизнесс-партнеров.
Очередной штрих вокруг западной стены прервала настойчивая трель пейджера. Гамид
— Надеюсь, ты уже в пути, иначе от Надии тебе не отделаться. Она чуть не придушила меня. Боюсь, тебе так легко не отделаться.
— Ага, сейчас только режим урагана выключу… — буркнул я. — Меня особо не прельщало сомнительное удовольствие встретиться с новыми родственниками моей недальновидной сестры на час раньше, поэтому я намеренно оттягивал свою поездку. Но ехать все-таки придется, надо ведь кому-нибудь вправить мозги на место ее блондинчику. Хотя разъяренная Надия — не лучший способ провести выходные. Она с неделю будет дуться. — балин, Гамид, и почему только я согласился?
— Потому что она — наша сестра, — своим обыденным размеренным голосом бросил брат. — Ну, и потому что мне до коликов хочется увидеть, как ты нацепишь смокинг и будешь улыбаться всем женщинам, когда они захотят оттяпать от тебя кусочек. — он еле сдерживал смех.
— Вот приеду, и сам от тебя кусочек оттяпаю. — Ребенок, примостившийся на соседнем кресле, с опаской глянул в мою сторону. Его губы задумчиво сложились в форме буквы «О». Черт! Только его нюней мне не хватает!
По ту сторону линии послышался женский голос.
— Так-так, — я решил отыграться, — неужели наш благочестивый Гамид изменил привычке «по девушке на раз»?
Брат лишь едва слышно хмыкнул. Так, кажется, на них сказывается какой-то вирус… Сначала Надия, теперь Гамид. Где же знаменитая циничность Эгиевых?
— Поглядим, что ты скажешь, когда встретишься с ней…
— Это угроза?
— Скорее, я просто хвастаюсь, — рассмеялся Гамид.
В линии начали возникать помехи. Брат бросил что-то насчет того, что пришел за мной машину (можно подумать, я какая-то Золушка, черт, я и сам могу взять себе такси), после чего отключился. Все, чего я требую, — это немного уважения. Это мое право, мать вашу. Вот засранец… Судя по голосу, счастливый засранец…
Я откинулся на спинку кресла. Есть какое-то свинское удовлетворение в том, чтобы быть с женщиной — пусть даже она безграмотная шлюха, — которая безгранично любит тебя и уважает, потому что ты в ее глазах — безупречный джентльмен. А Гамид имел весьма недурные замашки походить на джентльмена. Наверное, это у него от Ильяса. И Надия. Задорная Надия, которая так неожиданно поставила нас перед фактом. Я прикрыл глаза. Дождь продолжал барабанить по стеклу иллюминатора. Странно, именно в такие пасмурные, холодные дни депрессии у меня никогда не бывало. В ненастье я чувствую, что природа словно в согласии со мной, с тем, что на душе. И наоборот — стоит появиться солнцу, когда на улицах играет детвора, когда все радуются чудесному дню, я чувствую себя ужасно. Такая вот несправедливость: вокруг всё это великолепие — но мне в нём места нет. Теперь я понимаю, что значит «перегореть». Именно это со мной произошло. Я перегорел. Что-то во мне погасло, и все стало безразлично. Я ничего не делал. Ни о чем не думал. Ничего не хотел. Ни-че-го.
Будет ли Ильяс присутствовать на свадьбе? И смогу ли я сдержаться, если так оно и будет?
Захлопнув ноутбук, я откинулся на спинку, механически делая наброски на листе. Рисование — метафора контроля. Я выбираю всё — холст, цвета. Будучи ребенком, я плохо понимал мир и свое в нем место, но рисование научило меня, что своих целей можно достигать обыкновенной силой воли. То же и в жизни: можно просто не давать никому встать у тебя на пути. Линии постепенно складывались в один узор, но я словно и не смотрел на то, что рисовал. Руки сами парили по изрисованному листу, словно повинуясь чьему-то голосу. Рисование всегда концентрирует, и прежде чем рисунок был завершен, по громкоговорителю раздался очередной информ. Только тогда я обратил внимание на результат своих трудов. Черт! Резким движением я смял бумагу так, чтобы не видеть линий этих глаз.
Вопросы вереницей пронеслись в голове. Из особой полочки то и дело пыталась вырваться мысль, которую я с особым усердием удерживал в глубине сознания. Но с каждым разом это удавалось мне все сложнее. Моя личная форма пытки. Я специально не обращал внимания на газеты, не желая наталкиваться на статью с поздравительной речью в честь ее свадьбы. Она — прошедший этап, и на этом все окончено.
Уже у самого выхода я почувствовал, как чья-то ладонь слегка коснулась моего плеча. Я обернулся. Марианна. Девушка едва доставала мне до плеча. Угольно-черные волосы собраны в конский хвост, разрез глаз выдавал наличие азиатских корней. Я вопросительно изогнул бровь.
— Роберт Ильясович, вы кое-что забыли… — Девушка улыбнулась, пытаясь придать себе таинственный вид. Получалось не очень, но по складкам лица было видно, что она очень старалась. Поняв, что не дождется от меня сколь-нибудь вразумительного ответа, она протянула мне смятую листовку. — Очень мило. Это ваша родственница? — В ее голосе сквозила надежда.
Черт! Ну что за день такой? Слегка кивнув головой, я выхватил у нее злосчастный лист и выскочил из самолета. Черт с ним, выброшу по пути! Черт бы побрал все эти сентиментальные нюни. Мосты сожжены…