Глава 9

Не желая больше задерживаться, Радомир усердно лечил Хадиль. И, пока она спала, не только травами. Утром гетайка уже встала на ноги. Видунья переживала, что женщина догадается о причине такого чудесного исцеления, но та больше нервничала из-за близкого соседства с мужчинами. Стоило им оказаться рядом, Хадиль сжималась и неосознанно вскидывала руку, заслоняясь от удара. Лан пытался объяснить, что бояться нечего, что её никто не тронет, — не помогало. Он плюнул и просто старался держаться на некотором расстоянии, чтобы не пугать женщину. Володарович подошёл к Хадиль лишь раз.

— Как твоя нога? Болит, когда ступаешь на неё?

— Нет.

Покачала головой гетайка, даже не догадываясь, как ей повезло встретить волхвов. Потому что в ту ночь ей грозила если не смерть, то незавидная доля калеки точно. Раздробленная кость не дала бы нормально ходить.

— Я живучая, — робко улыбнулась женщина. — На мне всё заживает как на собаке.

— Ну-ну! — буркнул колдун и занялся своими делами.

После обеда маленький отряд отправился в путь. По прикидкам волхвов, до ночи они должны были добраться до очередной деревни и там переночевать.

Огнеяра и Хадиль ехали вместе. Рядом с девушкой гетайка чувствовала себя спокойнее, уверенно держалась за тонкую талию, а прикосновения не вызывали ужаса. Выезжая на дорогу, женщина тихо спросила у видуньи:

— Мы едем в Инасию?

— Да. У Радомира там родичи.

Огнеяра не стала говорить о том, что волхвы собираются наведаться в княжеский дворец, где была лучшая библиотека Гетаи. Лан и Радомир хотели больше узнать о царе Колоксае, раз уж след привёл к нему.

Дорога пролегала через холмистую долину и напоминала извивающуюся змею. Всадники тревожно поглядывали то на заходящее солнце, то на очередной холм. Колдун злился: они ехали медленнее, чем планировали, и до деревни точно не доберутся. Нужно было подыскивать место для ночлега. Лан, похоже, пришёл к таким же выводам. Когда девушки догнали волхвов, они как раз обсуждали ночёвку. Вмешалась Хадиль:

— Здесь неподалёку есть лесничовка. Охотники иногда там останавливаются.

— Дорогу знаешь? — спросил Лан.

— Да, отец брал меня с собой… Сыновей у него не было, пришлось мне помогать.

Гетайка уверенно показывала, куда ехать. Путешественники свернули в лес и вскоре оказались около старого, осевшего домика. Стены почернели от времени, стекло в одном оконце треснуло. Радомир с опаской открыл провисшую дверь. Несмотря на неказистый вид и пыль, внутри царил порядок: исправная печка, охапка хвороста, даже горшок был на шестке. На лаве стояло пустое ведро и лежало несколько целых свечей. Странники повеселели. Мужчины отправились за добычей, а женщины занялись домашними делами. Развели огонь, принесли воды, вымыли стол, лавки.

Хадиль поставила котелок в печь и в который раз глянула в окно. Видунья заметила, как она мрачнеет с наступлением сумерек. И ей очень не понравились мысли, появившиеся в голове Хадиль. Огнеяра собралась к ручью поить лошадей и позвала женщину с собой. Пыталась отвлечь её, развеселить, но не получалось. Возвращаясь обратно, альвийка спросила:

— Хадиль, что тебя тревожит?

— Ничего.

— Жаль, что ты не видишь себя со стороны, — мягко возразила девушка. — У тебя вид осуждённого на смерть.

А вот это было уже чистой воды подстрекательство, потому что гетайка как раз и думала об этом. Хадиль нервно дёрнулась, но не стала отпираться:

— Не хочу жить…

— Что за глупости? — фыркнула Огнеяра.

— Не могу…

Видунья посмотрела гетайке в глаза:

— Жизнь — самое дорогое, что у тебя есть.

Женщина нервно засмеялась:

— Ничего хорошего в ней нет и не будет. Безразличие, боль, унижение. Разве ради этого стоит жить?

— Я уверена, что в твоей жизни было не только это. Вспомни! Твои глаза загорались, когда ты рассказывала об отце, — альвийка остановилась.

— Ты ничего не знаешь обо мне! Тебе легко говорить о ценности жизни. Ты красивая, богатая, знатная, тебя любят и не обижают. Кто же не будет беречь такую жизнь?.. — глаза Хадиль внезапно стали холодными, как лёд. — Ты не видела другого, Огнеяра. К счастью для тебя.

Видунья тряхнула головой.

— Я знаю, что в жизни бывают плохие дни, Хадиль. Именно дни, а не вся жизнь.

Гетайка молчала, погрузившись в страшные воспоминания, даже не догадываясь, что те же безысходность и отчаяние накрывают стоящую рядом девушку. Огнеяра судорожно выдохнула, обрывая ментальную связь.

— Хадиль, тебе не повезло столкнуться с плохими людьми. Но разве встреча с нами не дала надежду, что в мире есть не только зло, но и добро?

— Не могу, не после такого…

— Всё можно пережить. Конечно, плохое забывается с трудом, но забывается. Ты теперь с нами. Мы позаботимся о тебе. Считай это новым началом!

— Не хочу, лучше уйти к отцу… Только он меня любил…

Альвийка прищурилась:

— Почему ты ищешь спасение в смерти? С чего ты взяла, что там будет легче?

Хадиль почувствовала злые нотки в голосе Огнеяры и взволнованно глянула на неё. А девушка, немного помолчав, заговорила:

— Ты говоришь, я не знала другой жизни?.. Ошибаешься! Однажды я почти умерла. Мой злейший враг выследил меня и напал. И бил он не только мечом. Проклятия… Премерзкая штука, хочу тебе сказать. А мне вдобавок не повезло враждовать с сильным колдуном, — видунья горько усмехнулась. — Знаешь, ворожбиты ведь бывают разные. Кто-то слабее, кто-то сильнее. А есть такие, у которых магия в крови. Они чувствуют, когда и куда бросить проклятие, они могут их менять, делать почти неснимаемыми. Мой враг был из таких. Он люто ненавидел меня и свои заклинания выплетал старательно и усердно… Я не смогла уклониться. Падая с обрыва, я чётко понимала, что это мой конец: я подохну или от проклятия, или от меча колдуна, который точно спустится вниз добить меня.

— Что было дальше? — заинтересованно спросила гетайка.

Огнеяра пожала плечами:

— Не знаю. Я упала ночью, а очнулась от яркого солнца… Всё это время пролежала без сознания. Наверное, колдун решил, что я мертва. Да это почти так и было. Я лежала как в могиле, погребённая под слоем песка. Было трудно дышать, я не могла пошевелиться. Каждое движение доставляло нестерпимую боль. Шевелилась только шея и руки. Первая мысль в голове — я сломала спину.

Хадиль охнула, прикрывая рот ладошкой. Огнеяра не заметила этого, погрузившись в свои воспоминания.

— …Никто не знал, где я, где меня искать. Было страшно!.. Мне было настолько страшно и больно, что я звала на помощь колдуна. Я надеялась, что он придёт и добьёт меня, избавив от мук. Но никто не приходил. Шли часы, минуты… Знаешь, Хадиль, когда лежишь под землёй, думая, что у тебя сломан хребет и, скорее всего, ты уже калека, когда губы трескаются от жажды, а тело нестерпимо зудит от пота и пыли, — секунды растягиваются в часы, а часы — в столетия. Я пролежала часа три, но мне до сих пор кажется, что это была вечность, — видунья в упор глянула на притихшую женщину. — И тогда я почувствовала приближение того, о чём просила вслух, — смерти. Её не спутаешь ни с чем другим. Ледяной холод и время, тягучее как смола, и ты начинаешь понимать, что жизнь пошла дальше, а тебя там уже нет. Казалось, вот оно — то, чего я так просила… А я задыхалась от жажды и боли, но хотела жить. Пусть калекой, хоть как, но жить… Многие из таких, как ты, понимают, что хотят жить слишком поздно, когда последний шаг уже сделан. А я тебе говорю, Хадиль, не делай его. Потому что знаю, что это такое.

Гетайка нервно дёрнулась:

— Но ты выжила?

— Случайно, — пожала плечами девушка и направилась к домику. — Ты даже представить себе не можешь, насколько удивительно всё произошло. Меня нашли лунные альвы.

Хадиль вздрогнула, услышав про запрещённых в их княжестве существ.

— …Чтобы лунные альвы проезжали через Маг’ярские земли! Да ещё днём! — Огнеяра задумчиво потёрла ладони. — Понимаешь, к тому моменту я уже только сипела. И если бы мимо шёл кто-то из смертых, он не услышал бы меня. А у альвов очень острый слух, намного острее, чем у людей.

— Альвы помогли тебе?

— Да, они откопали меня и отвезли до ближайшей деревни. Позвали мою семью. Мы нашли лекарей, которые смогли поставить меня на ноги.

Гетайка не сдержала облегчённого выдоха.

— А тот колдун? Ты отомстила ему?

— Отомстила, конечно.

— Убила?

Огнеяра качнула головой:

— Убить колдуна не так просто, Хадиль.

Женщина скрипнула зубами:

— Вот почему мы их так не любим. Колдуны и их ворожба — это зло.

Альвийка с усмешкой глянула на негодующую гетайку.

Неизвестно, то ли помог этот рассказ, то ли Хадиль нужно было выговориться, но больше подобные мысли у неё в голове не появлялись.



Утром путешественники покинули гостеприимную лесничовку и поехали дальше. Хадиль понемногу освоилась, привыкла к мужчинам и не вздрагивала при их приближении. В первой же деревне волхвы купили лошадь для неё и дальше ехали быстро, останавливаясь лишь для коротких привалов и ночёвок. Хадиль, как и любая гетайка, оказалась опытной наездницей и не доставляла особых забот. А вот остальным как раз приходилось туго. Они были вынуждены скрывать свою магическую сущность. Спустя три-четыре дня Лан попытался вывести гетайку на разговор о волшебниках, но закончилось это так, что миконец мысленно пожелал себе онеметь.

Да гетайской столицы оставалось всего ничего. Путники остановились для обеденного привала. Разложили костёр, и Хадиль, оказавшаяся хорошей хозяйкой, стала готовить еду, отвечая между делом на, казалось бы, безобидные вопросы ис-Короуша.

— …Нет во мне магии нисколечко, слава великой богине. И в семье у нас не было, — хвасталась гетайка. — Это у вас привыкли не головой думать, а заклинания разные учить.

Лан фыркнул:

— Одно другому не мешает. Вот представь! Захворал человек. Пока знахарь разберётся, пока лечебные травы подействуют, больной уже и дух испустит.

— Значит, такова воля богов, — ответила Хадиль.

Миконец насмешливо фыркнул:

— Ну, конечно! Лучше на краде выть, оплакивая умершего, чем позвать сильного ворожбита, который за день поставит человека на ноги!

— А знаешь, сколько это стоит?

— Не дороже, чем крада!

— А что ваши ворожбиты? — не сдавалась гетайка. — Вот мне рассказывали. Влюбится который из них, а девица не смотрит в его сторону. Так он ей зелья приворотного — и готово, бедняжка сама к нему на шею вешается. А разве это правильно? Разве это её воля?

— Нет, что ты! Её воля идти за того, кто отцу денег больше даст, — съязвил ис-Короуш.

Но Хадиль вдруг примирительно улыбнулась:

— Лан, пожалуйста, я же ничего не имею против вас, миконцев. Живите, как хотите! Ну не по сердцу мне эти ворожбиты, — потом указала на Володаровича: — Вот Радомир тоже недолюбливает волшебный люд.

Лан метнул на приятеля хитрый взгляд:

— Это почему ты так решила?

— Он же гетаец, — пояснила Хадиль, как ей казалось, очевидную истину.

У Радомира дрогнули уголки губ:

— Ну-у-у, не то чтобы не люблю, так… Например, против альвов я ничего не имею, особенно если это хорошенькая альвийка.

Огнеяра за спиной Хадиль отвесила тарсу шутовской поклон. А гетайка подхватила:

— Знаем-знаем! Даже наши парни, невест обхаживая, говорят «красивая, как альвийка». Те и счастливы. А что там красивого? Острые уши торчат, как ослов, и сами все такие важные, ни на кого не смотрят, даже не улыбаются! Бледные! Как неживые!

— Ну, это ты загнула, милая! — в разговор вернулся Лан. — Я видел альвиек, и они действительно прекрасны!

Женщина снисходительно улыбнулась:

— Мне, конечно, трудно судить, но я не встречала никого красивей Огнеяры.

Видунья как раз в этот момент перебиралась через поваленное дерево. Решив, что ослышалась, она так и застыла с поднятой ногой и потрясённо уставилась на Радомира. Тарс начал смеяться, настолько комично выглядела вся эта ситуация со стороны. А Лан изумлённо взирал на Хадиль:

— Даже не знаю, что тебе сказать на это.

— Признай, что смертные женщины ничем не хуже.

— Признаю, — машинально кивнул миконец, поглядывая на хохочущего товарища.

Гетайка вдруг сказала:

— А мне альвы всё равно не нравятся.

— А ты их видела?

— Издалека. Когда-то давно мы с отцом возвращались из Микона, и встретили альвийский отряд из волшебного леса. А главный у них был… противный такой. Не помню имя, но отец говорил, что его все в Черногорье называют Добрый убийца или Душегубец с добрыми глазами…

— Может, Смерть с добрыми глазами? — подсказал Лан.

— Да!

Огнеяра так и сидела на том поваленном дереве. Она сразу поняла, о ком говорит Хадиль, и теперь недоверчиво поглядывала на спину гетайки. До неё донёсся хохот Володаровича. Вот уж кто получал удовольствие от происходящего!

Альвийка, посидев минуту, всё же подошла к огню:

— Представляете, завтра мы увидим Инасию. Я ни разу там не была.

Но Хадиль не поддержала новую тему для беседы. Наоборот, женщина указала на видунью пальцем:

— Вот Огнеяра меня понимает, Лан. Она ведь едва не погибла от рук колдуна в ваших пустошах…

— Хадиль! — закричала девушка, пытаясь остановить её.

Весёлый смех Радомира оборвался. Он переводил напряжённый взгляд с гетайки на видунью. И альвийка буквально кожей чувствовала, как каменеет мужчина рядом. Над поляной повисла странная напряжённая тишина.

Тарс медленно поднялся и протянул руку:

— Огнюша, давай-ка пройдёмся!

— Не хочется, Радимушка! — в тон ему ответила видунья.

— А ты захоти, счастье моё! — ласково так, а глаза вымораживают.

С тяжёлым вздохом Огнеяра поднялась, отказавшись от предложенной руки. Хадиль встревоженно поглядывала то на них, то на миконца:

— Чего это он?

Лан пожал плечами, тоже перебирая догадки в голове.

Едва Радомир и Огнеяра отошли на приличное расстояние, мужчина прошипел:

— Колдун, о котором говорила Хадиль, — это я?.. Соляная пустошь?

— Радим…

— Но ты хвасталась, что я промазал! Что попал в лошадь! Тебя только задело!

— Радим, не надо! — попросила видунья. — Давай не будем ворошить прошлое. Во-первых, для меня это чревато неприятными последствиями, а во-вторых, всё изменилось.

Мужчина словно не слышал. Он на мгновение зажмурился:

— Карьер там очень большой. Я пока спустился в объезд, прошло около часа. Кобыла твоя мёртвая лежала, тебя я не нашёл. Решил, что как обычно отделалась испугом и ободранными коленками, и уехал… Где ты была? — спросил зло, с заходившими под кожей желваками.

Альвийка почувствовала тот самый холодок, знакомый со времён Соляной пустоши. Тряхнула головой, отгоняя безрадостные воспоминания.

— Прошло четыре года, Радим!..

— Говори! — жёстко велел Володарович.

Девушка обхватила себя руками, опустила голову:

— Твоё проклятие попало в меня частично: большую часть магического потока я отразила в свою лошадь. Меня отнесло в сторону и присыпало песком… Очнулась днём. Позвала на помощь. Меня подобрали лунные альвы. Вызвали деда и отца. Лунхар вылечил меня. Всё.

Володарович отвернулся, упираясь руками в бока:

— Говоришь кратко, сухо, без деталей. Не хочешь ругаться со мной. Но догадаться о подробностях несложно. Я тебя не почувствовал в карьере — значит ты была почти мертва… Я всё-таки уделал тебя, альвийка.

Сказал без хвастовства, без ликования, скорее с горечью. Но случилось то, чего опасалась видунья после разговора с Хадиль и с Радомиром, — грёзы. То, что лишь отдалённо похоже на воспоминания человека. В отличие от воспоминаний, грёзы оставались яркими, острыми, свежими, словно всё произошло не более часа назад. Грёзы помогали не вспомнить, а заново пережить события. И сейчас Огнеяра переживала то, что случилось с нею почти четыре года назад… Бессилие, нестерпимая боль, обида! Ненависть!

— Лунхар и отец собирались убить тебя, но я запретила, — её голос звенел от переживаемых чувств.

— Почему?

— Хотела убить сама, — красивое лицо альвийки сейчас было перекошено от ярости. — Не просто убить, а заставить страдать, умолять о смерти. Чтобы ты пережил то, что пережила я, когда даже дед не был уверен, смогу ли я ходить!

Радомир шагнул к ней, чтобы успокоить. Но видунья шарахнулась от него в сторону… как раньше, когда они были врагами. Напряжённая спина-иголка, а в глазах — обещание расплаты. Колдун сглотнул и медленно отступил назад. Грёзы грёзами, но он прекрасно понимал, что случившееся навсегда останется между ними. Что за такое не прощают, и сколько бы лет ни прошло, Нимфириель не забудет Соляную пустошь.

Загрузка...