Лес не был так однороден, как летом. Осень щедро разукрашивала его яркими красками, заставляла листву вспыхивать алым цветом, словно факел в одном месте и осыпала золотом в другом. Она перемешала тона и оттенки, наносила мазки своей невидимой кистью, позволяя глазам, насладится праздником цвета перед однообразной и холодной зимой.
Вен стоял посреди небольшой поляны. Он поднял голову на встречу мелким каплям дождя, нежно падающими на лицо. Его глаза были закрыты. В этот момент мысли сотника были далеко от места, где он стоял под моросящим дождем. Ему казалось, что не дождь, а нежные девичьи губы, разорвав время, касались его лица. Горьковатый запах осеннего леса, напоминавший запах её волос, обволакивал его, заставлял сердце сжиматься от тоски.
Сколько лет прошло, но не отпускала та ночь, когда юная дева, разбудила сердце Вена и исчезла в утреннем тумане. Долго он пытался убедить себя, что только хмель заставил его тогда увидеть ту, которой нет на самом деле, ну а если и была, то упорхнула, исчезла на веки. Стыдясь своей печали, Вен спрятался на самой дальней заставе, брался за любое рисковое дело, не упускал случая затащить кого-нибудь в постель. Но все ровно, она приходила ему во снах, не уступая другой место в сердце Вена. Он частенько ловил себя на мысли что, лаская очередную пассию, он представлял перед собой деву, которая исчезла много лет назад, в праздник первой ночи.
Однажды проснувшись, он понял, что устал обманывать себя и сдался. С этого дня Вен начал искать её. Он осторожно расспрашивал людей о девах, что были в тот год на празднике, а когда узнавал о гостьях прибывших из другого клана, и если ему позволяли дела, старался посетить главный стан.
Он бродил между прибывшими, под любым предлогом касался рук женщин, уверенный, что узнает её прикосновение даже через много лет.
Не находя свою избранницу, он набирал сладостей и уходил в дом ребенка, где согласно обычаю воспитывались дети клана. Вен знал, что один из них – дитя той самой ночи.
Привыкшая к его приходам, детвора окружала Вена шумною гурьбой, радовалась подаркам и возможностью поиграть с добрым дядей. Он гладил их по головкам, по долгу всматривался в лица носившейся детворы, пытался понять, в ком из них течет его кровь.
Утомленный детьми, он уходил к себе на заставу. Сердце сотника успокаивалось, зная, все же та ночь не ушла бесследно, и сегодня он касался этого следа.
Вен открыл глаза, темнело. Туман выполз из оврага, поедая остатки света. Он накинул своё покрывало на ветви деревьев, пряча под ним шум и суету дня. «Пора возвращаться», – подумал сотник, и двинулся в обратный путь.
Вен бесшумно скользил между деревьев тенью, не нарушая окружающую гармонию. На подступах к заставе он услышал, как кто-то ломился сквозь лес. Здесь, на окраине обжитого мира так разгуливать было непозволительной роскошью, за которую часто приходилось расплачиваться собственной жизнью. Вен прижался к дереву и стал незаметным в вечерних сумерках. Он вытащил боевой нож, больше напоминающий короткий меч, затаился. До идущих оставалось шагов пятьдесят, а он уже почувствовал запах дыма и хмельной аромат меда. К хрусту веток под ногами прибавилось не довольное бормотание незнакомца, который вымещал свою злость на окружающем лесе.
«Не иначе молодежь, вместо отдыха, на его поиски послали», – предположил Вен.
Действительно, через какое-то время мимо него прошли двое. Причем первого он заметил в последний момент, зато второй шумел за двоих. Вен подкрался к, шедшему последним, молодому воину, приставил нож к горлу и прикрыв свободной рукой рот.
– Если пикнешь, ты мертв, – шепнул он, парализованному от страха толстяку. Вен усадил его на землю.
– Молчи, или… – прошептал он и сделал красноречивый жест, после чего двинулся за другой жертвой.
Сотник бесшумно ступал по опавшим листьям, готовясь повторить проделанное. Вен развел руки, что бы схватить молодого, и в этот момент получил удар в живот, пяткой древка копья. Сотник, превозмогая боль, перекатился в сторону и выставил перед собой нож. Широкий наконечник копья, описав дугу, молнией ударило в место, где только что находился Вен. Сотник, блокировав удар, соскочил на ноги. « Может все же не мои»? – пронеслось в голове у него.
Стоящий перед ним воин сменил стойку на более низкую. Он перенес вес на заднюю ногу, слегка согнув её. Незнакомец, подтянул копье поближе, опустив длинный листообразный наконечник копья вниз, так чтобы было удобно атаковать и ноги, и живот. Оба противника на мгновение замерли, оценивая друг друга. Вен взглянул в лицо воина и узнал в нем своего стражника, прибывшего на заставу этой весной.
В глазах юноши проскочили сначала радость узнавания, а затем испуг, от осознания того, что он чуть не убил своего командира. По лицу юноши, Вен понял – его узнали.
– Молодец, хорошая реакция, – произнес он и отправил меч в ножны.
Сотник стал не спеша, отряхивать прилипшую листву, чтобы у молодого стражника было время прийти в себя. По своему опыту он знал, что первая настоящая схватка – испытание для нервов. Юноша бледный от волнения, не мог до сих пор поверить, что все закончено. Он сжимал оружие в руках и продолжал зыркать глазами по сторонам. Вен закончил приводить себя в порядок, подошел в плотную к юноши, улыбнулся и спросил
– Как ты почувствовал меня? Да, как ты узнал, что я сзади?
– Перестал слышать, как этот скулит, – молодой воин кивнул на, ещё сидевшего у дерева, напарника, – затем увидел вас. Вен удивленно поднял бровь.
– В отражении лезвия, – добавил молодой.
– Ладно, Ивин, – вспомнил имя бойца старший, – пора возвращаться.
– А ты, если будешь шуметь в лесу, – сказал Вен толстяку, – ноги отрублю по самые уши, понял?
Они подошли к заставе, в тот момент, когда из её ворот выходил целый отряд.
– Ну, наконец-то, – облегчено произнес Лен, завидев командира, – а то мы уже собирались весь лес переворачивать.
– Что случилось? – не понимая тревоги в голосе друга, спросил Вен.
Он и раньше уходил в лес, оставлял заставу на попечение своего помощника, неделями не показывался на глаза въедливому полусотнику.
– Вернулся дальний дозор, – начал доклад Лен, – видели следы, человек пять, шесть шли осторожно. Наши по ним тоже немного потоптались. Так вот, следы енти в аккурат заставу обошли, да так, шо ни один наш обалдуй их не приметил. Если бы не ребяты с дальнего дозору, прошли бы чужаки незамеченными. Так шо старшой, выходит чужаки у нас запросто могуть шастать, а мы ни сном, ни духом.
– Ещё чего, или все? – спросил Вен.
– Куды там, – обречено вздохнул Лен, – птица вестовая прилетела от соседей, у них там заварушка какая-то произошла.
– И, – подгонял старший помощника, зная манеру полусотника все разжёвывать.
– Вообщем, к нам плывет их видящая, с каким-то северянином. Соседи дюже просят проводить на праздник ножей с охраной, да понадежней.
– С охраной, да ещё надежной, – усмехнулся Вен.
– Самому смешно, но знаешь, как они носятся с ней, могуть и обидеться, ежели не дадим, – сказал Лен, когда заметил усмешку старшего.
– Все?
– Приходил Ведун, – продолжил делиться новостями помощник, – обереги по стенам вешал. Я его таким мрачным ещё не видывал.
– Можно подумать ты с ним каждый день медок попиваешь и знаешь, когда просто мрачный, а когда дюже мрачный, – съязвил Вен.
– Брагу с ним не пивал, – обиделся полусотник – но все ж не первый день, как из мамки вылез. Чудной он был, говорю тебе. Ходит, под нос все бубнит. Мол, зло проснулось, а хранителя все нет.
– Все?
– Кажись, да, – ответил Лен и почесал затылок.
Затянувшаяся хандра, усталость и нудное бормотание полусотника, слилось в единое целое и вырвалось наружу.
– Ну, какого ляна ты тогда поднял суету? – спросил Вен раздраженным голосом.
Лен прищурил один глаз и посмотрел на старшего. Они вмести не один год, несли службу на этой дальней заставе, и полусотеный считал Вена не только своим командиром, но и другом. Это давало ему одну сомнительную привилегию, он был той скалой, об которую разбивались волны раздражения и приступы гнева, случавшиеся у сотника.
– Слушай, старшой, мы с тобой здесь второй десяток лес топчем. Скажи, хоть раз Ведун бывал у нас? – Спросил Лен у командира.
– Нет, – ответил тот.
– Это раз, следы чужаков – это два, у соседей не спокойно, ты запропастился в лесу. Все в кучу, не спокойно стало на сердце, я и поднял людей. Оно, лучше уж лишний раз по лесу прогуляться, чем потом локти кусать.
– Ты прав, прости друг, сам не пойму, что на меня нашло, – извинился Вен.
Он чувствовал неловкость за то, что наорал на друга. Чтобы избежать неловкости от затянувшейся паузы, сотник сменил тему разговора:
– Интересно, с чего это видящей приспичило на наш праздник приехать?
– Дык, поговаривают, она лет шестнадцать назад на праздник первой ночи приезжала, аккурат в тот год, когда ты на заставу пришел. – Подхватил Лен предложенную тему, – Могет, дитя своего навестить решила, чай ещё чего. Кто их, баб поймет, тем паче одаренных.
Вен вздрогнул от слов друга, как от удара. Лен не заметив этого, продолжал.
– В тот год мы много девок соседских приласкали, – произнес он с самодовольной ухмылкой на лице, будто только что вернулся от одной из них.
Полусотеный готов был продолжить приятный для него разговор, но так и замер с открытым ртом.
– Ах, я дурья башка, – Лен ударил себя по лбу, – совсем запамятовал, в этом году твоё чадо получает второе имя. Ну что, папаша, готов к встречи с отпрыском? Вен сел на скамью у ворот и тяжело вздохнул, глядя куда-то перед собой.
– Ну, что скажешь дружище? – не унимался Лен.
Старший ещё раз вздохнул, встал и направился в дом. В дверях он остановился и тихо произнес:
– Я столько лет ждал этого, что мне становится страшно, а вдруг… – голос Вена предательски дрогнул, выдавая волнение. Он хотел, было ещё что-то сказать, но затем передумал и зашел в дом.
Лен не привыкший к такому поведению друга, растерялся. Он чувствовал неловкость, из-за не удавшейся шутки смущено топтался на месте.
– Так, это, я же, ну это. Да … вас поймешь, – промямлил полусотеный, махнул рукой и ушел к себе.
. Вен стоял посреди комнаты, тупо смотрел по углам, не осознавая, что делает. Все, что он долгие годы удерживал внутри, вырывалось наружу. Мысли роем носились в его голове, наскакивая друг на друга. Вен сел на лавку у окна и обхватил голову руками. Настал момент, когда он почувствовал, что больше не может оставаться в доме один. Сотник разделся и вышел во внутренний двор.
Построенный много лет назад дворик стал тем местом, где Вен любил бывать, когда ему хотелось остаться наедине со своими мыслями. Вен вошел в центр начертанного круга, закрыл глаза и стал прислушиваться к своим ощущениям, постепенно вводя своё тело в нужный ритм.
Вдох: – по телу пошла невидимая волна силы. Она наполнила его легкостью, смыла собой боль и усталость. Выдох: – мир реальности отступает за черту круга. Вдох: – мысли уходят. Выдох: – грязь ежедневной суеты осыпается пылью.
Вдох: – очищенный разум предстает во всей своей красе, и ты уже на гране двух миров – сна и реальности. Твое сознание ещё не уснуло, а подсознание подымает голову. Только в этот момент эти два бытия человека встречаются, делясь знаниями, дополняют друг друга. Но слишком краток этот миг, и человек получает лишь крохи от заложенных знаний.
В мире мало было мастеров способных продлить этот момент. Сейчас Вен приближался к такому состоянию и, как всегда перед боем стихий, в голове сотника раздался голос отца, повествующий о своем учении. Миром правят четыре стихии.
Солнце. – Вен сделал вдох, поднял руки над головой. Ладони вывернуты наружу. Руки, описывая полукруг, встречаются в низу, ладони прижаты, выдох.
Земля. – Вдох, руки подымаются на уровень сплетения дорог. Ладони вместе пальцы смотрят вперёд, выдох. Левая нога отходит в сторону, чуть дальше ширены плеч. Вдох, руки плавно уходят вперёд, разворачиваются и двигаются паралейно земле, делая полукруг, выдох.
Ветер. Руки, как и ветер, – нашептывал голос, – могут гнать облака и шевелить траву. Колени согнуты, правая рука расслаблена, открытой ладонью двигается вправо и обратно. Движения плавные, легки и неторопливы.
Помни сын, ласковое солнце греет землю, отдавая ей своё тепло, дабы могла она родить. Научись пользоваться исходящей от него энергией, и твои раны будут заживать быстрей.
Вода питает землю, не позволяет ей засохнуть под лучами солнца. Ты можешь восстановить силы, черпая её энергию. Ветер остужает жару и помогает разогнать нечисть.
Земля (человек) впитывает все это. Помни, если солнце (гнев) берет верх, оно высушит землю, превратит её в камень и песок, которые будет гнать ветер (желания, жадность) с места на место, лишая возможности дарить жизнь.
Если вода одолеет солнце, она размоет землю, превратит её в грязь (трусость, предательство) и унесет в далекое море.
Научись контролировать стихии в себе и если призываешь их, не забывай, к чему это может привести.
Теперь повторяй за мной, солнце встает, верхний ветер гонит тучи, нижний ветер волну, ногу чуть в сторону.
Все эти удары ветра, блоки восхода и заката прочно сидели в голове. Из них Вен и плел рисунок поединка, но сегодня новый узор возник в его голове. Вен переходил от одного упражнения к другому, более сложному. Он словно растворялся в вихре движений, наслаждался силой, наполняющей его тело.
Увидь кто-нибудь сейчас старшого, то перед его взором открылась не бывалая картина. Вен двигался с такой скоростью, что казалось он, находится сразу в нескольких местах одновременно. Его ноги будто брошенные копья вонзались в висевший мешок с песком, пробивали его насквозь. Возникая то в одном конце дворика, то в другом, он внезапно остановился в пяти шагах от забора, и нанес удар открытой ладонью в его сторону. Раздался громкий треск, несколько толстых бревен из ограждения были снесены. Казалось, гигантская, невидимая рука вырвала их и разбросала по округе. Сотник стоял и смотрел на содеянное, затем поднял руки, взглянул на них, словно увидел их впервые.
Между тем во внутренний двор стали заглядывать любопытные лица. Было слышно как, звеня оружием, сбегаются отовсюду вооруженные люди, уверенные, что на дом командира совершено нападение.
– Старшой, старшой, да очнись ты, едрит тебя налево, – орал в ухо Лен.
От его крика Вен поморщился и поднял глаза на полусотенного. В ушах звенело от воплей помощника.
– В ухо зачем орать, – наконец произнес он, когда увидел взволнованное лицо друга, – и перестань лапать меня, как девку, – остановил сотник своего помощника, который проверял, все ли цело у командира.
– Ты меня в могилу вгонишь, – произнес Лен и сел напротив друга, – я же тебя пять тинок, словно грушу трясу, а ты улыбаешься как блаженный и молчишь.
Вен посмотрел через плечо полусотеного. Дворик был забит воинами. Ещё куча народа заглядывало через пролом в стене, пытаясь узнать – все ли в порядке с их командиром.
– Слушай, Лен, давай разгоняй всех, пусть делом займутся, а не на голого командира глаза таращат, – подымаясь, произнес сотник, – потом возвращайся, разговор есть.
– Вечно так, набедокурит, шуму наделает, а ты иди людям сказки рассказывай. И чё я им скажу про забор, а? – забурчал Лен.
– Ладно, иди и хватит нудить, успеешь ещё. – Прервал Вен полусотенного.
– Сотник, не обращая ни на кого внимания, развернулся и пошел к дому, где стояла большая дубовая бочка. Вен подошел к бочке смахну несколько листья, что плавали на поверхности, резко окунулся весь с головой. Вода холодными иглами вонзилась в разгоряченное тело.
– Вот и все, – услышал он под водой, – мне более нечему тебя учить.
Вен, как ошпаренный выскачел из воды, не удержался на ногах и упал на задницу. Озираясь по сторонам, он искал, кто это решил с ним так подшутить.
– Успокойся, перестань пялиться по сторонам, как испуганный суслик.
– Отец?
– Да, сын, это я.
– Ну, как? Ты жив? Нет, нет, я брежу, – Вен схватился за голову, – у меня, у меня…
– С тобой все в порядке. Если ты готов меня выслушать, я коротко расскажу что и как. Готов? Вен сидел посреди лужи и глупо кивал головой.
– Тогда слушай. После моей гибели часть меня не смогла, вернее не захотела, покинуть этот мир, расстаться с тобой. Слишком долго я ждал тебя, уверен ты поймешь меня, ибо сам переживаешь такое. У меня осталось лишь капля силы, которая удерживала моё я в этом мире. Ее могло хватить только на то чтобы проститься с тобой. Но я по-другому распорядился этой возможностью. Я стал приходить к тебе во сне, иногда во время занятий, когда ты, сын, входил в состоянии отрешенности. Это позволяло сберечь те малые крохи силы, оставшиеся после смерти. Теперь же моё время вышло, и я должен уйти, но сделаю это со спокойной душой. Мои знания теперь доступны тебе, не забывай то, чему я учил, и передай это знание своему сыну.
– У меня сын? – вырвалось у Вена.
– Да, но не перебивай более, времени почти не осталось. Напоследок пообещай мне, что сделаешь все, чтобы твой сын не страдал, как мы, чтобы мог взять на руки своё дитя в любой момент, наслаждаться жизнью, видя, как растет рядом его чудо. – Голос отца становился все тише, казалось, он уходил от него все дольше и дальше.
– Знай, та, о которой ты грезил ночами, – голос был уже ели слышан – совсем рядом, не упусти её вновь или это будет навсегда.
Закончив с делами Лен зашел в хату. Сотенный сидел за столом и с удовольствием уплетал похлебку.
– Садись, есть будешь? – набитым ртом спросил Вен
– Сыт, особливо тобой, – верный своей манере, ответил помощник.
Вен продолжил работать ложкой, молчал, ехидно поглядывая на друга. Он знал – молчания полусотенного надолго не хватит.
– Ты на меня не глядай так, лучше сказывай, чаго с тобой происходит,– не выдержав, заговорил Лен. – Сил больше нет, на тебя такого смотреть. Ты же як медведь в клетке мечешься из угла в угол, места себе не находишь. Поведай, чаго мучает душу твою, чай не чужие, могуть и помогу чем. Вен закончил есть, облизав ложку, отрыгнул.
– Благодарю тебя друже за заботу, она для меня, что бальзам на раны, жжет, но лечит, – сотник по привычке беззвучно засмеялся, и лишь подергивание плеч говорило о его веселье.
– А, тебе токо зубы скалить, – стукнул по столу полусотеный и поднялся из-за стола.
– Да сядь ты, старый ворчун, – остановил друга Вен. – Твоя правда, есть у меня одна печаль, что не позволяла вздохнуть полной грудью. Да недолго ей осталось камнем на сердце лежать. Но помощь твоя мне нужна.
Лен поднял глаза на командира, взглянул на него из-под нахмуренных бровей. Он поразился перемене во взгляде старшего, от былой тоски не осталось и следа.
– Ты единственный, на кого я могу оставить заставу, – продолжил Вен, – и чего греха таить, последние два года скорее ты был здесь хозяином, чем я. Так что принимай хозяйство, теперь тебе не отвертеться от пояса старшего. Полусотеный не стал разубеждать сотника. Вен тем временем продолжал:
– У меня в скором времени появятся новые заботы, которые я думаю, не позволят более находиться здесь. Ну, а с советом старейшин я все решу сам.
– И когда ты решил покинуть нас? – спросил Лен.
Да уж не долго осталось, потерпи маленько, – уйдя от прямого ответа, отшутился Вен, – дай хоть вещи собрать. Провожу видящую в стан, там видно будет.
– Ладно, пойду, – полусотеный направился к двери, – завтра, с утра дел полно. Гости прибывают, надобно подготовиться. В дверях он остановился и спросил:
– На праздник с собой кого возьмешь?
– Не знаю, а вообще сам решай, теперь ты у нас командир, – беспечно произнес Вен и сладко потянулся, довольный, что сбросил заботы на нового командира.
– Пойду я, – ещё раз буркнул Лен и усмехнулся, глядя на самодовольную рожу друга. Вен, проводив полусотника, упал на постель и сразу уснул.
Сотник поднялся по привычке не задолго до рассвета, накинул рубашку и вышел из дому. На крыльце, он остановился, зевнул во весь рот, так что скулы свело, затем потянулся до хруста суставов. Вен вздохнул полной грудью и ощутил на душе необычайную легкость от обретенной свободы. Он почти физически почувствовал, как с плеч свалился груз ответственности за, находившихся под его началом, людей. Наслаждаясь этим новым для него чувством, сотник решил искупаться.
Вен стоял на краю причала. По его телу скатывались капельки воды, кожа покрылась мурашками, но он не обращал на это внимания, всматривался в утренний туман, из которого раздавался звук боевого рога. Кто-то настойчиво предупреждал о своём прибытии, заставлял сердце биться чаще от предчувствия больших перемен.
В молочной дымке, что стелилась над водой, отчетливо слышались дружные удары весел, разрывающих поверхность реки, резкие команды главаря ватаги мореходов. Прошло ещё несколько мгновений неизвестности, прежде чем из тумана показалась морда дракона с блестящими зелеными глазами. Взмах весел и из белого полотна тумана выплыл дракар, боевой корабль северян, хищник среди кораблей, созданный догонять и убивать свои жертвы.
Морской драккан льенцев пристал к причалу. Через его борт лихо перепрыгнула пара молодцов. Не обращая ни на кого внимания, они стали лихо крепить судно к причалу с помощью тросов.
Вен краем глаз заметил, как рядом встал Лен. На его плечах был накинут плащ с золотой вышивкой знаков клана.
«Ты поглянь и когда он только успел одежонку такую справить», – удивился сотник.
С судна тем временим, сошел белокурый великан. Он не спешил подойти к встречающим, а стоял, чего-то ожидая. Вскоре на доски сходней вступила молодая женщина. Северянин протянул ей руку и помог сойти. На женщине была одета длинная до пят рубашка, вышитая узорами клана больших деревьев. Талию, подчеркивая хрупкость незнакомки, опоясывал широкий пояс, расшитый разноцветным бисером. На груди висело ожерелье из самоцветов, голову её венчала коруна. Единственное, что выпадало из общего великолепия, была маска, которая скрывала верхнею часть лица. Она легко и грациозно вступила на причал.
Проходя мимо полуголого Вена, женщина повернула голову в его сторону и остановилась. Она подошла к нему, молча стала трогать пальцами его лицо, а из-под маски скатилась слеза.
– Это ты! – прошептал сотник и взял в свои ладони пальцы женщины.
– Да, – так же шёпотом ответила она.
– Я искал тебя,– целуя руки, сказал Вен.
– Я помнила о тебе.
– Больше не отпущу тебя, ни за что, и никогда, – еле слышно твердили его губы.
Вен нежно прижал к груди женщину. Гостья вдруг отпрянула от сотника, сорвала маску и показала своё уродство.
– Даже такую? – спросила она, дрожащим от волнения голосом.
– Всякая люба ты мне, и при всем честном народе прошу тебя быть моей суженой.
Данья Оленья замерла от такого ответа. Все происходило так быстро, что она растерялась, не понимая, чего хочет от неё этот, вновь появившийся в её жизни, мужчина.
– Не томи, родная, ответь не разумом, а сердцем. Ибо только в нем может жить любовь, – осипшем голосом произнес Вен.
– Да! – ответила Оленья и прижалась к груди сотника.
– Други мои, – подал голос Лен, который наблюдал за своим другом с раскрытым ртом, – ждали мы гостей дорогих, а встретили невесту.
– Так встретим весть эту добрую, за столами и ковшами, наполненных пьянящим медом.