Сердце огня

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ В «ГОЛУБОМ ПОЕЗДЕ»

— Папа! — воскликнула миссис Кеттеринг. Нынешним утром она сильно нервничала. Одетая в прекрасную норковую шубу и маленькую китайскую красную шапочку, она, глубоко задумавшись, прогуливалась по перрону вокзала Виктория. Внезапное появление отца и его сердечное приветствие возымели на нее непредвиденное действие.

— Чего ты так испугалась, Руфь?

— Ничего, просто я не ожидала тебя увидеть. Ведь ты попрощался со мной вчера вечером и сказал, что сегодня утром у тебя деловая встреча.

— Да, — ответил Ван Алден, — но ты для меня значишь больше, чем любые деловые встречи. Хочу взглянуть на тебя — не скоро, наверное, увидимся.

— Замечательно, что ты пришел, пап, жаль, что не едем вместе.

— А что бы ты сказала, если б я поехал?

Он сказал это просто в шутку и удивился, заметив, как Руфь покраснела и в ее взгляде мелькнул испуг. Она нервно и неуверенно рассмеялась.

— Ты знаешь, я тебе на мгновение даже поверила, — сказала она.

— А тебе было бы приятно?

— Конечно! — сказала она с преувеличенной горячностью.

— Ну что же, — улыбнулся Ван Алден, — очень мило с твоей стороны.

— Но ведь мы не надолго расстаемся — ты же приедешь в следующем месяце.

— Да, — бесстрастно сказал Ван Алден. — Иногда я удивляюсь, почему все доктора на Харлей Стрит в один голос твердят, что мне необходимы солнечные ванны и перемена климата.

— Папа, не ленись, — вскричала Руфь. — В следующем месяце там даже лучше, чем сейчас. Ты ведь сказал, что сможешь освободиться от срочных дел.

— Может быть, может быть, — со вздохом ответил Ван Алден. — Я думаю, тебе лучше сесть в поезд. Где твое место?

Руфь Кеттеринг бросила взгляд вдоль поезда. У дверей одного из пульмановских вагонов стояла высокая худощавая женщина в черном — это была служанка Руфи. Когда хозяйка подошла, та отступила в сторону.

— Я поставила ваш саквояж с одеждой под сиденье, на случай, если он вам понадобится. Мне забрать пледы или оставить один?

— Нет, нет, он мне не понадобится. Лучше пойди отыщи свое место, Мэйсон.

— Хорошо, мадам.

Ван Алден и Руфь вошли в пульмановский вагон. Руфь отыскала свое место, и Ван Алден положил на ее столик несколько газет и журналов. Место напротив было уже занято, и Ван Алден мельком оглядел женщину, которая там сидела, заметив только ее привлекательные серые глаза и опрятный дорожный костюм. Он еще немного потолковал с Руфью о том, о сем — обычный разговор, ничего не значащие слова.

Наконец, услышав свисток, он посмотрел на часы и сказал:

— Пожалуй, пора выметаться. До свидания, дорогая. Ни о чем не волнуйся, все будет отлично, — и он направился к выходу.

— О, папа!

Ван Алден быстро обернулся — в голосе дочери ему почудилось что-то настолько чуждое ей, что он был поражен: то был почти крик отчаяния. Она хотела было броситься к нему, но в последний момент овладела собой.

— До встречи, папа!

Через две минуты поезд тронулся.

Руфь тихо сидела на своем месте, кусая губы и пытаясь сдержать непроизвольные слезы, чувствуя себя разбитой и опустошенной. Ей пришла в голову дикая мысль: а что, если спрыгнуть на ходу, пока поезд не разогнался? Она, обычно такая спокойная и самоуверенная, впервые в жизни почувствовала себя оторванным листком, подхваченным порывом ветра. Что бы сказал ее отец, если бы знал!

Сумасшедшая. Да, она сумасшедшая. Впервые в жизни она поддалась слепому чувству и дошла до того, что собиралась совершить поступок, который — даже сама понимала! — был глупым и опрометчивым. Она в достаточной мере была дочерью Ван Алдена, чтобы понять собственную глупость, и была достаточно уравновешенна, чтобы осудить собственные ошибочные действия. Но она была его дочерью и в другом: с той же железной хваткой добивалась желаемого, и, раз решившись, уже не отступала. С самой колыбели она была своевольна, условия ее жизни развили в ней упрямство, и теперь характер безжалостно управлял ее действиями. Что ж, жребий брошен — теперь нужно задуманное довести до конца.

Она подняла взгляд и встретилась глазами с пассажиркой, сидевшей напротив. Ей вдруг пришла в голову фантастическая мысль, будто визави читает ее мысли. В серых глазах она увидела понимание и… сострадание.

Ах, мимолетное впечатление! Лица обеих женщин снова обрели благовоспитанное безразличное выражение. Миссис Кеттеринг раскрыла журнал, а Кэтрин Грей стала смотреть в окно на кажущуюся бесконечной сеть лондонских улиц и пригородов.

Руфь обнаружила, что ей становится все труднее сосредоточиться на чтении, незаметно, исподволь, ею снова овладели бесчисленные сомнения: как и все холодные и независимые люди, она, если уж теряла контроль над собой, то теряла его полностью. Какая же она дура! Но уже слишком поздно или еще нет? О, если бы она могла поговорить с кем-нибудь, посоветоваться… Никогда раньше ей и в голову не пришла бы такая мысль — она бы с презрением отвергла любое решение, кроме своего собственного, но теперь — что с ней случилось? Паника? Да, это было самое подходящее слово — паника. Она — Руфь Кеттеринг — охвачена малодушной паникой!

Она бросила взгляд напротив. Если бы только она была знакома с этой милой, спокойной и симпатичной женщиной — вот с кем, наверное, легко разговаривать. Но, конечно, лезть с откровенностями к незнакомому человеку неприлично. Руфь снова взяла журнал — в конце концов, надо держать себя в руках. И потом, она же все продумала, на все решилась по своей собственной воле, да и много ли счастья она видела в жизни? Почему бы и ей не стать счастливой? И никто никогда не узнает.

Время до Дувра пролетело незаметно. Руфь хорошо переносила морскую качку, и вскоре она уже скрылась от холода в теплой и уютной каюте на пароходе.

Если бы Руфь спросили, она бы ответила отрицательно, но, тем не менее, иногда она становилась суеверной. Ей, например, всегда нравились совпадения.

Высадившись в Кале и заняв вместе со служанкой свое двойное купе в «Голубом поезде», она прошла в вагон-ресторан и была приятно удивлена, когда ее соседкой по столику оказалась та самая женщина, которая ехала с ней в пульмановском вагоне из Лондона. Обе женщины мило улыбнулись друг другу.

— Вот так совпадение! — сказала миссис Кеттеринг.

— Да, — согласилась Кэтрин. — Чего только не случается в жизни.

Их очень быстро обслужил официант, и вскоре перед ними уже стояли тарелки. К тому времени, когда на смену супу появился омлет, Кэтрин и Руфь вели непринужденную дружескую беседу.

— Так хочется поскорее на солнце, — вздохнула Руфь.

— Уверена, все будет прекрасно.

— Вы хорошо знаете Ривьеру?

— Нет, еду в первый раз.

— Очень за вас рада.

— А вы, я думаю, ездите ежегодно?

— Да. Январь и февраль в Лондоне просто ужасны.

— А я всегда жила в деревне, там зима тоже не очень-то радует — повсюду такая грязь.

— А что заставило вас решиться на путешествие?

— Деньги, — ответила Кэтрин. — Десять лет я была компаньонкой на жаловании, и денег хватало лишь на то, чтобы купить себе крепкие деревенские башмаки, а теперь я получила наследство — сказочное богатство, хотя, наверное, вам оно не показалось бы таким уж сказочным.

— Интересно, а почему вы подумали, будто оно не покажется мне солидным?

Кэтрин рассмеялась.

— Даже не знаю, просто у меня такое впечатление. Я сразу же решила, что вы принадлежите к элите — самым богатым людям. Или я ошиблась?

— Нет — ответила Руфь, — вы не ошиблись, — она вдруг стала серьезной. — А вы не могли бы сказать мне, что вы еще обо мне подумали?

— Я…

Руфь не обратила внимания на смущение собеседницы.

— О, прошу вас, не отказывайтесь, мне очень хочется знать. Когда мы выехали из Лондона, я на вас посмотрела и у меня возникло такое чувство, что вы… ну, читаете мысли, что ли.

— Могу вас заверить, я вовсе не телепатка, — улыбнулась Кэтрин.

— Нет, конечно, но, пожалуйста, скажите, что вы обо мне подумали?

Руфь говорила так настойчиво и искренне, что добилась своего.

— Что ж, я скажу, если вам так хочется, но не думайте, что перед вами ясновидящая. Мне показалось, что у вас какая-то беда, и мне стало вас жалко.

— Вы правы. Вы совершенно правы! Я в страшном затруднении. Мне… мне хотелось бы поделиться с вами, если можно.

«Боже! — подумала Кэтрин, — люди повсюду одинаковы! Столько лет слышала я исповеди в Сент Мэри Мэд, и вот здесь то же самое. Но я… я больше не хочу выслушивать чужие исповеди».

Но вслух она вежливо ответила:

— Расскажите.

Они уже почти закончили обед. Руфь едва ли не залпом выпила свой кофе, встала и, даже не заметив, что перед Кэтрин стоит полная чашка, сказала:

— Пойдемте в мое купе.

У нее были два отдельных купе, соединенных дверью. В одном находилась та самая худощавая служанка, которую Кэтрин видела на вокзале Виктория, она сидела очень прямо, прижимая к себе большую красную сафьяновую сумку с четкими инициалами Р. В. К. Миссис Кеттеринг прикрыла дверь, соединявшую купе, и села. Кэтрин устроилась рядом.

— Я в ужасном затруднении, не знаю, что и делать. Я люблю одного человека — действительно очень люблю, мы полюбили друг друга в ранней молодости, но нас несправедливо и грубо разлучили. А теперь мы снова будем вместе.

— Да?

— Я… я еду на встречу с ним. О! Я знаю, вы скажете, что я поступаю неправильно, но вы не знаете всех обстоятельств. Мой муж просто невозможен, он очень плохо обращается со мной.

— Да? — снова сказала Кэтрин.

— Но главное, что меня убивает — я обманываю отца, он провожал меня сегодня на вокзале. Он хочет, чтобы я развелась с мужем, и он, конечно, не имеет понятия, что я… что я собираюсь встретиться с другим мужчиной. Он бы решил, что я делаю страшную глупость.

— Ну а сами вы разве не так же думаете?

— Я… я тоже так думаю.

Руфь Кеттеринг опустила взгляд на свои руки — они сильно дрожали.

— Но я не могу вернуться.

— Почему?

— Мы… мы обо всем договорились, я разбила бы его сердце.

— Вы и сами в это не верите, — трезво сказала Кэтрин, — мужское сердце не так легко разбить.

— Он подумает, что у меня не хватило мужества… или желания.

— То, что вы собираетесь сделать, — сказала Кэтрин, — кажется мне ребячеством. Я думаю, вы сами прекрасно понимаете.

Руфь закрыла лицо руками.

— Я не знаю, не знаю! С тех пор, как я выехала из Лондона, мне кажется, что со мной что-то скоро случится — и мне не избежать удара судьбы.

Она нервно сжала руку Кэтрин.

— Вы, наверное, сочтете меня сумасшедшей, но я вам говорю: надвигается что-то страшное.

— Не думайте о такой чепухе, постарайтесь взять себя в руки. Вы можете телеграфировать отцу из Парижа, и он сразу приедет.

Руфь обрадовалась.

— Да, именно так и следует сделать. Милый, милый папа! Странно — до сегодняшнего дня я и не знала, как сильно его люблю.

Она выпрямилась и вытерла глаза носовым платком.

— Я себя глупо вела. Большое спасибо, что позволили поговорить с вами. Не знаю, с чего я стала такой истеричкой.

Она встала.

— Мне теперь лучше. Наверное, мне просто надо было выговориться. Я даже не могу понять, как могла так долго валять дурака.

Кэтрин тоже поднялась.

— Я рада, что вам лучше, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойней. Она слишком хорошо знала, что за исповедью следует смущение, и добавила:

— Мне нужно к себе.

Кэтрин вышла из купе как раз в тот момент, когда из другого появилась служанка Руфи. Та глянула в сторону Кэтрин, и на ее лице отразилось удивление. Кэтрин обернулась, но к этому времени тот — или та, кто вызвал удивление служанки, уже скрылся в своем купе, коридор был пуст, Руфь пошла в сторону своего вагона. Когда она проходила мимо двери последнего купе, оттуда выглянула женщина, тут же быстро захлопнувшая дверь. У женщины было лицо, которое трудно забывается, в чем Кэтрин и убедилась, когда встретилась с этой женщиной в следующий раз. Красивое лицо, круглое и смуглое, с обильной, причудливо наложенной косметикой. Кэтрин показалось, что она где-то видела даму раньше.

Она вернулась в свое купе и некоторое время размышляла: ей было интересно, кто эта женщина в норковой шубе, и чем закончится ее история.

«Может, я помогла кому-то не совершить глупость, я сделала доброе дело, — подумала она, — хотя, кто знает? Эта женщина всю жизнь была практичной эгоисткой, и, может быть, ей пошло бы на пользу — для разнообразия — поступить так, как подскажет сердце. В конце концов, я вряд ли встречу ее снова — уж сама-то она, конечно, со мной встречаться не захочет. Хуже нет, слушать чужую исповедь — люди такого не прощают».

Ей не хотелось, чтобы за ужином она снова оказалась рядом со своей новой знакомой. Не без юмора она подумала, что им обеим было бы неловко. Откинувшись на подушки, она почувствовала себя усталой и немного расстроенной. Поезд уже был в Париже и отчаянно медленно, то и дело останавливаясь, пробирался по его центру. Когда они, наконец, подъехали к Лионскому вокзалу, Кэтрин с удовольствием вышла прогуляться по платформе. После душного вагона холодный воздух освежал. Кэтрин увидела, каким образом дама в норковой шубе решает проблему возможной неловкости за ужином — ее служанке через окно подали корзину с едой. Кэтрин рассмеялась.

Когда поезд тронулся, и громко зазвенел звонок к ужину, Кэтрин отправилась в вагон-ресторан со спокойной душой.

Ее визави за ужином оказался совсем другим человеком — низенький мужчина, с жесткими нафабренными усами и головой яйцевидной формы, которую он часто склонял набок. Кэтрин пришла на ужин с книгой и заметила, что ее сосед прочел название на обложке с явным удовлетворением.

— Я вижу, мадам, что у вас полицейский роман. Вам нравится такая литература?

— Детективы развлекают, — подтвердила Кэтрин.

Человечек кивнул с видом полного понимания.

— Как мне говорили, они всегда хорошо расходятся. Как вы думаете, почему, мадемуазель? С точки зрения человеческой природы — почему так происходит?

Кэтрин все больше и больше нравился ее собеседник.

— Может быть, дают иллюзию интересной жизни, — предположила она.

Мужчина серьезно кивнул.

— Да, тут что-то есть.

— Конечно, все знают, что описываемых событий на самом деле не бывает… — продолжила Кэтрин, но собеседник вдруг перебил ее.

— Бывает, мадемуазель! Бывает! Я вам говорю — бывает, со мной такое случалось.

Она бросила на него заинтересованный взгляд.

— Когда-нибудь, может, и вы попадете в самую гущу событий, — продолжил он. — Воля случая!

— Не думаю, чтобы подобное могло произойти со мной, — ответила Кэтрин. — Со мной никогда ничего не случается.

Мужчина наклонился вперед.

— А вам хотелось бы, чтобы случилось?

Вопрос застал Кэтрин врасплох, и она не ответила.

— Видите ли, мадемуазель, может быть, это моя фантазия, но мне кажется, что вы ждете интересных приключений. Eh bien, мадемуазель, всю свою жизнь я наблюдал и убедился: кто очень чего-то хочет, тот получает. Так что, кто знает, милая, кто знает…

Он смешно сморщил лицо.

— Вы можете даже получить больше, чем вам хотелось бы.

— Это пророчество? — с улыбкой спросила Кэтрин, вставая из-за стола.

Человек отрицательно покачал головой.

— Я не пророк, — важно сказал он. — Да, мои прогнозы всегда сбываются, но я не хвастаюсь. Спокойной ночи, мадемуазель, приятного сна.

Кэтрин пошла вдоль поезда, очень довольная своим славным соседом по столику. Проходя мимо открытого купе своей знакомой, она увидела там проводника, застилавшего постель, а дама стояла и смотрела в окно. Дверь в смежное купе была открыта, и Кэтрин заметила, что там никого нет, а на полке навалены чемоданы и пледы. Служанка, видимо, вышла.

Когда Кэтрин вернулась в свое купе, ее постель уже была готова, и так как она порядочно устала, то сразу легла и выключила свет. Выло около половины десятого.

Ночью она внезапно проснулась. Она не знала, сколько времени спала, а взглянув на часы, заметила, что они стоят. Ей овладело беспокойство, и оно усиливалось. Наконец она встала, накинула на плечи халат и вышла в коридор. Весь поезд, казалось, был погружен и сон. Кэтрин открыла окно и несколько минут сидела у него, с наслаждением вдыхая холодный ночной воздух, стараясь успокоиться. Наконец она решила зайти к проводнику и узнать, сколько времени, чтобы правильно поставить часы, но оказалось, что и проводника нет на месте. После минутного колебания она прошла в следующий вагон. Посмотрев вдоль слабо освещенного коридора, она к своему удивлению увидела, что у купе, занятом дамой в норковой шубе и ее служанкой, стоит, взявшись за ручку двери, какой-то мужчина. Правда, она была не совсем уверена, что это именно их купе. Несколько мгновений мужчина, казалось, не знал на что решиться, потом слегка повернул голову. Со странным, почти фатальным чувством Кэтрин узнала его — тот самый мужчина, с которым она уже встречалась дважды: в отеле «Савой» и в агентстве Кука. Он, наконец, открыл дверь и вошел внутрь. Кэтрин подумала, что это, наверное, тот мужчина, о котором рассказывала ее новая знакомая — тот, на встречу с которым она ехала. Затем Кэтрин сказала себе, что фантазирует — скорее всего, он вошел в другое купе.

Кэтрин вернулась в свой вагон. Через несколько минут поезд замедлил ход, послышался долгий жалобный скрип тормозов, поезд замер у перрона в Лионе.