32

Виктория разрывалась между желанием найти в своей записной книжке номер домашнего телефона Хофферта и стремлением узнать у Хантера, о чем они говорили. Однако неожиданное появление в коридоре О'Хари положило конец ее раздумьям и освободило от необходимости делать выбор.

— Я должен поговорить с вами, Виктория, — сказал он. Его тон не оставлял места для сомнений в том, что Виктория опять очутилась в трудном положении, хотя и не по своей вине.

— Некоторое время назад ваш бывший босс позвонил мне со странной просьбой. — Таково было вступление Хантера к разговору, проходившему за закрытыми дверями.

— Конгрессмен Хофферт звонил по поводу моей матери?

Ее осведомленность застала О'Хари врасплох, и это дало ей время для того, чтобы перейти в наступление прежде, чем он смог сказать что-то такое, о чем позже сожалел бы.

— Для меня это такая же неожиданность, как и для вас, — сухо сказала Виктория. — Порой я задумываюсь, чем она руководствуется в своих поступках. Но, в конце концов, она — моя мать.

Реакция Хантера показала, что он не ожидал от нее таких слов, особенно с учетом его рассказа о беседе с Хоффертом.

— Вы говорите, что обо всем этом ничего не знали?

Виктория почувствовала себя так, будто ее смертельно ранили.

— Конечно, не знала! Неужели вы думаете, что я не сказала бы вам об этом?

— А письмо?

— Письмо?

— Насколько я понял, она написала его вам на прошлой неделе, сообщив номер рейса.

Смелость Виктории, гордой тем, что она выстояла под нажимом Хантера, вдруг испарилась: она вспомнила, что во время последней поездки в город взяла из своей квартиры почту, но так и не просмотрела ее. «Проклятье!» — подумала она, вспомнив и то, что среди прочих конвертов там действительно было письмо от Мэрсайн.

— Ну, так как? — спросил Хантер.

— Что-то не помню о чем-нибудь подобном, — ответила она. Ее успокаивало то, что в этом утверждении была хотя бы частичка правды. — Но выбросьте все это из головы. В Вашингтоне есть масса хороших отелей, и я знаю…

— Перестаньте! — осек ее, подняв руку, Хантер. — Ваша мать остановится в замке. Я же не возражаю против этого! Я просто думал, что приглашать еще одного человека в условия, в которых мы сейчас оказались, — верх неблагоразумия.

Почувствовав себя оскорбленной, Виктория взвилась.

— Уже дважды за эту неделю ставится под вопрос мое благоразумие!

— Но в первый раз, — напомнил он, — это было вполне оправданно. Поехав верхом на лошади, которая к вам не привыкла, вы рисковали получить серьезные травмы. Я имел в виду только езду верхом.

— Согласна, — сказала она. — Но вряд ли вы можете считать меня ответственной за поступки человека, находящегося за две тысячи миль отсюда!

Хантер поднял брови.

— Вы хотите сказать, что не говорили с ней о том, что здесь произошло после вашего приезда? Разве вы не просили ее приехать?

— Конечно, нет! — почти закричала Виктория. — Разве вы не обратили внимания на то, что моя мать пыталась связаться со мной не через Эллиота, а через Лэрри? Она уверена, что я работаю у него! — Слова Виктории о том, что ее мать не знает о последних событиях, вызвали подобие улыбки на суровом лице Хантера.

— Тогда я должен попросить у вас прощения.

— Извинение принято.

И тут между ними повисло неловкое молчание.

— Так вы никогда не писали ей обо мне? — спросил наконец Хантер.

— О вас в своих письмах я вообще не упоминала! — ответила Виктория. При этом она была несколько озадачена намеком на разочарование, ставшим заметным по движению уголков его губ.

— Ну, тогда встает еще одна проблема, — добавил Хантер, меняя предмет разговора. — Поскольку мы узнали о ее приезде так поздно и в нормальных обстоятельствах о ней должна была бы позаботиться миссис Мэджин, я хотел бы попросить вас, чтобы она поселилась вместе с вами.

— Вы действительно не имеете ничего против, чтобы она остановилась здесь? — удивилась Виктория, надеясь только на то, что вся эта история затянется всего на несколько дней, а ее мать не приедет с обычным комплектом дорожных сундуков и обслуги.

— Как раз наоборот, — ответил Хантер и направился к телефону, чтобы ответить на звонок. — Думаю, мне будет интересно познакомиться с женщиной, которая воспитала такую загадочную дочь.


Судя по реакции миссис Причард, предстоящий приезд гостьи из Голливуда можно было сравнить разве что со случайным посещением замка хозяином Ватикана, который зашел сюда, чтобы одолжить четки.

— Это, правда, что она приезжает? — спрашивала повариха при первой же возможности. При этом в страстном желании чтобы это сбылось, она ломала от радости руки так, будто наконец дошли до Бога ее многолетние молитвы. — Я здесь самая большая ее поклонница, разве вы не знаете? Я не упущу такого случая!

— Уверена, что ей будет очень приятно услышать это, — ответила Виктория, благодарная за то, что погром, устроенный ее поклонниками в городке Тинсель, не изменил по крайней мере одну черту в характере матери: доброе — чуть ли не смиренное — отношение к незнакомым простым людям, восхищавшимся ею. Мэрсайн отдавала себе отчет в том, что отнюдь не ее талант, а восторги зрительской аудитории способствовали тому, что она из года в год оставалась на экране. Мэрсайн умела сделать так, что любой ее поклонник или поклонница чувствовали себя с ней так спокойно и уверенно, как будто знали ее всю жизнь, Виктория надеялась, что миссис Причард не разочаруется в своем кумире.

— Бедный ягненочек, — выдавая внутреннюю тревогу, произнесла миссис Причард. — Все это время она без сознания…

Виктория чуть не подпрыгнула, услышав столь откровенное замечание. Она была поражена, что повариха высказала свои чувства по собственной инициативе после нескольких недель молчания. Она была поражена еще больше тем, что услышала откровение миссис Причард всего лишь несколько часов спустя после рассказа Эллиота.

— Вы говорите о…

Однако тут же выяснилось, что причитания миссис Причард относились к героине мыльной оперы, роль которой исполняла Мэрсайи, и это уберегло Викторию от грубейшей ошибки: ведь она подумала, что повариха имела в виду Мэри О'Хари…

— Это дело рук негодяйки служанки из соседнего дома, — возбужденно продолжала миссис Причард. — И все для того, чтобы заполучить прекрасного мистера Огастина. Вы ведь, конечно, об этом знаете? А Эландра потеряла дар речи и не может рассказать это, чтобы спасти его душу…

— В конце все выяснится, — успокоила ее Виктория.

Миссис Причард рассмеялась.

— Ну, конечно же, смысл-то весь в том, что история эта бесконечна! — торжественно провозгласила она.

Прежде чем Виктория смогла ответить, вошел Син Майкл и сообщил, что лимузин только что возвратился в замок.


Виктория услышала голос матери раньше, чем увидела ее. Он раздался из недр лимузина, когда Чен открыл дверцу машины.

— Нет, лично Брюса Ли я не знала, — говорила ему Мэрсайн. — Мы с ним вращались в разных сферах.

Виктория чуть не рассмеялась: она вспомнила, что эта коронная реплика матери обычно относилась к людям или событиям из далекого исторического прошлого кинематографа.

— Хотя, по-видимому, к этому жанру сейчас возвращаются, — продолжала Мэрсайн. — Это, впрочем, не значит, что он и Корредайн — одно и то же.

Когда Мэрсайн начала фразу о «товарности» Чака Норриса и Ван-Дамма, ее взгляд упал на Викторию. Она восторженно бросилась к ней и заключила в объятия.

— Дорогая! — воскликнула Мэрсайн. — Я так беспокоилась! Ты что, не получила моего письма?

— Давай поговорим об этом, когда мы тебя устроим, — прервала ее Виктория, понимая, что миссис Причард и Син Майкл могут услышать их.

— У меня только что была интереснейшая беседа, — щебетала Мэрсайн. — Ты, наверное, знаешь, что Кевин однажды играл в университетском любительском спектакле?

«Демонстрирует всем, что ей все известно», — с тоской подумала Виктория, которая даже никогда не слышала о том, что Чена зовут Кевином.

— Это была маленькая роль, — сказал Чен, подавая ей сумку для покупок.

— Вы излишне скромны, — одарила его комплиментом Мэрсайн. — Он также пишет книгу о гольфе. — Шофер непривычно для себя покраснел. — А это кто? — спросила Мэрсайн о стоявшей в дверях паре, протягивая им руку, будто не она, а они были желанными гостями. — Привет! — улыбнулась она. — Я — Мэрсайн Кэмерон.

Виктория быстро представила их, страстно желая поскорее увести Мэрсайн наверх.

— Ты живешь среди интереснейшей коллекции типажей, моя дорогая, — заметила она Виктории, когда они остались вдвоем, а Мэрсайн принялась вынимать одежду из двух чемоданов, которые принес в их комнату Чен.

— Ты права, — согласилась Виктория. — Так ответь мне! — напомнила она, возвращая мать к вопросу, который только что ей задала.

— Итак, зачем я здесь? — повторила Мэрсайн. — Но ведь об этом я написала в письме! Если моя малышка не идет на Голливудские холмы, то Голливудские холмы идут к ней. Кроме того, наступает День благодарения, а мой персонаж все еще в коме. У тебя есть лишние вешалки для платья?

Виктория встала, чтобы подойти к шкафу.

— Я хотела бы уделить тебе побольше времени, — сказала она, — но сейчас я им не располагаю.

— О, мы безропотно смиримся с этим! — жизнерадостно успокоила ее Мэрсайн и вернула разговор к обсуждению людей, с которыми только что познакомилась. — Не напоминает ли тебе все это «Черные призраки»? — Она сравнивала увиденное ею с сериалом из жизни 60-х годов, снятым в Коллижспорте, штат Мэн. — Помнишь всех этих вампиров, оборотней, ведьм?

— Их-то здесь вроде бы нет, — ответила Виктория. — Но я слышала, что в замке водится пара-другая привидений.

— О, если бы они были такими же красивыми, как Син Майкл… — вздохнула Мэрсайн. — Надеюсь, эта комната населена призраками? Ну и повеса же этот Син Майкл! Не напоминает ли он тебе того парня — как бишь его звали? — который играл моего второго мужа? Ну, того, который в реальной жизни сбежал с дочерью посла в Чили… Или в Никарагуа?

— Раз ты это говоришь, то, вероятно, так оно и есть, — сказала Виктория, не имевшая никаких исходных данных для сравнения. — Но ты еще не познакомилась с Нилли: он был камердинером сэра Патрика. Потом, есть еще сестра Сина Майкла — Пэгги. Может быть, она спустится к обеду… Кроме того, здесь сейчас находится адвокат из Англии.

Мэрсайн достала из недр своей сумочки губную помаду.

— О них хватит, — сказала она. — Расскажи мне лучше о том великолепном мужчине, которому все это принадлежит.

— О Хантере?

— Какое звучное имя! — вырвалось у нее. — По-моему, оно ему очень идет. Мне всегда нравились такие люди — с точеными чертами лица, задумчивые… Хотя слишком глубокие раздумья могут и утомить.

Не вдаваясь в подробности, Виктория сообщила матери, что Хантер — процветающий промышленник, ведущий дела во всех концах света.

— Хорошо образованный, хорошо знающий мир, хорошо одетый? — предположила Мэрсайн. — Словом, всем хорош?

— Чем хорош?

— Я никогда по коэффициенту интеллектуальности не тянула на специалиста по ракетам, — откровенно призналась Мэрсайн, — но есть вещи, которые можно распознать с первого взгляда.

«Боже мой! — подумала Виктория. — Моя мама, кажется, влюбилась».

— Ты выполнишь мою просьбу, дорогая? — спросила Мэрсайн.

— Мне страшно даже спрашивать, какую.

Мэрсайн рассмеялась.

— Не дури! Разве я когда-нибудь просила тебя сделать то, к чему у тебя душа не лежала?

— На события какой давности я должна оглянуться, чтобы ответить на этот вопрос? Ладно… — сдалась Виктория. — О чем ты меня хотела просить?

Мэрсайн подмигнула.

— Не дай этому мужчине увильнуть. Он тебе отлично подходит.

Виктория не успела произнести вертевшуюся у нее на языке колкую реплику, потому что раздался нарастающий звук сирены.

Загрузка...