Сережки Анны Карениной

1. Суть дела

В нашей северной столице случилось из ряда вон выходящее происшествие. Жена Алексея Каренина, исполнявшего должность вице-премьера областного правительства, попала под электричку. Впрочем, об этой истории мало кому известно. Велось следствие, но некоторые его детали неясны или преднамеренно скрыты до сих пор.

Каренин, конечно, был в шоке. Он слыл человеком предусмотрительным, дальновидным, но подобного развития событий никак не предполагал. Еще во время похорон, поцеловав пришитую к телу голову Анны, он чем-то смутно обеспокоился. Позже его беспокойство вылилось в конкретный вопрос. Спрашивается: а куда исчезли с ушей милой Анны сережки?

Они являлись фамильной ценностью. Алексею Александровичу сережки достались в наследство от покойной мамы, и он держал их в личном сейфе. И только когда Анна родила ему Сережу, он в порыве благодарности подарил эти драгоценные штучки жене.

С тех пор, как родился сын, много воды утекло. Сейчас ему пять лет. Анна охладела к престарелому мужу, и, как догадывался Каренин, не добрав в юности, пустилась во все тяжкие. По городу поползли слухи о связи её с молодым офицером единственного в стране кавалерийского полка, который используют для киносъемок. Полк расквартирован в одном из поселков Ленинградской области, и уж не туда ли направлялась Анна в последней роковой поездке?.. В милиции, не без давления Каренина, кончину Анны оформили, как несчастный случай. Но что произошло на самом деле? И куда делись уникальные сережки?..

Вопросов возникло много. Алексей Александрович, крепко задумавшись, сидел в рабочем кабинете. Занятый плодотворной работой в правительстве, он не снисходил до того, чтобы устраивать за женой слежку. Да и у него самого было рыльце в пуху. Поддавшись нынешней свободе нравов, Каренин тоже разговелся. Ну, понятно, седина в бороду… Он стал заглядываться на молоденьких девушек. Но, к сожалению, в амурных похождениях не очень преуспел, ввиду суровой внешности и развившегося с годами косноязычия. Позднее проблема разрешилась. Появился помощник Гоша, и с томлением тела было покончено. Красивый, как греческий бог, талантливый, как дюжина муз одновременно, Гоша стал незаменимым и желанным. Ко всему прочему, он мог без натуги перевести на литературный язык любую мысль, возникающую в голове патрона. У Каренина от Гошеньки не было секретов. И сейчас, испытывая затруднения, он вызвал помощника, и тот, стараясь предугадать желания начальства, игриво спросил:

— Что, Алексей Александрович, вечерком сделаем забег в ширину?

— До вечера еще далеко, — пробурчал Каренин. — А пока я тебя по делу встревожил.

Он рассказал помощнику о пропавших сережках и дал поручение найти толкового детектива.

— Выясни, кто у нас сичас в Питере самый продвинутый.

— А зачем выяснять, я и так знаю, — живо откликнулся Гоша.

— Так, давай, выкладай! Огласи список сей секунд.

— Ну, Никита Демин, очень талантливый сыскарь с исключительным нюхом. Но дерет безбожно.

— Дальше.

— Сапелкин, бывший следак из прокуратуры. Но этот с некоторых пор подвержен.

— Чему подвержен?

Гоша молча щелкнул себя по глотке. Он сделал еще несколько предложений, и все, по той или иной причине, Каренин отверг.

— Слушай, ты хочь одного удовлетворительного сыскаря можешь мне навскидку назвать? — не без раздражения спросил.

— Всех «удовлетворительных» в Москву переманили, — известил помощник.

— Да мне без разницы, откудова он. Чай, не в шешнадцатом веке живем. Не на лошадях же добираться.

— Ну, тогда могу предложить Леонида Млекопитаева.

— А энтот чем знаменит?

— Очень расторопный. Дела столетней давности разматывает. И по ним телепередачи на ЦТ делает.

— Нет, пиар мне не нужон. Отставить Млекопитаева!

— Тогда, пожалуй, вам Эразм Фанаберия подойдет, — поднапрягшись, выдал Гоша.

— Фанаберия?.. Странное фамилиё.

— Из грузинских выходцев.

— А энтот без изъянов?

— Без. По крайней мере, на всеобщее обозрение не выставит.

— Уж ли не из ментов? — спросил Каренин. Ментов он недолюбливал. Они сломали ему два ребра, когда он по молодости лет торговал на базаре вареными джинсами. Да и в дальнейшем, когда торчал на зоне, симпатий не появилось. Потом, правда, статью о спекуляции упразднили, его реабилитировали и стали называть одним из самых эффективных менеджеров.

— Нет, он из бухгалтеров, — поправил Гоша.

— Из бухгалтеров? — удивился министр.

— Да, работал раньше главбухом. Дебит — кредит, сальдо — бульдо, сдал — принял. Ведет строгий учет всему, и предоставляет точные сведения о расходах.

— Погоди, а как он в сыщики попал?

— Много детективных романов на досуге читал. И с третьей страницы всё разгадывал. Потом подумал: так если я их, как орешки щелкаю, не заняться ли мне самому расследованиями? А тут еще его фирма сдулась, ни при делах оказался. Ну, и впрягся. Одно дело раскрутил, другое… Очень успешный!

— Строгий учет, говоришь, ведет?

— Да, все наслышаны о его знаменитом гроссбухе.

— Ну, хорошо, — согласился Каренин. — Энтот, пожалуй, сойдет. А нельзя его из Москвы вызвать каким-нибудь исключительным по случаю важности способом?

— Попробуйте через госпожу Мотыленко. Господин Фанаберия ей не откажет.

— Это почему?

— По кочану, — позволил себе ответить Георгий, воспользовавшись лексиконом шефа.

— Ну, прям тайны испанского подворья, туды его в качель, — ругнулся Каренин.

Но все вышло, как нельзя лучше. Глава областного правительства, госпожа Мотыленко, не отказала в просьбе вице-министру и связалась с Москвой. Бывший бухгалтер вскоре прибыл в Питер и поселился в «Англетере» — для него забронировали тот же самый номер, в котором повесился известный в прошлом поэт, весельчак и балагур. Узнав об этом, Каренин спросил:

— Энто обстоятельство не усугубит?

— Никоим образом. Об этом администрация гостиницы никому не сообщает. Не всем же клиентам приятно жить в номере, в котором кто-то висел, — разъяснил Гоша. — И нам на руку. А то, если б Фанаберия узнал, то взялся бы и это дело расследовать. Он такой, едрит его за ногу.

— Ты это… не попугайничай. Пущай ко мне зайдет, чтобы, значит, с глазу на глаз, как говорится.

— Все будет абде махт! — заверил по-иностранному Гоша, но сразу не ушел. Улыбался алыми губами, впечатлял своим древнегреческим видом.

— Давай, действуй! — шикнул на него Каренин. — Тово этово… делу время, а потехе час!