Аннушка из вокзального кафе в милицейских сводках не фигурировала. И Фанаберия приступил к её допросу, надеясь узнать что-нибудь новенькое. Она отвечала путано, то краснела, то бледнела, и постоянно застегивала пуговку на кофте, а пуговичка опять расстегивалась при вздымании груди. Занятый наблюдением за её действиями Иван Сергеич на этот раз почти не встревал.
— Ты госпожу Каренину с отрезанной головой видела? — расспрашивал Фанаберия.
— Видела.
— А сережки в ее ушах были?
Аннушка плотно сжала веки.
— Вспоминаю, где их в последний раз видела, — пояснила она. — Нет, кажется, не на ушах, а в шкатулке.
— Вот так номер! — удивленно воскликнул Фанаберия. — В какой еще шкатулке?
— В ихней, — ответила Аннушка. — Я ведь раньше в услужении у госпожи Анны была. А потом она меня рассчитала. Иди, говорит, Аннушка, ищи себе другую работу.
— Когда ты видела сережки?
— Примерно за месяц до того. Я убралась и слышу, она меня из спальни кличет. Электрический свет выключила и в ночнушке, у свечи, сидит. А свеча та — вот-вот догорит. Я ей говорю, позвольте, госпожа, я вам новую зажгу. Не надо, говорит. Свеча моей жизни догорает. Грустно так сказала и не дала заменить…
— Так-так-так, — проговорил Фанаберия. — А отчего ж у неё такое упадочное состояние возникло?
— Она ж с Лексей Ляксандрычем повздорила. Я сама слышала, как он её попрекал кавалерийским офицером и грозился с содержания снять. Она же после рождения Сереженьки нигде не работала. Поэтому, может, и на электричестве экономила.
— Понятно, — сказал Фанаберия. — А теперь честно признайся: сережки примеряла?
— Один всего раз. Но только я их назад положила, — призналась Аннушка, совсем потерявшись и забыв застегнуть пуговичку. На кофточке расстегнулась следующая, и детектив с помощником убедились, что у Геры Крестьянинова хороший вкус: там такое богатство приоткрылось.
— Так ты, наверно, и на уши их вешала?
— Нет, — ответила Аннушка. — Я их только возле ушей подержала и в зеркало поглядевшись. Так ими не только я, и Катя Маслова восхищалась.
— Какая еще Катя? — навострился Фанаберия.
— Ну, нянька. Которая за Сереженькой ухаживает. Но она не виноватая. Я её хорошо знаю; мы из одной деревни. В её родне воров спокон веку не водилось.
— Это похвально, что подругу защищаешь, — одобрил Фанаберия, а в гроссбух записал: «Катерина Маслова, гувернантка у Карениных».
Он на всякий случай осмотрел у Аннушки уши. Иван Сергеич тоже принял участие. Никаких следов ношения сережек не обнаружили. Да и сама Аннушка им подсказала, что дырочки для тех сережек вовсе не нужны, там есть такие штуки, под вид прищепок. Потом Лутовкин отозвал шефа и шепотом сказал: «А давайте потребуем, чтобы она свои груди полностью оголила».
— Зачем? — не понял детектив.
— Может, она те сережки меж грудей прячет, — предположил Иван Сергеич, еще раз оглянувшись на безмолвную Аннушку. — Туды у неё что угодно можно запрятать.
Но Фанаберия на такой беспрецедентный шаг не пошел.