Сережки Анны Карениной

22. Расчет наличными

Еще когда Фанаберия недочитал, над текстом вдруг появилась синяя рамка с красной мигающей надписью, на которой хакер Моня призывал чтеца поторопиться. Ибо на чтение отвел последнюю минуту. Потом счет пошел на секунды: 59, 58, 57… Они стремительно уменьшались до нуля, как на счетчике взрывного устройства перед приведением его в действие.

А когда выскочил нолик, взрыва, правда, не последовало, но весь текст исчез, и хор имени Пятницкого запел: «Во поле березка стояла, во поле кудрявая стояла», — да так громко, что на сыщика зашикали другие посетители Интернет-клуба. Эразм Петрович выключил звук и огорчительно вздохнул: кое-что захотелось перечитать и уточнить. Он даже ругнулся, но, впрочем, беззлобно: «Ну, Моня, стервец!» — и совсем уж добродушно подумал, что такие шустряки, как он и Сашка, и в самом деле могут обрушить финансовый мир.

Больше в этот день никуда не ходил. Вернувшись в номер, лег хорошенько отдохнуть да подумать над электронным посланием. Правда, кто-то, отвлекая, постучал в дверь, но сыщик не пошевелился — решил, что это настырный Млекопитаев пришел опять торопить с выселением. Затем в дверь, уже ночью, затарабанили еще настойчивей. Он встал, открыл дверь и увидел Млекопитаева с чертежами и рядом с ним сантехника в робе, а у того на плече ржавая водопроводная труба, на которой повесили Сергея Есенина. «Будем реставрировать обстановку тех лет», — самодовольно пояснил Леонид. Но оказалось, что это всего лишь сон.

А вот на утро встал вполне бодрым. Сложил в спортивную сумку вещи: «Нечего тут торчать, пора сматываться». Но прежде всего, конечно, надо было нанести последний визит к вице-премьеру. На этот раз в здание долго не пропускали, что-то выясняли, сверяли, и всюду толкались охранники. Эразм Петрович припомнил, как кто-то из крупных деятелей раньше объявлял: «Мы не должны забывать, что мы слуги народа». Со временем слуг стали всё сильней охранять от самого народа. Однако, тенденция! В приемной, кроме секретарши, торчал Гошенька. Он кратко проинструктировал:

— Будьте вежливы и тактичны. У Алексея Александровича сына украли.

«Не шуточки», — со страхом подумал Фанаберия, чувствуя себя чуть ли не участником киднепинга. Однако, сохраняя хорошую мину, деловито спросил:

— Алексей Александрович желает, чтобы я занялся и этим делом?

— Нет, похищением уже занимается ФСБ и полиция.

«Ну, и слава богу», — облегченно выдохнул детектив и вошел в кабинет. Гошенька нырнул следом. Но хмурый Каренин, сидевший за столом, его выставил:

— Ты энто, потом. Мне с товарищем надо тово… вполне наедине.

Гошенька послушно удалился. Фанаберия терпеливо ждал, когда министр поднимет голову, а пока разглядывал кабинет. На стенах висело несколько портретов, плакатов и один вымпел, на котором написано: «Крепкому хозяйственнику». Видимо, награда от госпожи Мотыленко. Министр продолжал молчать, и хмурая мина не покидала его лица. Сыщик ему даже посочувствовал: «В расстроенных чувствах человек». И, когда Каренин, наконец, обратился, постарался быть кратким.

— Алексей Александрыч, собственно, я закончил расследование. Вот возьмите сережки, но они фальшивые. Настоящие находятся на дне Невы. По свидетельству очевидцев сорвались с ушей, когда ваша покойная жена нырнула в реку с борта «Авроры».

— Так я и знал! — министр ударил кулаком по столу. — А она всё вертела вокруг да около…

Впрочем, расстроенные чувства не помешали «крепкому хозяйственнику» начать диспут, когда речь зашла о вознаграждении.

— Какое ж вам; настоящие серьги не найдены; с этих, что ли? — рубил он фразы, кивнул на лежавшие на столе фальшивые, к которым даже не прикоснулся.

— Но я вам точно указал местонахождение настоящих.

— Ага, ищи теперь иголку в стоге сена.

Он не преминул расспросить о данном напрокат ноутбуке.

— Утерян в процессе расследования, — ответил Фанаберия.

— Ну вот; он пойдет с учетом тово. Щас выясню, сколько стоит.

— Не надо выяснять, — тускло сказал сыщик, забоявшийся, что еще и в долгах останется. — Выделите мне на проезд до дому. Я издержался.

Каренин вытащил бумажник, пошелестел и вытащил стодолларовую купюру, выбрав самую мятую и с надорванным уголком.

На это и закончилось их общение. А в приемной Гошенька снисходительно посмотрел на незадачливого сыщика и уел стихом, явно заимствованным из басни дедушки Крылова: «Беда коль пироги начнет тачать сапожник, а розыском займется бухгалтёр».

Эразм Петрович ничего не сказал в ответ, но уши у него покраснели. Он вышел из министерства раздосадованный и разом переменил прежнее решение «побыстрей отсюда смотаться».