Сережки Анны Карениной

8. Потревожили графа

Лутовкин с неохотой покинул гостиницу. На улице дул порывистый ветер, собирался идти дождь. Помощник детектива поежился, поднял капюшон куртки и потопал к ближайшей остановке метро. Все-таки не утерпел и в вагоне прочел записку. Не из любопытства — а чтобы опыт перенять. В записке стояли четыре слова и одна запятая: «Граф, мы всё знаем».

Понятливо присвистнул. «Шеф на понт берет».

Кляня себя за дырявую память, вышел у вокзала. Но светловолосого и светлокожего Сашки-математика не нашел. Чернявенький, смуглявый Моня-хакер сообщил, что Сашку замела милиция.

— А ты, случаем, номер квартиры Вронского не помнишь?

— Выскочило из головы, — вид у Мони был удрученый. — Это же Сашу из-за меня повязали. Он монитог из кабинета диспетчега хотел вынести. Сам я еще воговать не научился. Я же в культугной семье воспитывался. Май дэд… мой папа — нобелевский лаугеат.

— А тебе этот… монитор зачем?

— Так потихоньку-полегоньку и я себе компик забабахаю. Мы на чегдаке хотели заиметь свою фигму. Таким, как вы, услуги оказывать… Дяденька, купите мне беляш, тогда, может, я вспомню, чо вам надо.

Лутовкин купил два чебурека. Один себе, потому что проголодался. Паренек накинулся на еду, откусывал крупными кусками и, давясь, проглатывал. Иван Сергеич методично перемалывал челюстями свой.

— Что же тебя батя, нобелевский лауреат, не кормит? — спросил он.

— Как уехал в Стокгольм за пгемией, так и сгинул.

Ванька внимательно разглядывал паренька. «Гляди, какой прогресс, — подумал. — Раньше алиментщики врали, что на секретное задание уезжают, а нынче — в Стокгольм, за премией».

— А мать куда смотрит? — продолжал расспрашивать он.

— А мама — за папой подалась. Но без визы. Её погганцы замели. Она отстгеливалась до последнего патгона. Щас сгок мотает.

— Пристрелила, что ли, кого?

— Да нет, у неё пистолет был газовый. Но когда патгоны кончились, она укусила погганца за ухо.

И этому Лутовкин не поверил. Только подивился фантазии оборванца. Он доел чебурек и вытер губы бумажной салфеткой. Типа, мы тоже культурные.

— Ну, вспомнил?

— Да. Сашок мне наказывал: если чо, напомни этому ламегу: сто двадцать семь.

— Точно! Это ж номер квартиры графа, — хлопнул себя ладошкой по лбу Иван Сергеич. — А про какого ламега ты мне втираешь?

— А кто ж вы? Явно не гугу. Вот я и говогю: чайник вы со свистком.

Лутошкин такому заключению не обиделся. Да и не совсем понял. Он радовался, что заполучил номер квартиры, и несколько раз повторил, крепко запоминая.

Было уже поздно. Темные облака висели над городом. Белая петербуржская ночь на самом деле оказалась темно-серой. Лутовкин вышел на Площадь Восстания и спросил у прохожего, где Лиговской. Прохожий оказался коренным петербуржцем. С истинно интеллигентной вежливостью он объяснил, куда следует идти, и вознамерился подробно рассказать о родном городе и его достопримечательностях, но Иван Сергеич оборвал его: «Извините, господин товарищ, мне сейчас некогда».

Он отыскал нужный дом — новьё, элитная громадина, опоясанная просторными лоджиями, увешанная кондиционерами. Задрал голову, присвистнул и подумал: «Ну, и жук этот граф. На сене, наверно, наэкономил. А бедные лошади голодали».

Железная дверь подъезда в дом не пустила. И взломать ее никакой возможности. Никакого шансового инструмента под рукой не оказалось. Пришлось с Вронским связываться по домофонной связи.

— Граф, извините за поздний звонок.

— Чего надобно? — услышал он недовольный голос.

— Вам письмо.

— От кого?

— Не знаю, передали, — Лутовкин ответил, как велел шеф, и услышал в трубке отдаленный серебряный голосок, спросивший у графа: «Алекс, кто тебя домогается?»

— Милая, не встревай, в мужской базар… Алло, а тот, кто вам передавал, что велел сказать?

— Велел сказать, чтобы я ничего не говорил.

— Так-таки и ничего? Он настаивал на этом?

— Да. Но вид у него был такой, будто он про вас что-то знает.

— Ну, хорошо. Сейчас пошлю курьера.

Дверь вскоре открылась — не сильно, и в проеме показалась симпатичная мордашка, обрамленная светлыми кудрями. Взяла записку и попыталась даже пошутить:

— Ой, какой вы оранжевый!

— Я не оранжевый, а медный, — счел нужным уточнить Иван Сергеич.

Он пошел восвояси, сожалея, что так и не увидел графа живьем. Снимок, выставленный в «Одноклассниках», был невелик, с небольшим разрешением. На нем граф улыбался и совсем не был похож на преступника. Скорее он походил на известного артиста, снимавшегося в сериалах про бандитский Петербург.