Из больницы Фанаберия вышел в приподнятом настроении. Беседа с доктором Брагиным и пожелание главврача пройти обследование повеселили его. Да и то порадовало, что Петербург к полудню преобразился. Славный выдался денек! Утренний туман развеялся, солнце припекало ощутимо, но по-осеннему ласково, осторожно; и город на Неве уже не казался призрачным и фантастическим, как уверял Брагин.
И опять Эразм Петрович изменил плану скорейшего отъезда из северной столицы. Он на метро доехал до Петроградки, и там прошел к стоянке знаменитого крейсера. Когда-то бывал здесь еще пионером, и у него тоже, как говорил косноязычный вице-премьер Каренин, красовался «на грудках» значок с кудрявым мальчиком. А приезжал в Ленинград в составе школьной туристической группы — из грузинского города Гори, где провел детские годы. Тогда еще Питер не был и бандитским, по крайней мере, никто о нем так не отзывался.
Сыщик шел по набережной, вспоминал, как их водила по городу пионервожатая, хлопотливая и похожая на курицу-наседку, и грустил. Как много невской воды с того времени утекло в Балтику! Как всё переменилось!..
Да, действительно переменилось. Знаменитого крейсера он не увидел. «На другую стоянку переместили, что ли?» — недоумевающе подумал. Поодаль, в сквере, на скамейке сидел дед — крепкий такой, в бушлате и бескозырке; из-под бушлата выглядывала тельняшка. Фанаберия присел рядом, желая расспросить.
— Я приезжий, гость из Москвы, и несколько удивлен произошедшими здесь переменами. А вы местный?
— Да, — ответил дед. — Я тутошний. Матрос Железняк.
— Тот самый? — удивился Фанаберия. — Исторический?
— Нет, однофамилец. Однако тридцать лет Балтийскому Военно-морскому флоту отдал.
— А куда «Аврора» подевалась? — спросил сыщик.
— Отправили на переплавку, — не желая вдаваться в подробности, ответил бывший моряк.
На Фанаберию опять нахлынули воспоминания из детства. Он, до возрастной мутации, обладал приличными вокальными данными и участвовал в хоре мальчиков. Одно время даже ставили запевалой. «Что тебе снится, крейсер Аврора?» — выводил он звонким детским голосом. Теперь, значит, уже ничего не снится легендарному крейсеру. Романтика кончилась. Да и была ли она?.. Леонид Млекопитаев в одном из своих исторических расследований доказал, что ничего такого и не имело место быть. Дескать, пьяные матросы забавлялись в семнадцатом году и все дела. Эразм Петрович не удержался и спросил у отставного моряка:
— Э, товарищ Железняк, извините за нескромный вопрос: а вы в молодости сильно увлекались… — и даже не договорил, понял, что не совсем по адресу.
— Что?! — возвысил голос ветеран и стукнул об мостовую тростью.
Но тут на набережную с шумом вырулили служебные машины и отвлекли внимание. Рабочие в униформе споро огородили причал полосатой лентой — чтобы никто не приближался. Чуть позже подъехал джип, и из него вылез помощник Каренина.
«Ага, — догадался Фанаберия, — сережки намерены искать! А командовать парадом будет Гоша».
Одновременно на Неве появились специализированные катера. Сразу три водолаза в громоздких костюмах собирались спуститься под воду. И Гоша действительно руководил всеми.
Фанаберия, усмехаясь, понаблюдал за действиями розыскной экспедиции, разумеется, организованной на денежки налогоплательщиков, и попрощался с матросом Железняком. На доске объявлений с крупной шапкой «Разыскиваются» увидел фотографии знакомых ему людей. Цветное фото, с улыбающимся во весь рот мальчиком Сережей; сюда частично вошла обрезанная по вертикали Анна Каренина. Рядом — очевидно, из архива МВД — коротко остриженная Катя Маслова, в анфас и в профиль. А вот фотографию Ивана Сергеича, очевидно, не нашли, и вместо полноценного снимка на доске висел черно-белый портрет, выполненный фотороботом. Сходства с оригиналом было мало. О пацанах-беспризорниках в комментариях к снимкам вообще не упоминалось.
«Ну, дай-то бог всем им благополучно добраться до Горной Шории», — от всей души пожелал частный детектив. А всезнающий автор сей истории от себя готов прибавить, что так оно и случилось.