Сережки Анны Карениной

23. В клинике

Пробудившееся сочувствие к Каренину, потерявшему сына, улетучилось. Зато включились аналитические центры в полушариях мозга, и детектив решил нанести визит в одиннадцатую психиатрическую больницу. Разузнал адрес, и через полчаса зашел в вестибюль новой, недавно пущенной клиники, при этом подумав: «Надо же, число психушек в Питере уже на второй десяток перевалило». Следом, с логической неизбежностью, подступила мысль: следовательно, и число ненормальных растет. Мир, ускоряясь, сходит с ума. И связано это со всемирным потеплением. А может, со всемирным похолоданием.

Андрей Ефимыч Брагин — тот самый, упомянутый в послании Ивана — принял сразу, отложив все дела. Фанаберия с любопытством и оценивающе разглядывал главврача. Большеголовый, со светлыми, редкими волосами на темени и густыми на висках; на вид добродушный, но сейчас явно встревоженный.

— Вы из полиции?

— Нет, я сам по себе, — успокоил его сыщик. — Почему вы ждете полицию?

— Так мы же сами заявили. Дело в том, что пациент Левин исчез. Он всегда возвращался на ночь и, вот, впервые не явился.

— Ну, вряд ли полиция так быстро заинтересуется его личностью. Расскажите о нем.

— Приятный мужчина, интересный собеседник, физически вполне крепкий, — поспешил ответить Андрей Ефимыч. — И если б не его параноидальные обострения! У нас он с прошлого года. Охрана у Смольного задержала. Был очень возбужден, говорил непотребные речи. Его поведение посчитали неадекватным и переправили к нам.

— А что за непотребные речи?

— Так в протоколе обозначили. В основном выдержки из публицистических стихов Пушкина, Лермонтова, Некрасова, — разъяснил доктор. — Левин раньше же преподавал русский язык и литературу в школе.

— Знаю, — кивнул детектив.

— Мало того, он полностью себя отождествил с Константином Левиным, героем романа Льва Толстого. В моей практике это часто встречающаяся форма шизофрении.

Фанаберия припомнил, что читал о толстовском Левине, о его «обостренном чувстве справедливости» и понятливо кивнул. Вот до чего русская литература доводит! Учитель словесности свихнулся от чтения книг, призывающих к милосердию и справедливости.

— Не скрою, — ворковал рядом Брагин, — я любил с ним беседовать и часто посещал шестую палату, где он лежал. Даже у меня иногда мелькала дикая мысль: а не переселиться ли к нему, чтобы чаще общаться.

Он заметно взволновался, и на его крутом лбу выступили бисеринки пота.

— Ну, почему же дикая, — опять успокоил Фанаберия. — Мысль вполне здравая: общение по интересам. А припомните, каким образом в последний раз проявилось обострение Левина?

— Он порывался ехать в Болгарию.

— Зачем? — удивился Фанаберия, тотчас припомнив из «досье» Худобы, что мальчика Костю еще в юном возрасте ловили на границе в Черновцах. И граф Толстой туда же, в Болгарию, собирался.

— Освобождать от турецкого ига братский болгарский народ. Хотя я убеждал его, что болгарский народ в этом вовсе не нуждается. Я исходил из текущей обстановки. Мой давний друг и коллега, психиатр Жеков, приглашал меня в Варну. И я вернулся шокированным. Увидел развалины заводов, нищету, раздавленную экономику. Так что, если нынче болгары нуждаются в освобождении, то лишь от ига Евросоюза. Да вы, наверно, сами заметили, что у нас сейчас не продают ни их замечательного перца, ни помидор…

— Свои впечатления Левину высказывали?

— Да, подробнее, чем вам, — у доктора трагически дрогнул голос и выпучились глаза. — Там у них известный журналист облил себя бензином и поджег. Представляете? На центральной площади. Объявил, что не хочет жить, когда его страна умирает.

— Понятно, — усмехнулся Фанаберия. — Вы своего пациента переориентировали с турок на Евросоюз… А Левин не рассказывал, что у него прадедушка там погиб?

— Упоминал, — Андрей Ефимыч вздохнул. — Ему очень хотелось разыскать его могилу… Так вы на полном серьезе считаете, что Константин в Болгарию подался?

— Вполне возможно.

— Ну, слава богу! А то у меня, знаете, уже закрадывалась мысль, что он утонул… Да-да, не удивляйтесь! Он в последнее время дайвингом стал интересоваться, приобрел акваланг и ласты. Вообще же он человек романтического склада. Однажды поделился со мной, что влюбился в Татьяну Ларину. И все бы ничего, но я-то сразу предположил: «Ужель та самая Татьяна?»

— Вы полагаете? — осторожно вставил Эразм Петрович.

— Ну да, из «Евгения Онегина», — подтвердил Брагин. — Знаете, занимаясь с больными, мне поневоле пришлось обратиться к великой русской литературе. И сейчас я подумываю над тем, чтобы написать статью о необходимости знания классической литературы для практикующего врача-психиатра.

«И для практикующего сыщика тоже», — мелькнуло у Фанаберии.

— Особенно это важно для нас, живущих в Петербурге. Вспомните «Медный всадник», «Портрет», «Белые ночи», — с горячностью продолжил доктор. — Не правда ли, фантастический, феерический город — в какой-то степени призрачный, возникший из ниоткуда и ни на чем.

«А по более поздней характеристике — бандитский», — добавил про себя Эразм Петрович.

— Что касается, Левина — каково, а? Я уже хотел его выписывать и тут на тебе — очередное обострение. Сообщил мне, что Анна Каренина под поезд бросилась. Оказывается, она и была его возлюбленной, то есть Татьяной Лариной. Дикая мешанина в голове! Не удивительно, что он и себя отождествил с одним из героев литературы.

«Хм, — с сомнением подумал Эразм Петрович, — а если я сообщу, что так и было, не сочтет ли он и меня за сумасшедшего?»

— А дальше — больше, — продолжал Андрей Ефимыч. — Знаете, почему Левин занялся подводным плаванием? Он по секрету мне выдал, что Анна Каренина, которая на самом деле является Татьяной Лариной, оставила ему наследство. Представляете? На дне Невы! И он его хочет найти. Боюсь, что он окончательно уйдет от нас с вами в свой вымышленный мир.

— А что искал, он нашел? — осторожно спросил сыщик.

— Э, батенька, да вы тоже внушаемы, — доктор ласково погрозил пальцем. — И вам не мешало бы пройти обследование. Хотите я вас определю в палату?

— Номер шесть? — поинтересовался Фанаберия.

— Ну, можно и туда. Место освободилось.

— Нет, я погожу… И, простите, еще один вопрос. Элементарный. У него деньги-то хоть на руках водились? Пешком же в Болгарию не отправишься. Далековато.

— Какие-то сбережения были… О, да! Вспомнил! В последнем разговоре он у меня допытывался: не знаю ли я в Питере, какого-нибудь честного, не связанного с мафией ювелира.

— И что вы ему ответили?

— Ничего не ответил. Велел лечащему врачу увеличить дозу инъекций.

— Спасибо. Мне очень было приятно с вами побеседовать, — расшаркался Фанаберия.

— А скажите… если полиция нас потревожит, что ей довести до сведения о нашем пациенте?

— Думаю, про его фантазии можно умолчать, — улыбнулся сыщик. — Это ведь чисто специфическое, относящееся к истории болезни, не так ли?

— И про Болгарию не упоминать?

— Пожалуй, не стоит. Пусть, если удастся, посетит могилу прадедушки.

«Всплывут, наверно, в скором времени Анюткины слезки, — подумал детектив, покидая клинику. — В каком-нибудь очередном уголовном деле. Или, быть может, на аукционе в Сотби».