Сережки Анны Карениной

17. Все дороги ведут в Тулу

Ранее утро, в станционном зальчике никого нет. До ближайшего поезда в Питер еще семь часов. Детектив прилег на жесткую лавку. Но не спалось. Что же теперь делать? Следы оборвались. Эразм Петрович вспомнил про Лутовкина и вытащил мобильник. Как и следовало ожидать, связи с Питером из этого захолустья не было. На дисплее не высвечивалась ни одна антенка.

В зальчик зашел сторож в универсальной пятнистой телогрейке и с сочувствием понаблюдал за приезжим.

— Поднимитесь по лестнице на чердак, — разрешил он. — Может, оттудова дозвонитесь.

Послушавшись совета, детектив поднялся по вертикальной лестнице, пролез в люк и спугнул стайку голубей. Действительно, пара антенок на дисплее появилась. Он набрал номер. Долго никто не отвечал и, наконец, услышал голос помощника, отвечавший спросонья с зевотой.

— А это вы, Эразм Петрович. Докладываю! Был еще раз с визитом у Карениных. Вы просили меня уточнить про лошадку, которую этот самый Левин подарил Сереже. Задание выполнил!

— Ну?

— Лошадка совсем не пони, — разъяснил Иван Сергеич. — А тульский пряник в виде лошади. И грива в шоколаде. Сережа сказал, что ему очень понравилась…

— Ну, и для чего ты мне рассказываешь? — с раздражением крикнул в трубку сыщик. Бессонная ночь сказывалась. Голова не работала.

— Так этот самый господин, оказывается, из Тульской области и приехал в Питер. Катя подтвердила. Даже припомнила, из какого он места. В разговоре с ней он не раз поминал про Ясную Поляну.

— Ну, ладно, спасибо и на этом.

Включилась расширенная оперативная память. Приходилось ему бывать в Туле. Выявлял местных коррупционеров, засевших в областном правительстве. По заказу другого коррупционера, засевшего в Москве. Тогда здорово помог тульский осведомитель, как его?.. Имя и отчество такие же, как у непрочитанного в школе графа Толстого. А фамилия являла собой полную противоположность.

Фанаберия полистал гроссбух, подсвечивая странички фонариком мобильника. Ага, вот он: «Лев Николаевич Худоба». Адрес, телефон. Еще раз обратиться к нему? Уж наверняка в его досье найдется что-нибудь и на современного Константина Левина. Но жив ли Худоба? Может, давно заказали стреноженные коррупционеры.

Черный голубь сел на плечо и сказал: «Каррр». Впрочем, то, наверно, был не голубь, а ручная ворона, улетевшая от хозяев. Сыщик отогнал обнаглевшую птицу и сделал еще один звонок. Отозвался знакомый голос, тихий и осторожный.

— Мне нужна информация о Константине Левине…

— Приезжайте! Не телефонный разговор, — ответ краткий, скорый и решительный.

Придется навестить Худобу. Все ниточки и цепочки оборвались, осталась одна — ведущая в Тулу. А оттуда, может, и в Ясную Поляну, придется заскочить. Окончательное решение принял, когда увидел в расписании, что электричку в сторону Москвы ждать недолго. Ну, а от столицы до Тулы рукой подать.

Подкралось утро. В зале ожидания — ни души. Только смолил «козью ножку» сторож, расстегнув телогрейку. Час отправления приближался. Но показалось, что станция выпала из времени, и поезда через нее давно не ходят. Фанаберия с беспокойством обратился к невозмутимому старику.

— Да вы не волновайтесь, — проинформировал тот. — Щас Агафья Андреевна подойдет и откроет кассу… Хотя может и опоздать.

— Это почему? — нервно спросил Фанаберия.

И сторож с сочувствием поведал, что она, бедняжка, от зари до зари вкалывает. Её мужик, бывший путевой обходчик, уволился с работы и взялся писать многосерийную эпопею о стрелочных переводах. На его участке их насчитывалась с дюжину, и он о каждой хочет. А почерк у него дюже неразборчивый. Так Агафья Андреевна его писанину расшифровывает и в «компютер» вводит. А он перечитывает, что вышло, и покрикивает: «Не мог я такой ерунды сочинить, ты сама придумала!»

Всезнающий сторож перезарядил «козью ножку» и заключил:

— А че не мог-то? Вполне на него похоже. Бутыль-то с малиновой бурдомагой всегда при ем — для вдохновения, — он затянулся, выпустил густую струю дыма. — И малину вить с кустов тоже Агафья Андреевна обирает.

Фанаберия в пол-уха слушал болтовню сердобольного сторожа, дожидаясь, когда же упомянутая женщина придет и откроет кассу. Подвезло, явилась!.. Но опять незадача. Агафья Андреевна ни в какую не хотела принимать доллары.

— Мне только рубли велено, — сказала она. — Да и кто их знает, что у вас за фантики, может фальшивые.

Опять же выручил старик: посоветовал обратиться к начальнику станции. «Франк Маратович с руками оторвет», — заверил он. И точно, появившийся начальник станции принял в своем кабинете, тщательно исследовал доллары и разменял по текущему курсу, содрав семь процентов за «кассовую операцию».

К обеду Фанаберия вышел на перрон Ленинградского вокзала, который из-за неразберихи, царящий в умах наших граждан, так и не переименовали в Петербуржский. Во второй половине дня добрался до Тулы. Сошел на автовокзале вместе со всеми, потоптался, разминая затекшие ноги. Слава богу, прибыл. Как и советует поговорка, не отягощенный ненужным здесь самоваром.

Без предварительного звонка посетил Худобу. Лев Николаевич впустил, разглядев гостя в дверной глазок. В комнате, освещаемой неярким светом настенного бра, подошел к окну, чуток сдвинул штору и внимательно посмотрел на улицу. Затем направился к столику и надел на голову наушники.

— Т-с-с, — приставил палец к губам. — Кажется, чисто. Я не настолько состоятельный, чтобы устанавливать на лестничной площадке и в других местах общего пользования видеокамеры, — пояснил он. — Однако микрофон все же наружу вынес.

— Так я по поводу чего… — начал гость.

Но хозяин жестом остановил и уничтожил мухобойкой замеченную муху. Затем взял с полки внушительных размеров лупу и стал разглядывать останки насекомого.

— Проверил, нет ли в ней электронной начинки, — опять доложил, удовлетворившись. — Продолжайте!

Фанаберия сообщил, что ему нужны сведения о Константине Левине, ранее проживающем в Туле или в Тульской области, предположительно в Ясной Поляне.

— Нет, он там не проживал, но отношение имеет, — поправил Худоба. — Как же-с, лично знаю, неоднократно пути-дорожки пересекались.

— Во сколько оцениваете информацию? — без обиняков спросил Фанаберия.

— Десять рублей за строчку.

— Ну, вы заломили, — с кривой улыбкой сказал сыщик. — Этому, как его, Акунину и то меньше платят.

Худоба пожал плечами.

— По трудам их каждый получит награду свою, — процитировал он. Судя по торжественному тону — из Священного Писания.

— Ну, хорошо, согласен.

— Отвернитесь, — попросил хозяин.

Фанаберия отвернулся. За его спиной раздалось негромкое жужжание, бутафорская стена расползлась, и за ней оказались полки, сплошь от пола до потолка уставленные папками — толстыми и тонкими, красными, синими, зелеными… все цвета радуги присутствовали. Худоба, приподнявшись на цыпочки, снял красную. «Ого! — сразу подумал сыщик. — Чтобы это означало? Преступник особо опасен?»

— Вот тут все о нем. Всего шесть тысяч сто пятьдесят строчек.

— Да у меня и денег с собой таких нет! — стушевался гость, в уме перемножив количество строчек на тариф и переведя в рубли.

— Ну, как знаете. А только уступать я не намерен.

— А можно мне расписку написать? — Эразм Петрович уже мысленно согласился и на эту дополнительную расстрату. Все-таки тридцать тысяч долларов светит.

Сговорились. Заполучил папку, открыл и полистал, удостоверившись — внутри не пустые странички. Его насторожило, что на титульном листе стояла другая фамилия, правда, зачеркнутая. И на первых страницах, опять же, речь шла о каком-то Степанчикове.

— А вы уверены, что вручаете то, что мне нужно?

— Оно самое, — без капли сомнения подтвердил Худоба. — Это — его настоящая фамилия.

— Сведения, приводимые вами, вполне достоверны?

— Спрашиваете, — усмехнулся Худоба. — Даже в ФСБ не брезгуют моей информацией. Сам Дмитрий Севастьяныч захаживает. Впрочем, вы с ним не знакомы, да и надобности вам нет. Здесь не только фактографические данные о Константине Левине, но и его психологический портрет.

Фанаберия вышел из подъезда обыкновенного девятиэтажного дома, с облегчением вздохнул: «Ну, хоть в Ясную Поляну не придется ехать». Впечатленный осторожностью Льва Николаевича, осмотрелся по сторонам. Но ничего подозрительного не заметил. Подростки пили крепкое пиво, передавая бутылку из рук в руки, и заедали перчеными сухариками. Голодный, беспризорный пес ловил носом запахи и глядел на них с укоризной, как бы желая сказать: «Что же вы, ребята, несъедобные вещи в пищу употребляете».