Сестра Груня

НА БОЛГАРСКОЙ ЗЕМЛЕ

Долга и длинна дорога из Петербурга в Болгарию. Проехали Москву и Тулу, скоро должен быть Орёл. У Груни сердце замирало от волнения, так памятно здесь всё ей. Ещё три месяца тому назад шла по этим местам пешком. Где-то поблизости село Воздвиженское. И сразу вспомнилась тётка Устинья. Как она там поживает, добрая душа?

В Орле поезд немного задержался. Груня с Верой вышли на платформу. Кругом множество народу. Станция загромождена военными поездами.

На запасном пути стоит товарный вагон. Около прохаживаются солдаты в серых шинелях с красными погонами и синими петлицами. Фуражки тоже с синими околышами. На поясе патронные сумки. Солдаты немного похожи друг на друга: светло-русые, сероглазые и синеглазые, с виду крепкие, может, орловские, а возможно, кто-то из Севска. Крепко засел в памяти у Груни этот старинный город.

Слышен гул паровозов, стук колёс, свист — всё в движенье, всё живёт военными заботами.

Наконец, тронулся и Грунин поезд. Снова замелькали теперь уже незнакомые места.

Как же велика Россия! Не скоро осталась граница позади. Потом — Румыния, и вот — долгожданная болгарская земля.

Величавый Дунай, высокие горы, широкие равнины, виноградники, диковинные фруктовые сады — всё поражает своей непривычностью. Тут же следы войны: сожжённые сёла и деревушки, разрушенные дома. Вот оно, какое лицо войны-пагубы! И охватывает щемящая жалость к людям, переживающим страшные бедствия, к земле-страдалице…

После долгих дней пути санитарный поезд, наконец, прибыл к месту назначения. Большой отряд врачей, сестёр милосердия и санитаров был распределён по разным военным госпиталям. Груню с Верой и старшей над ними сестрой милосердия направили в лазарет под Горным Дубняком, верстах в десяти от Плевны. Сам же Горный Дубняк находился в руках турок.

Сёстры милосердия выехали на санитарной повозке к месту своей службы. Их сопровождал ездовой Тимофеич. Уже немолодой солдат, лет сорока, коренастый, крепкий на вид, чуть прихрамывающий после недавнего ранения.

Лошади шли мерно, спокойно, Тимофеич не торопит их. Впереди вырисовываются высокие горы — Стара-Планина. Вокруг виноградники и фруктовые сады. Воздух напоён ароматом трав и зрелых плодов. И над всем — тёплое царственное солнце, не такое, как в туманном Петербурге.

— Хорошо-то как здесь! Благодать! — восхищённо воскликнула Вера.

— Добрая земля, — согласился Тимофеич, — тучная. — И спросил с нескрываемым нетерпением: — Ну, что там у нас нового, в России? Я уж, почитай, пять месяцев как из дому.

— Всё по-старому, — ответила Вера. — Осень пришла. Урожай, говорят, неплохой, как-то обошлось в этом году, не случилось нигде засухи. В газетах о войне много пишут, о подвигах наших солдат под Плевной и на Шипке. Мы так рвались в Болгарию.

— А я, честно сказать, по дому сильно тоскую. Семья у меня большая — сыновья, дочки, жена добрая, родители ещё здравствуют. Хочется всех повидать.

Всего ничего, может, с версту проехали вместе, а будто век знакомы друг с другом. Мягкий, спокойный взгляд Тимофеича вызывает доверие. И говорит он охотно, на все вопросы отвечает обстоятельно. Понимает, как не терпится только что прибывшим сёстрам узнать обо всём сразу. Для них здесь всё внове.

— А в бою страшно? — допытывается Вера.

— Разве нет? — ответил Тимофеич. — Да ведь двум смертям не бывать, одной не миновать. Чего таиться, хочется уцелеть. А что делать? Со мной так: вначале жуть берёт, потом себя забываешь, одно на уме — одолеть ворога. Я, видишь, до Плевны дошёл. Как раз тут под Плевной в двух крупных сраженьях участвовал, служил в 12-м пехотном полку у самого Скобелева.

— Скобелева? — переспросила Вера с почтением. — Про него легенды складывают, говорят, он необычайно храбрый человек.

— Истинная правда, — согласился Тимофеич. — Храбрости у него не отнимешь. Но что всего дороже нашему брату солдату, заботливый он, думает о нас.

— А какой он из себя? — расспрашивала Вера.

— Бравый такой, молодцеватый, — с удовольствием проговорил Тимофеич. — Годов за тридцать ему, не больше. Взгляд у него хороший. Посмотрит на тебя, в душу проникает. Турки зовут его по-ихнему, по-турецки, «Ак-Паша», по-нашему значит «генерал в белом».

Я его в первый раз видел на Дунае. Наша 14-я пехотная дивизия переправлялась на лодках на другой берег. И Скобелев с нами. Турки осыпали нас пулями со всех высот. Только к утру удалось закрепиться на другом берегу Дуная. Отступили турки, но бой не кончался. Наши стрелки засели в виноградниках и оттуда стреляли по неприятелю.

Тут я и увидел Скобелева. Идет по винограднику прямой, в белом кителе, пулям не кланяется. То к одному стрелку подойдёт, то к другому, скажет два-три слова, подбодрит и дальше следует. Всех обошёл, как простой ординарец, передал приказ генерала Драгомирова о наступлении. Храбрый человек, не прячется от опасности! Солдаты ему верят, в огонь и воду идут за ним. Он, видишь, как говорит? «Стрелять последними должны мы, а не противник». Сам всегда идёт первым, а уходит последним.

Вот он каков, Михаил Дмитриевич! — с гордостью проговорил Тимофеич и молодцевато подтянулся, будто почувствовал себя вновь в боевом строю, перед взором самого Скобелева. Славного «генерала в белом».