ПЕТРАНА

Лошади чуть замедлили ход и устало поднялись на пригорок, откуда открывалось большое кукурузное поле. Проехали его и очутились меж двух холмов, в маленьком посёлке. И сразу их санитарную повозку окружили местные жители. Они улыбались и что-то громко говорили. Оказалось, приглашают в гости. Да так настойчиво и сердечно, что нельзя было не откликнуться на приглашение.

— Давайте остановимся, — решила старшая сестра. — Ведь от всей души просят. Зачем обижать людей?

К Груне подбежала девочка лет девяти, протянула цветок и быстро сказала что-то.

— Детка, милая, как тебя зовут? — спросила она маленькую болгарку и погладила по голове.

Девочка взглянула на неё преданными глазами, силясь понять, и огорчённо произнесла:

— Не разбирам те, не разбирам, — и прижалась к ней.

Высокий седой старик наклонился к девочке и повторил ей по-болгарски Грунин вопрос:

— Как се назваш?

Девочка вся засветилась улыбкой и крикнула:

— Петрана! Огнянова Петрана! — Показала на старика: — Дядо Бойчо Огнянов. — И, уже совсем осмелев, сказала, подбежав к молодой женщине: — Мама. Димитрица.

— А меня Груня зовут, — сказала Груня.

— Груня! Груня! — нестройно повторили рядом.

Все кругом старались говорить как можно понятней: аккуратно подбирали слова, по многу раз толковали одно и то же. И Груня не заметила, как исчезли её подруги и ездовой Тимофеич.

— Где они? — растерянно оглядываясь, спросила она.

Ей показывали руками: там, мол, там. Она поняла, что их увели к себе домой соседи.

Петрана крепко взяла Груню за руку и настойчиво потянула к своему дому. Сама раскраснелась, глаза горят, тёмные волосы раскинулись по плечам красивыми локонами. «Какая пригожая», — залюбовалась девочкой Груня.

— Молим те, молим, — повторяла приглашение и мать Петраны.

— Много те молим! — просили её в дом все.

Она сразу поняла, чего хотят от неё. «Молим», конечно, значит «просим», а «те» — и в Матрёновке говорят так. И уже без перевода понятно слово «много». Петрана с гордым и счастливым видом повела гостью к дому. Красивый дворик, сад, в доме чистота. В углу рядом с иконами стояло небольших размеров знамя с золотым львом. Под такими знамёнами отряды болгарских повстанцев вели борьбу за освобождение от турецкого ига.

На столе в одно мгновение появились незнакомые Груне блюда: банница — слоёный пирог с брынзой, фаршированный перец, кукурузный хлеб, баклажанная икра. На закуску персики, дыня, сливы, виноград.

— Ешь, ешь, — угощают Груню все. И вперемежку с русскими словами — их немного знает дед Петраны — объясняют: — Хороший нынче урожай, давно не было такого.

— Добре́, добре́,— согласно подтверждают за столом. И вновь в один голос начали ей что-то втолковывать.

Рядом сидит Петрана, глаз не спускает с гостьи из России. Груня и сама не знает, отчего так, но вдруг она начала улавливать значение непонятных слов. Будто знала их раньше и забыла, а вот теперь вспомнила наконец.

— Разбираш ли ме? — допытывалась хозяйка, которая пыталась объяснить, как жилось им под властью турок.

— Разбирам, разбирам, — уверяла по-болгарски Груня. — Аз разбирам.

Оно и не сложно было разобрать. Скажут «турчин», и на лице ужас и ненависть, сразу понятно — про турок разговор. Скажут «русин», «рускиня», «дядо Ваньо» — и на лице улыбка. Как же этого не разобрать! А слово «аз» слышала ещё в Петергофском госпитале от Недялки — что значит «я».

«Сгинуло лихо? Сгинуло! Дядо Ваньо пришёл! Свобода!» — нужен ли здесь перевод? Только вслушивайся. Настраивайся сердцем и умом, чтобы услышать. И Груня трепетно вслушивается, впитывает смысл слов, их звучание и вознаграждается за это. Как старые знакомцы предстают перед ней болгарские слова, только в непривычной для них одежде. Даже странно, как можно было их не узнать с самого начала.

— Разбирам! Разбирам! — восклицает она, счастливая тем, что почти всё понимает. И как после встречи с учительницей из Севска, с тёткой Устиньей, Добрым человеком, подумала: «Господи, какие же хорошие люди! Век бы не расставалась с ними!»

А всех милее ей девочка Петрана. Ласковая и добрая, совсем как младшая сестрёнка Анюта. Но внешне такие непохожие: Анюта голубоглазая, беленькая, как ромашка, и спокойная, а Петрана быстрая, в глазах огоньки горят. Только улыбаются обе девочки одинаково ласково. Все цветы алые, все дети милые, и русские и болгарские.

Вынула своё драгоценное зеркальце, Егоров подарок, и отдала Петране. На долгую память.

Быстро пролетело время в гостях, пора в путь. И так позволили себе поблажку, почти час гостевали. Придётся нагонять время в дороге.

Опять у дома собрался народ. К Груне подошла старушка в чёрном платке и быстро что-то проговорила. Понятными были лишь слова: «Добре госпожице». Зато без слов всё было ясно, когда старушка погладила её по лицу и поцеловала в румяную щёку.

Подвода тронулась.

— Спасибо! Живите долго и счастливо! — громко крикнула на прощанье Вера.

Её слова подхватили мальчишки и, прыгая, повторяли на все лады:

— Живите долго и счастливо! Долго! Счастливо! — И бежали вслед до края посёлка, поднимая облака пыли.

Загрузка...