Сестра моя, жизнь

Мне кажется, я подберу слова,

Похожие на вашу первозданность.

А ошибусь, — мне это трын-трава,

Я все равно с ошибкой не расстанусь.

Я слышу мокрых кровель говорок,

Торцовых плит заглохшие эклоги.

Какой-то город, явный с первых строк,

Растет и отдается в каждом слоге.

Кругом весна, но за город нельзя.

Еще строга заказчица скупая.

Глаза шитьем за лампою слезя,

Горит заря, спины не разгибая.

Вдыхая дали ладожскую гладь,

Спешит к воде, смиряя сил упадок.

С таких гулянок ничего не взять.

Каналы пахнут затхлостью укладок.

По ним ныряет, как пустой орех,

Горячий ветер и колышет веки

Ветвей и звезд, и фонарей, и вех,

И с моста вдаль глядящей белошвейки.

Бывает глаз по-разному остер,

По-разному бывает образ точен.

Но самой страшной крепости раствор —

Ночная даль под взглядом белой ночи.

Таким я вижу облик ваш и взгляд.

Он мне внушен не тем столбом из соли,

Которым вы пять лет тому назад

Испуг оглядки к рифме прикололи[81].

Но, исходив из ваших первых книг,

Где крепли прозы пристальной крупицы,

Он и во всех, как искры проводник,

Событья былью заставляет биться.