Перед её лицом вздымалась стена, такая высокая, что пытаясь увидеть её край, она чуть не упала. Огромные камни были пригнаны так плотно, что надежды зацепиться не было, никакой, но она всё равно поставила лапу на шов, выпустила когти, убеждаясь в том, что и так знала — безнадёжно. Камни пахли древностью, сырой пылью склепов и молодым мхом, и немного мышами. Она закрыла глаза и с силой потёрлась о стену щекой — моё.
— Что ты с ней сделал, ирод? Я её только на ноги поставил! У тебя совесть есть? Хоть зачатки?
— Это король с ней сделал, я её оттуда вытащил.
Насмешливый голос Кайрис, шёпотом:
— Пойди помойся грязью, Вера, ага.
— Прибереги своё остроумие для других случаев, — голос министра обледенел, Кайрис шепнула совсем не так уверенно:
— Извини.
— Работай.
— Я не могу ей помочь, я уже говорила…
— Не можешь помочь — иди отсюда.
— Господин, — скрип двери, шаги, щелчок.
— Зря ты с ней так, — Док, шёпотом, — теперь будет дуться месяц.
— Как же я это переживу, страдать буду каждую минуту, — с сарказмом прошипел министр. — Ты чего ждёшь? Работай.
— Я влил ей силы, ей не помогает, Кайрис была права, она по-другому устроена. Я даже не могу диагноз поставить, из-за чего она упала, выглядит как истощение, я её подпитываю, а оно мимо льётся. Я не понимаю, что происходит. Может, снять с неё… эту штуку? Похоже, там опять что-то неправильно сделали.
— Сними.
Мир вспыхнул объёмом, Вера резко глубоко вдохнула, аж выгибаясь от кайфа, с закрытыми глазами понимая, что она опять на кровати министра Шена, рядом смущённый и виноватый до скулёжа Док, в углу кто-то сидит и боится, а на месте министра Шена тёмный сгусток щита, сквозь который ничего не видно.
Она улыбнулась и открыла глаза. Посмотрела на Дока, изучающего свои руки, на министра Шена, рассматривающего мятые бумаги в стиснутых пальцах.
«Гав-гав, доктор Павлов.»
— Тебе лучше? — проблеял Док, она молча села, ожидая, когда же он на неё посмотрит. Не дождалась. Министр скосил на него глаза и буркнул:
— Иди, — Док молча поклонился и ушёл, сгорбленный как черепаха. Министр посмотрел на кого-то в углу, взглядом указал ему на Веру, и вышел из комнаты.
К кровати подошёл Артур, сел на край, улыбнулся с бессовестно-виноватым видом:
— Неловко вышло. Некрасиво даже, наверное.
Она продолжала на него молча смотреть, он тоже смотрел как будто на неё, но при этом мимо.
— Мы пытаемся что-то придумать с твоей телепортацией…
«Дзынь.»
— …но видимо, что-то пошло не так. Это побочный эффект.
«Дзынь.»
— Кайрис запретила тебя телепортировать вообще, так что, если хочешь, я вызову карету и тебя отвезут в безопасное место.
— Бал закончился?
— Почти.
«Дзынь.»
Она посмотрела в окно — там была темень и серебристый свет фонарей.
— Я хочу танцевать.
Артур поднял на неё глаза с внезапно мелькнувшим уважением, развёл руками, улыбнулся и медленно кивнул:
— Моя госпожа знает толк в веселье. Иди наводи красоту, я буду ждать тебя в компании Тэда Мэда, — он кивнул в сторону книжного шкафа за стеной, и вышел из комнаты танцующей походкой, почти не прикидывался.
«Думай, Вера, думай. Рубен выглядел неплохим дядькой в нашу первую встречу. Любить деньги — не недостаток.»
Она пошла в ванную, вытерла потёкшую косметику и обновила пудру, через две минуты уже отрывала Артура от стихов. Он захлопнул книгу и встал с дивана, хотел что-то сказать, но его опередил министр, открывший дверь столовой, зло указал глазами на книгу и прошипел:
— Вежливее, Артур. Это раритет.
Артур изобразил шутливый ужас от своего поведения, поклонился книге, двумя руками поставил на полку, и протянул одну Вере:
— Моя госпожа изволит кутить до рассвета?
Вера открыла рот, чтобы ответить, но министр опять успел раньше:
— Госпожа носит мыслеслов, Артур, говори по-карнски.
— Я уже привык говорить с ней по-цыньянски, — улыбнулся Артур, поглаживая её руку.
— Твой цыньянский ужасен.
— А мои учителя говорили, что превосходен.
— Тогда почему ты каждый раз делаешь одну и ту же ошибку? — Какую? — Артур перестал улыбаться, Вера удивилась — его это действительно зацепило. Министр тоже заметил, довольно выровнялся и сообщил:
— Обращаться к женщине "моя госпожа" имеют право только личные слуги выше седьмого ранга и муж. Если ты не относишься ни к одной из этих категорий, то такое обращение значит, что ты хотел бы к ним относиться. На какое место ты метишь?
— Как знать, время покажет, — парень расслабился — похоже, он ждал ошибку посерьёзнее. Министр нехорошо улыбнулся:
— Если ты продолжишь делать эту ошибку, я тебе сам с удовольствием покажу.
Артур перестал улыбаться, его рука расслабилась, как будто если Верина случайно выскользнет, он особо не расстроится. Вера чуть улыбнулась и тоже отпустила его руку.
«И опять счёт "мир":"министр" в пользу министра.»
Артур внезапно удержал её ладонь и с долей вызова посмотрел на министра Шена:
— А вы в какую категорию метите? Я слышал это обращение и от вас, не единожды.
— Тебя это волнует? — поднял бровь министр.
— Я лично заинтересованное лицо, — нахально улыбнулся Артур, сжимая её руку сильнее.
— Заинтересуй своё лицо чем-нибудь другим.
— Судя по тому, что вы уходите от ответа, это вторая категория. А Веру вы в эти тонкости посвятили? — Артур игриво переводил взгляд с министра на Веру, министр постепенно закипал:
— Госпожа позволяла тебе называть её сокращённым именем?
— Я не помню, — беззаботно отмахнулся Артур.
— Значит, не позволяла. Веди себя прилично, или у твоего излишне заинтересованного лица появятся более насущные проблемы, чем мои личные планы.
Артур опять изобразил ужас от своего поведения, поклонился министру так же, как до этого книге, помахал ручкой и толкнул дверь, приглашая Веру следовать за собой. Она обернулась на пороге, поймав на секунду взгляд министра Шена, он замер и опустил глаза, но она успела увидеть в них такую бездну противоречий, что побоялась даже начинать разбираться. Посмотрела на довольного Артура, улыбнулась:
— С фига ли ты такой смелый?
Он махнул рукой:
— Шен психованный, но отходчивый. При тебе он мне ничего делать не будет, а потом успокоится и забьёт, потому что ничего серьёзного я не накосячил на самом деле, это болтовня, он забудет через пять минут.
— Да ты экстремал.
— Я маг, — задрал нос Артур, — я чётко ощущаю грань, чтобы балансировать, но не заступать, — он изобразил ладонью змею, Вера рассмеялась, он кивнул: — Да, хорошо быть менталистом. А Кайрис вроде тоже, но таких вещей не видит, у неё узкая специализация. А я — мастер на все руки, — он гордо выпятил грудь, опять заставив Веру рассмеяться, и смешил до самого танцевального зала, где их поймал Рональд, перекрыв лестницу толпой солдат.
— Стой, кто идёт! Книжку на проверку предъяви!
Вера с испуганным видом схватилась за книжку, Рональд рассмеялся и перестал придуриваться:
— Ну теперь-то у вас найдётся для меня свободный танец?
— Да, — она достала книжку и открыла четвёртую страницу: — А что это за танец?
— Тот, который тебе не нравится, после него, — подсказал Артур, — этот нормальный.
— Тогда да, — Вера подняла глаза на Рональда, он широким жестом отодвинул от неё Артура, обнял за плечи Веру, и страшными глазами посмотрел на окружающих:
— Не подходите, иначе я за себя не отвечаю.
Все рассмеялись и стали подшучивать в ответ, Артур вежливо улыбался, поймал Верин взгляд и показал жестом вращение трубочки, она кивнула и пошла туда, куда её потащил Рональд.
До танца было ещё много времени, так что он повёл её в сад, опять отдав китель, на этот раз они шли неспеша, и Вера успела осмотреться — здесь было много дам в форме, шутка про обращение к девушке по чину её кавалера была в моде, и раздавалась со всех сторон постоянно. На очередном повороте какой-то пьяненький парень вытянулся перед Верой в приветствии, и попытался гаркнуть что-то вроде "здра-жела", но Рональд его заткнул и отослал подальше. Посмотрел на Веру и шутливо поцокал языком:
— Надо вас произвести в чин, а то солдаты что-то слишком на вас облизываются. И форма вам идёт. Сочетание алого и чёрного — прямо ваше.
Она рассмеялась, изображая польщённое смущение, спросила, просто чтобы сменить тему:
— Расскажите мне, что было в театре после песни про луну?
— Да то же самое, ничего особенного — песни, танцы. А что случилось? Я видел, как вы ушли, и до конца представления не появились.
— Начала плохо себя чувствовать.
Он встревоженно заглянул ей в глаза — Отравили?
Она отвернулась, изображая смущение:
— Я не хочу об этом говорить.
— Не будем. Сейчас всё в порядке?
— Нормально. Ноги болят только, давно столько не ходила на каблуках.
— Давайте сядем? — он осмотрелся в поисках свободной лавочки, уверенно повёл её к беседке в тенистом закоулке, Вера с удовольствием села, откидываясь на спинку, осмотрелась и изобразила заговорщицу, шепча Рональду:
— Будет очень неприлично, если я сделаю так? — сняла босоножки и уложила ноги на лавку максимально изящно, спрятав под платьем. В такой позе быстро устанет поясница, но зато смотрится это — загляденье.
«Поза цыньянки с картины.»
Когда она это поняла, она уже так сидела, и пересаживаться было поздно.
«Да и зачем? Что-то себе доказать? Что я не пытаюсь копировать эротическую фантазию министра Шена? Но я и так знаю это, я же случайно так села, даже не думала о ней…»
Рональд наклонился и аккуратно взял в руки её босоножки, повертел, рассматривая со всех сторон, сказал:
— Какие интересные. Из вашего мира?
— Да.
— Вы выручите за них бешеные деньги, если умудритесь сегодня их продемонстрировать. Снимать обувь неприлично, вы совершенно правы, но перекрывать солдатами лестницу тоже, если честно, неприлично, а я делаю это постоянно. Если подать это с юмором, то общество легко прощает подобные шалости, вам простят, вот увидите. Найдите повод их снять и поставить повыше, чтобы увидело как можно больше людей, и я вам гарантирую — их цена взлетит в разы.
— Спасибо, я подумаю об этом, — улыбнулась Вера, Рональд оторвался от изучения камней на босоножках, хитро посмотрел на Веру и скорчил рожицу, шепча:
— Зачем я это сказал… Промолчал бы — купил бы их сам, а потом перепродал втридорога. Вот дубина.
Вера пыталась сдержать смех, Рональд изображал раскаяние, взялся двумя пальцами за каблук, округлил глаза:
— Как вы в этом ходите? Ещё и танцуете?
— С удовольствием, — рассмеялась Вера, он сделал хитрые глаза:
— Кстати, про танцы. У вас ещё остались свободные ближе к утру? И что за танец, о котором юноша говорил, что вы его не любите?
— "Попрыгунчик", я не хочу его танцевать, — она скорчила капризную рожицу и изобразила сидячее подпрыгивание, он рассмеялся:
— Название вы конечно выдумали… "Попрыгунчик", как вам это в голову пришло?
— Он какой-то детский.
— А мне нравится, — пожал плечами Рональд, посмотрел на её грудь, загадочно прищурил один глаз, — сейчас такая мода, что… хороший танец, в общем. Давайте тогда другой. Предпоследний, может быть? — Вера молча потянулась за книжкой, Рональд расцвёл, и тут же изобразил скромняжку: — Если у вас, конечно, не было других планов. Я не слишком наглею? Просто, понимаете… Я не люблю все эти намёки, хождения вокруг да около, всё такое прочее. Я солдат, Вера, я привык действовать. Ничего, что я вас так называю? Шеннон вас так называет постоянно, я подумал… Это будет… Почему я такой косноязычный, чёрт! — он хлопнул себя по лбу и отвернулся, тут же замер и прошептал: — И ругаюсь ещё, это вообще финиш. Всё. Я пропал.
Вера улыбалась и кусала губы, пытаясь сдержаться, теребила в руках книжку, опускала глаза и опять поднимала, Рональд смеялся и казнился, но больше напоказ, вздохнул и шутливо погрозил пальцем:
— Это всё вы, Вера. В вашем присутствии я глупею. Из-за этого, похоже, женщин и не пускают на корабли — они же тогда будут плавать куда попало!
Она смеялась, хоть и ощущала, что он не совсем искренен, он просто хочет ей понравиться. Не так надрывно и отчаянно, как министр Шен в своём дворце, а спокойно, почти по-деловому, он наводит связи, и у него большой опыт.
«Пора начинать ценить по-настоящему деловые отношения. Это, оказывается, приятно и безопасно, надо же.»
Рональд посмотрел на часы и встал:
— Пойдёмте, уже скоро танец. — Она встала и пошла за ним, поняла, что он ведёт её в другую сторону, он объяснил: — Пройдём через восточное крыло, покажу вам галерею, там много достойных полотен. Сюда временно перевезли то, что удалось спасти из старого дворца. — Рональд посмотрел на неё с каким-то странным сочувствием, тихо спросил: — Вы правда не пострадали при взрыве?
Она опустила глаза и улыбнулась:
— Я в порядке.
— Это хорошо. Взрыв был ужасный. Я думал, Шеннон вскроется по-цыньянски после такого провала, на него страшно смотреть было.
— Он не имеет права, — шутливо качнула головой Вера, — у него слишком много незаконченных дел.
— И то правда, — солидарно рассмеялся Рональд, и начал рассказывать о картинах, которые ей вот-вот покажет. Для них открыли двери в небольшой холл, выходящий на лестницу на второй этаж, Рональд свернул вправо и они медленно пошли по коридору с картинами на стенах, он рассказывал, Вера изображала восторг. На самом деле, полотна её не особенно впечатлили, до лучших работ её мира они не дотягивали ни по уровню исполнения, ни по сюжетам, или, может быть, Рональд просто не знал тонкостей и не мог объяснить как следует. Парадные портреты каких-то мужчин, чьих имён она не знала, а должности ей ни о чём не говорили, батальные полотна, смакующие ужас врагов и доблесть защитников, даты и географические названия, не находящие отклика в её памяти.
«Министр рассказал бы лучше.»
Ей хотелось избить себя за эту мысль.
У декоративной колонны с фонтаном они остановились, здесь скульптура была другая — пышнотелая кудрявая хохотушка закрывала лицо от брызг воды, которую лил на неё смешливый купидон с хвостом и рогами, сидящий на виноградной лозе. Девушка была вся мокрая, тонкое платье прилипло к телу, это выглядело эротичнее, чем если бы она была голой. Рональд указал на неё:
— Лейла, богиня любви.
— Карнская?
— Да. У ридийцев любая богиня — богиня любви. А у цыньянцев нет богини любви, там любви не существует.
Вера перевела на него недоверчивый взгляд, он усмехнулся и кивнул:
— Они только рассуждать горазды. Там есть богиня утешения, к которой ходят замужние, но ещё не беременные. Есть богиня материнства, она сосредоточена на производстве детей, больше ни на чём. Есть боги семьи, которые хранят детей, пока они не вступят в брак. А потом всё, опять по кругу — утешение, материнство, семья, утешение. Там девушек берут в дом как щенков, как только они научатся самостоятельно ходить и есть, потом оплодотворяют, как только они станут для этого пригодны, а это опасно, все нормальные врачи Карна уже об этом писали, сто лет назад, ранняя беременность увеличивает риски для матери. Цыньянцам плевать, если жена умрёт при родах, это будет облегчением, тогда можно будет следующую взять, породнившись со следующей влиятельной семьёй.
«Как же его зацепило. Вот только министру это говорить надо было, а не мне. Но министру, по ходу, страшновато такое в лицо отвечать.»
Вера молчала и смотрела на богиню, чтобы не смотреть на Рональда — боялась отвлечь. Он говорил как будто сам с собой, или с кем-то важным, кого здесь не было.
— Ничего они о любви не знают. У них стихи "о любви" — это описания природы, всяких цветов и рассветов, смакующие хрупкую недолговечность женской красоты. Конечно, она недолговечна — полюбоваться, оплодотворить и забыть. И это ещё не худший вариант, на самом деле, потому что если женщина выживет, она обречена всю жизнь терпеть отношение к себе как к вещи, муж будет ею распоряжаться, а она будет выполнять, и безвылазно сидеть дома, как на цепи, в то время как он будет вкушать недолговечную красоту других женщин, помоложе и посвежее. Дикари.
Рональд опустил глаза, как будто сам внезапно обнаружил себя высказавшимся, осторожно посмотрел на Веру, она обхватила двумя руками его руку, сделала суровое лицо и кивнула, шёпотом поддерживая:
— Дикари.
Он рассмеялся, с шутливым смущением прикрыл глаза рукой, выглянул из-под ладони и шепнул:
— Да что ж я творю, а? Вроде не пил ещё. Вы на меня странно влияете, вызываете, — он задумался, как будто ища слово, или пытаясь поймать ощущение, пощупал свою грудь, решился и кивнул: — Вызываете желание говорить правду! Возмутительно. Мы же во дворце, имейте совесть! Здесь так себя не ведут, ай-яй-яй, Вера.
Она смеялась, утыкаясь лбом в его плечо, он успокаивающе гладил её по спине, указал в сторону танцевального зала:
— Пойдёмте, уже звонок.
Они пошли в сторону музыки, он шутливо отчитывал её за правду, она смеялась, отбивалась и требовала прекратить, или она сейчас задохнётся. На них смотрели со всех сторон, ей уже стало наплевать — дразнить женщин надоело, а к раздевающим взглядам мужчин она привыкла и уговорила себя их игнорировать.
Начался танец, в центре закружился Артур с какой-то красоткой, они с Рональдом оказались близко к оркестру, там было очень громко и говорить почти не получалось, приходилось либо кричать, либо наклоняться ближе, либо общаться жестами и мимикой, они перепробовали всё, сойдясь на том, что лучше помолчат.
Рональд не особенно хорошо танцевал, а учитывая, что Вера сама танцевала этот танец впервые, у них получалось кое-как, они сбивались и смеялись, но всё равно остались довольны. Танец закончился, Вера изобразила свой реверанс, вызвав очередную вспышку внимания, Рональд взял её за руку и увёл в сторону безалкогольного бара, вокруг которого общались юные девушки, порхая от стайки к стайке. Вера открыла книжку и записала Рональда на предпоследнюю страницу, он вздохнул с облегчением:
— Ну наконец-то, прямо легче стало. Надеюсь, вас никто не похитит? — его взгляд с намёком указал на потолок, как будто там притаился среди скульптур кое-кто с акцентом и безграничной наглостью, она прищурила один глаз и замотала головой:
— Вряд ли. Но могут отвлечь. Ищите и найдёте. — Обязательно найду, — кивнул Рональд, наклонился к её руке, но одумался и выпрямился, улыбнулся с извиняющимся видом: — Забыл. Давайте я представлю вас дамам? Вы же не знакомы, — он подозвал пару подружек, за ними тут же подтянулись ещё, через минуту он оставил её в окружении десятка юных, шумных, перевозбуждённых и жадно поедающих её глазами девушек.
«Спасибо, Рональд, мо-ло-дец.»