Шах и мат

Глава XVII. Мистер Лонгклюз в Мортлейк-Холле

– Если мы с вами, мистер форейтор, дело не решим, больше уж вы меня сюда не заманите, – бросил Пол Дэвис. – Договариваться – так сейчас.

– А я про что? Это яснее ясного, – отвечал, оживляясь, всадник. Он снова дернул уздечку и привстал в седле, так что конь заплясал под ним. – Что еще скажете, мистер Дэвис?

– Допустим, я соглашусь; как скоро дело будет сделано? – уточнил Пол Дэвис после некоторого раздумья.

– Когда речь идет про интерес человека состоятельного, вроде мистера Лонгклюза, решается все на раз-два. Вот если стороны свободных денег не имеют, тогда дело тянется: пока то здесь выклянчат, там займут, одно продадут, другое в ломбард снесут. Ну а у нас-то клиент в денежках купается; ему только слово сказать – и он желаемое получает. Конечно, без брани да без угроз не обходится; он может и ногой притопнуть, и еще как-нибудь гнев свой проявить. Будь я, как ты в этом деле, лицом заинтересованным, да еще у полиции под подозрением, ну или будь у мистера Лонгклюза туз в рукаве, он бы, пожалуй, заартачился. А как я всего-навсего посредник, то с меня и взятки гладки. Он руку в карман запустит, монету вынет – вот и все, останется только бумаги подмахнуть. А теперь мне домой пора. Я уже продрог, так что давай решайся. Иди сам к Лонгклюзу, если хочешь, и погляди, что будет. В лучшем случае он за решетку тебя упечет лет на семь за вымогательство и шантаж, а в худшем – добьется, чтобы тебя вздернули за убийство француза. Ну что, согласен?

– Это снадобье не от моей хвори. Вот что я скажу: Лонгклюз у меня в руках. Бумага имеется, у надежного человека хранится; да и другие прочие доказательства тоже; про них Лонгклюз, поди, догадался. И почтенные особы расписались где надо. А уловки Лонгклюзовы мне известны. Он-то думает, что первым против меня выступил; ан нет! Если он дальше пойдет, тут-то я свои козыри и выложу в полиции, и тогда уже он подозреваемым будет.

– Твоя ставка, Дэвис? Учти, я на него страху нагоню, даром что он всегда начеку, потому – цель у меня такая – выжать из него как можно больше.

– Я согласен на две тысячи фунтов плюс билет до Канады или Нью-Йорка и дорожные расходы. Подпишу любую бумагу. И это я еще скромничаю.

– По-твоему, он настолько раскошелится? Я вот считаю, что ты с тем же успехом можешь требовать себе всю сумму госдолга.

– Как твое имя? – вновь, и не совсем к месту, спросил Дэвис.

– Мое имя в прошлый вторник из окошка выпало и разбилось. Но для тебя я буду Форейтор Том, если тебе непременно надо как-нибудь ко мне обращаться.

– Ну так вот, Том, я свою ставку назвал, – отчеканил Дэвис.

– Согласен на сделку – выдвини условия, – сказал Форейтор Том. – Мне, как я есть посредник, нужны полномочия насчет условий – которые я, значит, самыми выгодными для обеих сторон сочту. Иначе я и пальцем не шевельну.

Обсуждение продолжалось; имела место очередная волна увещеваний, всплывали новые детали. Когда наконец было достигнуто нечто вроде взаимопонимания, Форейтор Том произнес:

– Учти, Пол Дэвис: я сам за себя – никто меня не подослал и никто не ждет. А тебя я вообще в глаза не видел.

– Куда ты направляешься?

– В сторону луны, только малость поближе, – изрек таинственный Форейтор, указывая на багровый диск и кривя губы (впрочем, усмешку скрывала борода). В следующее мгновение он пришпорил коня и пустил его галопом, а еще через несколько секунд конь и всадник производили впечатление фигуры, вырезанной из картона, черной на красном фоне.

Пол Дэвис глядел вслед своему визави, прищурив левый глаз; сомнения терзали его. Прежде чем всадник успел слишком удалиться, луна угодила в плотное облако, и равнину вновь окутала тьма; непроглядная, она тотчас поглотила всадника. Проницательный бывший сыщик, который за время переговоров изучил каждую деталь одежды, каждую пуговицу так называемого Форейтора Тома и каждое пятно на шкуре его коня (последнего он опознал бы даже на ярмарке в Йорке), уже не мог видеть, куда именно направляется Форейтор. Он из мрака явился – и во мраке исчез.

А сейчас пора взглянуть, как прошел дружеский ужин, который устроил сэр Реджинальд всего двумя днями позднее и менее чем в десяти милях от места полуночной встречи. К удовольствию сэра Реджинальда, никого из гостей не пришлось особенно уговаривать, никто не стал причиной разочарования.

Осмелюсь заметить, что леди Мэй (туалет которой своей изысканностью не соответствовал поводу) скучала, ибо не обнаружила в Мортлейк-Холле персоны, чье лицо озаряло для нее любой дом. Как нам известно, Ричард Арден и его отец не сумели уладить давний конфликт – вот почему не оправдались надежды леди Мэй и вот почему пропали втуне ее старания.

В богато убранную гостиную леди Мэй вошла вместе с Элис. Ее внимание сразу привлек джентльмен высокого роста и прекрасной наружности, который у дальнего камина говорил с сэром Реджинальдом. На вид этому джентльмену было лет шестьдесят, возможно, чуть больше; он стоял, в то время как сэр Реджинальд сидел в кресле; одна его нога была обута в домашнюю туфлю. Погода выдалась скверная (лил дождь), и поэтому в камине тлели поленья. Что до высокого джентльмена с белоснежными, будто шелковыми волосами, с лицом добрым, честным, задумчивым и не без налета грусти, в нем леди Мэй живо узнала Дэвида Ардена, которого в последний раз видела, когда кудри его имели каштановый цвет, а лицо выражало жизнерадостность, характерную для юноши.

Сэр Реджинальд поднялся (это стоило ему болезненных усилий) и по ковру прохромал навстречу леди Мэй, подергивая плечами и с улыбкой указывая на свою домашнюю туфлю, извинительную при больной ноге.

– Как мило с ее стороны было приехать, не правда ли? – произнесла Элис.

– Больше чем мило! – подтвердил сэр Реджинальд, растягивая в улыбке свои тонкие, словно пергаментные, губы, подавая руку леди Мэй и ведя ее к креслу. – Она посетила больного и увечного в жилище его, что есть акт сострадания; не говоря уж об удовольствии принимать ее – одном из немногих, кои остались несчастному. – Иссохшей свободной рукой сэр Реджинальд погладил пухлые пальчики леди Мэй и продолжал: – Это мой брат Дэвид. Он почти не сомневался, что вы его не узнаете, леди Мэй.

– Именно так. При нашей прошлой встрече леди Мэй была почти дитя, а последнее десятилетие оставило свои следы, – изрек Дэвид Арден с легкой усмешкой.

Леди Мэй, которая вздрогнула и собралась уже сконфузиться, когда баронет коснулся деликатной темы быстротечного времени, мысленно выдохнула и так же мысленно поблагодарила Дэвида Ардена за столь ловкий словесный маневр.

– Не будем говорить о годах и переменах. Я узнала вас тотчас же, мистер Арден, – молвила леди Мэй. – А вы, сэр Реджинальд, только-только из Виши? Долго ли пробудете в Мортлейк-Холле?

– Нет, совсем недолго; моя бедная стопа вынуждает меня к вечному движению; парадоксально, но факт. Насчет поездки в Бакстон уже все решено. Я проведу там неделю, может, немного больше, а затем, ради смены климата, отправлюсь в Йоркшир.

Едва войдя в гостиную, Элис увидела прехорошенькое личико – оригинал восхитительного портрета, что стоял у нее перед глазами во время поездки в Твайфорд; услышала Элис и щебетанье, производимое голоском поистине серебряным. На диване устроилась Грейс Мобрей; мистер Лонгклюз облокотился о диванную спинку с одной стороны от прелестницы, Вивиан Дарнли (как показалось Элис, чем-то воодушевленный) стоял прямо перед нею – и смеялся. Элис Арден быстрым шагом прошла к дивану, чтобы отдать долг хозяйки. Тяжелое предчувствие охватило ее, непривычная боль сдавила сердце, когда она заметила, как расцвела Грейс Мобрей с их прошлой встречи. Лучась улыбкой и простерши руки, Элис поздоровалась с мисс Мобрей, расцеловала ее и после нескольких дежурных фраз уселась на диван. Далее она осведомилась у мистера Лонгклюза, как идут его дела, и лишь затем обратилась к Вивиану Дарнли, но почти сразу возобновила подобающий случаю любезный диалог с той, которая отныне считалась ее родственницей, даром что форма родства была Элис неизвестна.

Барышни казались настолько поглощенными друг дружкой, что джентльменам, после некоторого ожидания, волей-неволей пришлось завести собственный разговор и переместиться от дивана к окну. Они обсуждали собак и лошадей, причем мистер Лонгклюз быстрыми темпами втирался в доверие к Вивиану Дарнли.

– Когда мы вновь сойдемся после ужина, вы должны будете сообщить мне, кто эти люди, – пропела Грейс Мобрей, которая редко обдумывала свои слова. – Фамилия молодого джентльмена – Вивиан, не так ли?

– Нет, его фамилия Дарнли, – шепотом отвечала Элис. – Вивиан – это его имя.

– И имя, и фамилия очень романтичны[33], и сам мистер Дарнли большой романтик, если хотя бы в половине случаев говорит то, что думает, – рассмеялась Грейс Мобрей.

«Что он ей говорил?» – встревожилась Элис, быстро сообразив, что практически любую тему можно подать в романтическом ключе.

– А другой джентльмен? – спросила мисс Мобрей.

– Это мистер Лонгклюз.

– Он умен, – заметила Грейс Мобрей с суровой убежденностью, которую Элис нашла забавной.

– Вы так считаете? Я согласна; во всяком случае, мистер Лонгклюз умеет быть интересным. Он объехал полмира, и он очень недурной рассказчик.

На этой фразе Вивиан Дарнли вдруг обернулся к барышням и произнес:

– А давайте уговорим леди Мэй устроить увеселительную поездку в Дерби; я как раз толковал об этом мистеру Лонгклюзу.

– Я готов предоставить экипаж, – добавил мистер Лонгклюз.

– И притом с превосходными лошадьми – я их видел, – подхватил Дарнли.

– Ничто не принесет мне большего удовольствия, – молвила Элис. – Я никогда не бывала на скачках. Что скажете, Грейс? Отпустит вас дядюшка Дэвид?

– Постараюсь, чтобы отпустил, – пропела мисс Мобрей.

– Только подступать к леди Мэй нужно всем вместе, – сказала Элис. – Леди Мэй такая душка, она против нас не устоит.

– Давайте прямо сейчас и начнем, – предложил Дарнли.

– Не лучше ли дождаться, когда она будет в нашем полном распоряжении? Ведь неизвестно, что скажут ваш батюшка и ваш дядюшка, – остерегла Грейс Мобрей, обращаясь к Элис. – По-моему, они ничего не должны знать, пока мы не склоним на нашу сторону леди Мэй. Тогда им останется только смириться.

– Грейс права, – улыбнулась Элис.

– Мудрый совет! – воскликнул мистер Лонгклюз, тоже улыбаясь. – И у нас полно времени, чтобы выбрать подходящую минуту. До скачек целых десять дней.

– О, за десять дней можно сделать что угодно, – сказала Грейс. – Хотя и жаль, что ожидание будет таким долгим.

– Верно, за десять дней можно многое сделать; да и случиться может многое, – подхватил Лонгклюз, опуская глаза. – Очень, очень многое может случиться.

Изрекая эту банальность (что было совсем не в его духе), мистер Лонгклюз как будто поймал на себе быстрый и пытливый взгляд Элис Арден.

– В нашем бурном мире не осталось места спокойствию, мисс Арден; теперь всякий, что бы сам он ни делал, норовит и ближнему навязать мысль о необходимости действий, – сказал мистер Лонгклюз. – По-моему, часто величайшие перемены в жизни предугадываются теми, кто их приносит как бы невзначай.

Тут объявили, что кушать подано, и небольшое общество направилось в столовую, где соседями мисс Арден по столу оказались мистер Лонгклюз и дядюшка Дэвид.