Шахидка с голубыми глазами

Глава 20 ОВЕЧКА ИЛИ НЕ ОВЕЧКА?

На попутках, с двумя пересадками, я возвращался в Мадрид, готовясь к серьезной взбучке. Когда я высадился у клуба, то сразу увидел своего патрона. Вид профессора красноречиво говорил том, что у него было на душе. Широко расставив ноги и сунув руки в карманы, он смотрел на меня, чуть наклонив вперед голову, словно собирался прибить ударом своего прекрасного лба.

– Ну?! – зарокотал он, как только я подошел к нему. – Я жду объяснений, Кирилл!!

Я сразу вспомнил свое босоногое детство, когда дед ругал меня за потоптанную картофельную ботву, сжимая в руке вожжи. Сейчас я испытывал нечто отдаленно похожее на тот почти забытый стыд и страх, но в стократ уменьшенной и сглаженной форме, как если бы я играл в пейнтбол и сравнивал его с настоящей войной. Мне даже стало весело, и я невольно улыбнулся.

– Ничего смешного! – Профессор едва не срывался на крик. – Я битый час жду тебя здесь! За это время со мной могло случиться что угодно! Здесь болтаются какие-то подозрительные личности с отвратительными рожами…

Он ждал, что я начну перебивать, оправдываться, спорить, а я молчал, и он сам вынужден был заполнять тишину.

– Я штрафую тебя на тысячу долларов, – размахивая пальцем с перстнем, вынес приговор профессор.

– Ради того, что я узнал, и две тысячи потерять не жалко, – сказал я.

Он нервно пожевал губы, но не выдержал моего взгляда и отвернулся. Демонстрируя недовольство всем своим видом, направился к «Уно». Я сел за руль и съехал на мостовую.

– Я не спрашиваю, где ты был, – первым нарушил молчание профессор, протирая запотевшее стекло. – Мне все известно. И в связи с этим я хочу напомнить тебе, для какой цели я взял тебя с собой.

Он выразительно посмотрел на меня, но я в этот момент был занят обгоном фургона и не смог принять этот взгляд. Профессор отвернулся.

– Ты был мне нужен как телохранитель. И не более того! Твои способности в области криминального сыска интересуют меня в той же степени, как твои увлечения рыбалкой, филателией или вязанием крючком. Сыск – это всего лишь твое хобби, и на то время, пока ты работаешь моим телохранителем, это хобби должно быть забыто.

– Чего вы добились, упрятав ее в горы? – спросил я, выезжая на площадь Пуэрта-дель-Сол с тремя колоссальными статуями посредине.

– Я хотел тебя спасти, – надрывно произнес профессор, прижимая руки к груди. – Спасти от тяжелого стыда и болезненного разочарования. Эта наглая и продажная девка вовсе не та, за кого себя выдает.

– А кто же она?

Профессор помолчал, теребя пояс плаща. По его виду можно было сказать, что он собирается сказать мне что-то крайне неприятное.

– Хорошо, – наконец решился он. – Я буду с тобой откровенен. Мои скромные способности к дедукции привели меня к неожиданному выводу. Твоя ненаглядная Яна…

– Ненаглядкина, – поправил я.

– …вовсе не благородная овечка, какой она тебе представляется. И она вовсе не пыталась отвести от меня беду. А знаешь почему?

– Не знаю.

– Потому что покушение на меня она же сама придумала! – вдруг возбужденно воскликнул профессор. – Она организовала инсценировку, понимаешь? И сделала это для того, чтобы выудить у меня деньги!

У меня даже мурашки по спине побежали от столь смелого и неожиданного вывода. Эка хватил профессор!

– Хорошенькая инсценировка! – усмехнулся я. – Мне кажется, что у человека, забравшегося к вам во двор, были самые серьезные намерения разделаться с вами. Вам крупно повезло, что вы остались живы!

– Повезло? Ты уверен? А мне думается, что он никого не собирался убивать. Попугать – да, но не убивать! К сожалению, я об этом не знал и был вынужден принять меры необходимой самообороны.

Я покосился на профессора, пытаясь понять по его лицу, насколько он убежден в том, что говорит… Слева от нас утопал в зелени музей Серральбо. Я сбавил скорость и невольно залюбовался им.

– Хорошо, – произнес я. – Предположим, Яна со своими дружками инсценировала покушение на вас. Но при чем здесь я? За что я страдаю? В отличие от вас я не миллионер, у меня нет больших денег!

– А ты нужен для убедительности. Чтобы шокировать меня масштабами угрозы – вот, дескать, даже частного детектива, который пытается мне помочь, пытаются убить. Твоя ненаглядная Яна делала все, чтобы я сам пожелал откупиться от нее… Чего ты качаешь головой? Ты не согласен?

– Если бы вы знали, как я хочу с вами согласиться! – ответил я и, склонив голову, посмотрел на роскошную испанку, стоящую на краю тротуара под кроваво-красным зонтиком. – Но не могу. Ибо ваши способности к дедукции оказались более чем скромными.

– А ты наглец, – заметил профессор, как мне показалось, с некоторым удовольствием, как если бы открыл во мне какое-то неожиданное качество.

– Это вам только так кажется, – возразил я. – Просто я поставил себя на место организатора этой инсценировки и подумал…

Фургон с рекламой пиццы на борту промчался мимо «Уно» и забрызгал ветровое стекло желтой водой. Я включил «дворники».

– Что? – нетерпеливо спросил профессор. – Что ты подумал?

– Что гораздо проще было прижать вас где-нибудь в темном парке рядом с вашим особняком, да сдавить вам горло, чтобы у вас перед глазами поплыли зеленые круги, да еще заломить вам руку, чтобы вы взвыли от боли. И тогда вы побежали бы за деньгами вприпрыжку! Почему преступники до сих пор не выдвинули никаких требований? Чего они тянут? Ждут, когда вы полетите в Америку выступить перед индейцами, обожающими стихи Пушкина? Или к эфиопам на театральную премьеру «Гамлета»? Злодеи будут гоняться за вами по всей планете и ждать, когда вы расшифруете их призрачные намеки?

Профессор добродушно рассмеялся.

– Все правильно, – сказал он, вытирая уголки глаз ребром ладони. – Все правильно ты говоришь. Твоя Яна не отличается ярким умом. То, что тебе кажется нелогичным и даже странным, для нее вершина криминального изящества. Эта игра доставляет ей удовольствие. Она испытывает настоящий восторг, когда представляет меня запуганным, загнанным в угол старикашкой.

– Откуда вы знаете, что это доставляет ей удовольствие?

Профессор взглянул на меня с недоумением.

– А как же! Как же, юноша! Она долгое время была моей соседкой! Мучительно долго, если тебя интересует, какие чувства отложились в моей душе от этого соседства. Правда, сначала Яна молилась на меня, восторгалась моими стихами. Ее распирало от чувства гордости, что она живет по соседству с самим Лембитом Веллсом, на чьих стихотворениях бурно расцвела вся местная попса. Видел бы ты, какими глазами она смотрела на меня! – Профессор громко высморкался в платок. – Но вдруг Яну как подменили. Она осмелела, стала захаживать в гости – слишком часто, чем следовало бы делать воспитанной девушке… Представь себе, как необразованная, дурно воспитанная провинциалка спорит со мной, учит меня жизни, пытается подшучивать.

На какое-то мгновение я словно забыл, о ком он говорит, потому как при всем своем богатом воображении не мог представить, чтобы тихая, полупрозрачная, бесплотная, как тень, девушка учила жизни сей лингвистический паровоз по имени Лембит Веллс.

– Может, она всего лишь мягко высказывала свою точку зрения? – предположил я.

– Мягко?! – возмутился профессор. – Да она откровенно дерзила мне! Этому убогому существу казалось, что она станет мне ровней, что возвысится над своими сверстниками, если осмелится сказать мне какую-нибудь гадость… Однажды дело дошло до того, что я выставил ее за дверь – уж больно она распоясалась… – Глаза профессора сверкнули. Он попытался взглянуть на меня украдкой, но не получилось; мы посмотрели друг на друга, и он отвел глаза. – Я понимаю, Кирилл, что тебе не совсем приятно это слушать…

– Ничего, ничего, продолжайте, – позволил я, сворачивая под указатель на Дворец Веласкеса.

Профессор оживился, получив карт-бланш. Теперь он будет беспощаден.

– Это парк Ретиро, – отвлекся он, тыкая пальцем в запотевшее стекло. – Его разбили в семнадцатом веке специально для королевских особ. Если Яна не испоганила твою душу окончательно и осталось место для прекрасного, то обязательно сходи в Стеклянный дворец…

– Вы остановились на том, что однажды выставили ее из своей квартиры, – напомнил я.

– Да! Выставил! Но этим наше милое соседство не закончилось. Ее квартира превратилась в притон. Каждую ночь оттуда доносились громкая музыка, вопли, хохот и топот. Мне приходилось затыкать уши ватой, чтобы уснуть. Кюлли пила валокордин и валерьянку. К Яне круглые сутки ходили какие-то мерзкие личности. Мне кажется, что в ее квартире собирались самые безнравственные личности Побережья.

Профессор покосился на меня. Ему очень хотелось, чтобы эти слова впечатлили и даже шокировали меня. По идее, это должно было случиться. Откровения профессора по всем законам логики должны были ранить меня, как ножом. И мне следовало покраснеть, беспомощно возразить, что-де быть такого не может, остановить машину, начать бесноваться, ругаться, бить кулаками по рулю. Но, повторюсь, я не мог воткнуть в нарисованную профессором картину образ Яны и потому соотносил все сказанное с некой неизвестной и потому малоинтересной мне девушкой.

– Не обижайся на мою прямоту, Кирилл, – продолжил профессор и, полагая, что я нуждаюсь в сочувствии, по-отечески похлопал меня по плечу. – Я вовсе не хотел умалить твоих достоинств, но твой сыск зашел в тупик потому, что ты совсем не знаешь Яну. Ты искал центр зла среди сотрудников и членов клуба. А он оказался в душе девицы, которая видится тебе милой и доброй… Послушай меня, старого воробья: не ищи ты с ней встречи, выкинь ее из головы, не позорься!

– Вы ее боитесь? – спросил я.

– Что ты! – воскликнул профессор и замахал руками. – Она беспокоит меня в той же степени, что и мелкая злая собачонка, которая норовит укусить. Но все-таки я вынужден был вывезти эту забияку на задворки, как поступали в старой России с проститутками. Она попалась на крючок, когда мой водитель предложил ей дешевое жилье в Мадриде. Он увез ее на перевал, в глухую деревню. До тех пор, пока мы отсюда не улетим, за ней будет присматривать надежный парень. А потом пусть Яночка кусает локти от злости и зарабатывает на обратный билет своим ремеслом… Ну как, я хоть немного тебя убедил?

– Вы раздразнили мое любопытство, – признался я. – Теперь я просто обязан встретиться с такой одиозной личностью.

Профессор в сердцах сплюнул и всплеснул руками.

– Дурак ты, Кирилл! Ду-рак!

– У вас есть какая-нибудь кличка? – неожиданно спросил я.

– Что?!

– Как студенты между собой называют вас?

Профессор покачал головой и отвернулся к затуманенному стеклу. Я сам не понял, с чего это на меня нашло. Но нестерпимо, до зубной боли, захотелось сказать профессору какую-то гадость. Будь я его соседом, то, в самом деле, не удержался бы от соблазна глубокой ночью врубить на полную мощь музыку, чтобы досадить этому алчному брюзге.

Всю оставшуюся дорогу профессор не разговаривал со мной и всем своим видом демонстрировал глубочайшее разочарование во мне. Его бархатистый голос я снова услышал лишь тогда, когда мы подъехали к дому. Я хотел поставить машину на охраняемую стоянку, но профессор презрительно проворчал, что в этих краях отродясь не угоняли машины, а на такую старую рухлядь тем более никто не позарится.

– Брось ее у дома хозяина гостиницы, если беспокоишься, – посоветовал он.

Как говорится, баба с возу – кобыле легче. Я сделал так, как сказал профессор. Он за все платил, следовательно, он и заказывал музыку.

Мы разошлись по своим комнатам, даже не пожелав друг другу спокойной ночи.