Шахидка с голубыми глазами

Глава 27 ПИСЬМО

Я трясся в такси, не ориентируясь ни во времени, ни в пространстве, погруженный в тягостное чувство бесконечной тоски, и думал только о том, как мне пережить разлуку с Яной до завтрашнего дня. Водитель поглядывал на меня в зеркало заднего вида, и в его сливовых глазах, наполовину скрытых лохматыми седыми бровями, была теплая грусть и добрая зависть.

Когда мы спустились с гор, вдруг весело и озорно запищал мой мобильный телефон. Я схватил его и прижал к уху в полной уверенности, что это звонит Яна – спросить, как я добрался, да пожелать спокойной ночи. Но, к моему величайшему разочарованию, я услышал мужской голос, причем говорил он по-испански:

– Это беспокоят вас из фирмы по аренде автомобилей. Извините, что так поздно, но мы не могли к вам дозвониться, вы находились вне зоны досягаемости…

Я слушал невнимательно, мое сознание время от времени переключалось на образ Яны, в результате я не совсем хорошо понял, что от меня хотят арендаторы. Кажется, у них появились какие-то претензии ко мне за разбитый «Уно». Менеджер, говоривший со мной, заверял, что все системы автомобиля были в полной исправности, а отказ тормозов произошел из-за того, что я зачем-то залил в патрубки сахарный сироп, который от высокой температуры постепенно застывал и наконец превратился в один сплошной длинный леденец. Несколько раз я хотел оборвать связь, поскольку это явно была чья-то глупая шутка или розыгрыш, но менеджер грозился подать на меня в суд, если я откажусь оплатить ремонт.

– Позвоните мне завтра, – устало произнес я в трубку. – Сейчас я ничего не понимаю…

Таксист довез меня до самого дома, пожелал всех благ и поехал вперед, потому как развернуться на нашей улочке было невозможно. Я поднимался по лестнице, чувствуя усталость и опустошение. Дом казался мне холодным, пустым и неуютным. Шершавые перила, скрип ступеней и запах остывшей жаровни вдруг стали раздражать. Я прошел мимо двери профессорской комнаты, из-под которой выбивался тусклый свет. Наверное, профессор еще не спал, читал или смотрел телевизор. «Завтра утром я заколочу эту дверь гвоздями! – со злой решимостью подумал я, поднимаясь к себе. – И пусть профессор сидит там до самого вечера».

В своей комнате я не стал зажигать свет. Я словно хотел обмануть себя и представить, что я по-прежнему нахожусь в той маленькой комнатке, в которую через распахнутые окна врывается терпкий запах весенней грозы. Лег, не раздеваясь, поверх одеяла, и уставился в потолок. Я думал про Яну, вспоминал ее лицо, ее слова…

В дверь постучали. Наверняка профессор намерился снова отчитать меня за то, что я ездил к Яне, опять станет придумывать гадкие сказки и стращать меня тяжелыми последствиями… Не хочу его видеть! И голоса его слышать не хочу. Пусть думает, что я крепко сплю.

Стук повторился – более громко и настойчиво. Я продолжал лежать не шевелясь. И тут из замочной скважины донесся незнакомый приглушенный голос на испанском:

– Пожалуйста, откройте! У меня для вас письмо.

Мне? Письмо? Я тотчас вскочил с кровати, зажег свет и открыл дверь. На пороге, щурясь и прикрывая глаза ладонью, стоял водитель такси.

– Я забыл вам передать, – сказал он, избегая смотреть на меня, будто я был горящей лампочкой, и протянул мне сложенный в несколько раз лист бумаги. – Ваша девушка просила вручить вам это, когда вы подъедете к дому.

Письмо от Яны? Я выхватил у водителя бумагу и торопливо развернул ее с предчувствием какого-то особо значимого события. Здесь, именно здесь будет изложена та правда, которую я так мучительно и долго искал!

Водитель тотчас повернулся и, что-то бормоча, стал спускаться вниз.

– Эй! – позвал я. – Подождите! А когда она передала вам это?

– Сразу, как я подъехал к ее дому, – отозвался снизу водитель.

«Как водитель зашел сюда? – думал я, глядя на ровные, старательно прописанные буквы, но не понимая смысла слов. – Наверное, я забыл запереть дверь…»

Я вернулся в комнату, сел за стол, придвинулся ближе к свету. Записка дрожала в моей руке. «Кирилл! Я должна сказать тебе что-то очень важное. Пожалуйста, встреть меня на третьей платформе станции Аточа завтра, в семь тридцать утра. Я подъеду электричкой, буду в шестом вагоне от головы поезда. Яна».

Я перечитал записку еще и еще раз. Почему Яна сама не попросила меня об этом? Зачем нужно было передавать записку водителю, да еще просить вручить ее мне только по прибытии домой? Да о чем я думаю! Надо немедленно заказать такси на пять часов утра! Жаль, мой таксист ушел, можно было бы попросить его…

А осталось до утра – всего ничего! Я был встревожен, но и радость переполняла меня. Время ожидания встречи с Яной сократилось всего до нескольких ночных часов. Совсем скоро мы увидимся. Я уже рисовал в своем воображении переполненный перрон, толпу людей, плывущую мне навстречу, и как в ней теплым огнем светится малиновое пальто…

Сонливость как ветром сдуло. Сердце колотилось в моей груди, требуя решительных действий, но, увы, мне было суждено томиться в ожидании утра. Вдобавок, я был серьезно озадачен. Моя ненаглядная от любви совсем потеряла голову и запуталась в своих просьбах: то она слезно умоляла, чтобы я все утро охранял профессора, не позволяя ему выйти из дома, то просила, чтобы к половине восьмого подъехал на станцию электрички.

Я бережно сложил записку, сунул ее в карман и вышел из комнаты. Спустившись на второй этаж, я постучался к профессору.

– Да-да, заходи! – тотчас раздался голос моего патрона.

Профессор, как я и думал, лежал в постели и при свете бра просматривал испанскую «El Mundo».

– Какие у вас планы на завтра? – спросил я, переступив порог.

– Никаких! – ответил профессор, перелистывая страницу. Он пребывал в хорошем настроении, демонстрируя неожиданную раскрепощенность и расслабленность, какую можно наблюдать у делового человека, уставшего от работы и вдруг решившего махнуть в отпуск. – Мне все надело. Наша русская красавица никого не заинтересовала, так пусть им будет хуже, этим пресыщенным испанцам! Завтра я отдыхаю. Буду валяться в постели до обеда, а потом схожу в кабачок и закажу астурийскую фабаду… – Профессор кинул газету на пол, снял очки и весело посмотрел на меня. – Ты знаешь, юноша, что такое астурийская фабада? Это томленая белая фасоль с салом и множеством различных колбасок. Язык проглотить можно… А что? У тебя есть какие-нибудь предложения?

– Нет, никаких, – ответил я и вышел из комнаты. «Ладно, – подумал я. – Не буду я заколачивать гвоздями его дверь. Он и так никуда не пойдет утром».

Я вернулся к себе и повалился на кровать. Минут пять я напряженно думал о том, что с таким грузом мыслей и ожидания заснуть решительно невозможно, но вдруг заснул и до пяти утра спал крепко и спокойно, без сновидений – в полном небытие и одиночестве.