Шахидка с голубыми глазами

Глава 33 СДЕЛАТЬ НЕВОЗМОЖНОЕ

Два часа я держал осколок у горла второго пилота. Острый край в нескольких местах надрезал ему кожу, и воротник белоснежной рубашки пропитался кровью. Пилот терпел боль молча и руки, как я ему велел, держал на коленях.

Штурман сидел на полу, у колонки с рычагами, о которые ударился глазом, и сизая гематома растеклась на пол-лица.

Командир не вступал со мной ни в какие переговоры, ни о чем не просил, только сквозь зубы и с неизменным выражением презрения на лице спрашивал моего разрешения на тот или иной маневр.

В Москве было солнечно, и Домодедово дало добро на посадку. Командир, не таясь, открыто разговаривал по внешней связи с начальником контртеррористического штаба, словесно описывал ему мою внешность (возраст, рост, поведение, отсутствие у меня огнестрельного оружия), передавал мои достаточно скромные требования и высказывал свои соображения по поводу нахождения на борту моих сообщников. Затем он переключался на диспетчера и, следуя его указаниям, менял курс и эшелон, подгоняя самолет к аэропорту Домодедово.

Со мной он демонстративно не разговаривал, и даже не посочувствовал, дескать, судьба твоя незавидна, парень, ибо встречает тебя в аэропорту целый батальон специального назначения, и за одно неосторожное движение получишь ты пулю аккурат промеж бровей…

Эти два часа были самыми томительными в моей жизни. Кусок зеркала казался мне пудовой гирей. Глаза слипались. Я боролся со сном, и приборы двоились перед моими глазами, и стрелка часов останавливалась. Я понимал, что второй пилот и штурман только и ждут того момента, когда я утрачу контроль над ситуацией, и они попытаются выбить из моей руки стекло и повалить меня на пол. Тогда я начал громко читать стихи Лембита Веллса, а также всю любовную лирику, которую знал наизусть. На штурмана это почему-то плохо действовало. Через полчаса у него началась истерика, и он слезно попросил меня заткнуться. Командир переносил пытку поэзией молча, лишь скрипел зубами, и крутые мстительные желваки гуляли по его гладким щекам.

Диспетчер разрешил посадку. Я произнес завершающее четверостишие из Дантова «Ада», запрокинул голову второго пилота повыше и приставил зеркало к его пульсирующей сонной артерии. Загудели, загрохотали под полом шасси. Со свистом полезли наружу закрылки. Пошли на убыль обороты двигателей. На нас надвигалась полоска асфальта, исчерченная с краю следами тысяч авиационных колес. Стрелка высотомера, вращаясь против часового хода, приближалась к нулю. Самолет начал выравниваться, приподнимать нос, устремляя шасси к полосе, как нацеливает коршун свои когтистые лапы на мышь…

– Красиво садимся!! – закричал я от возбуждения и азарта. – Молодец, летчик!! Профессионал!! Асс!! А теперь врубай взлетный режим!! Взлетный режим, я сказал!!

Готов поспорить, что этого он не ожидал, и потому замешкался, дернул плечами, но не мог оторвать взгляда от надвигающейся на нас посадочной полосы, как и оторвать руки от штурвала. Я заметил, как он прикусил губу, коснулся правой рукой рычагов и медленно потянул их, но не вперед, а назад, убирая обороты до минимума. Самолет начал проседать, бесшумно планируя на землю, и тогда я несильно надавил свое зеркальное оружие на горло второму пилоту. Тот в ужасе закричал, прощаясь с жизнью, струйка крови заскользила по его горлу под бурый воротник и дальше, на грудь.

– Взлетный режим!! – снова крикнул я и пнул ногой командирское сиденье.

Командир покосился на второго пилота, скривил губы, но подчинился. Одним пальцем он перевел тумблер с надписью «TOGA» в рабочий режим, и тотчас дружно взревели двигатели, самолет завибрировал, задрожал, пошел вверх с ускорением, торопливо убирая шасси и втягивая закрылки; поднос, стоящий на подставке, упал на пол, покатились мне под ноги выпачканные в кофейной гуще чашечки. Нетвердым голосом командир передал диспетчеру:

– «Домодедово», это борт 1755. Террорист потребовал прекратить посадку и перейти на взлетный режим…

Он не договорил. Я сорвал с него наушники и выдернул штекер.

– А ты думал, все так просто?! Все так легко?! – кричал я, ужасаясь тому, что творил. – Ты думал, что в жизни все расписано и определено инструкциями? Садиться будем на военном аэродроме Чкаловский!

Я запомнил этот подмосковный аэродром потому, что когда-то давно улетал с него спецрейсом в Кабул.

– Это невозможно, – ответил командир.

– Не заставляй меня убеждать тебя, что это возможно!

– Я должен связаться с военным диспетчером. Он определит курс захода, очередность, порядок посадки…

– Ты посадишь самолет визуально и без согласования! – приказывал я, удивляясь тому, сколько во мне агрессивной силы. – Пожалей своего коллегу! Я ему уже всю шею исполосовал!

– Да пойми же ты! – нервно крикнул командир. – Самолет – это не такси. Я не могу ориентироваться по облакам! Я должен знать курс и высоту…

Второй пилот вскрикнул – я сделал ему больно. Командир стиснул зубы. Я заметил, как побелели его пальцы, которыми он сжимал штурвал.

– Штурман! – позвал я. – Выполняй свои обязанности!

Штурман оказался более сговорчивым. Глядя на меня заплывшим глазом, он потянулся рукой к планшету с картой и через минуту выдал командиру курс на аэродром Чкаловский. Я глянул на часы – без десяти восемь. Осталось чуть больше часа.

– Никаких облетов и пробных заходов! – предупредил я командира. – Ты должен сесть с первой попытки.

– Мне, конечно, приятно, – криво усмехнулся командир, – что ты так высоко оцениваешь мои способности…

– Молчать!

– Это безумие, – процедил командир. – Взлетно-посадочная полоса может быть занята другим самолетом.

– У твоего коллеги нет выбора, – напомнил я.

Самолет пробивал собой мучнистые облака, парил над вечерней землей, покрытой островками серых березовых рощ, над дачными поселками, похожими на россыпь разноцветных кубиков, над автомобильными трассами, по которым неторопливо, подобно насекомым, ползли автомобили.

Штурман монотонно называл числа, командир корректировал направление. Я видел, как он включил посадочные огни, как поставил автоматику тормозов на максимальное значение. Я невольно залюбовался мужественной и сосредоточенной работой пилота. Он забыл обо мне, о втором пилоте и осколке зеркала. Он думал только о тонкой серой полоске, на которую обязан был посадить многотонный самолет, полный пассажиров. Он поднял на дыбы весь свой опыт, все знания и навыки, которые когда-то постигал. И снова пошли на убыль обороты двигателя, и с металлическим лязгом вышли шасси, и поползли наружу, загибаясь книзу, закрылки; на нас, увеличиваясь в размерах, стремительно понеслась полоса с белой прерывистой линией посредине; и сжимался горизонт, и вырастали деревья, дома, локаторы, аэродромные машины, и все это замелькало в окнах, понеслось куда-то назад. Самолет ударился о полосу, подскочил, словно мяч, бесшумно спланировал, снова ударился, и тут уже нос пошел вниз, и взревели реверсы, гася скорость, и задрожала кабина, и покатились по полу чашечки.

– Остановись в конце полосы! – крикнул я. – Открой дверь!

Вырубились реверсы, громоподобный гул стих. Самолет бесшумно катился вдоль ангаров, полосатых маяков, сигнальных фонарей. В конце полосы, где начиналось зеленеющее поле, он остановился. Командир убрал руки со штурвала, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Я кинул осколок зеркала на пол и с трудом разжал онемевшие пальцы. Второй пилот сразу же схватился за горло, словно хотел убедиться, что сонная артерия не вскрыта.

– Спасибо, – сказал я, пятясь к двери, и вышел в тамбур. Две стюардессы с неживыми лицами испуганно отшатнулись от меня. Мне пришлось сначала опустить в открытый дверной проем ноги, затем повиснуть на руках, а уже потом прыгнуть на бетонку. Удар был сильный и, спасая ноги, я повалился на бок. Тотчас вскочил и что было духу побежал через поле в сторону леса. Восемь часов десять минут местного времени. Я перемалывал ногами молоденькую травку, пробивал головой, словно самолет, прохладный сырой воздух. Солнце уже ушло за горизонт, сгущались сумерки. Я не думал о том, что буду делать, когда окажусь в Москве. Я видел перед собой только ближайшую задачу. Надо добраться до какого-нибудь шоссе, ведущего в город, и раздобыть машину. Вот-вот, именно раздобыть…

– Эй, эй! – услышал я окрик. – Стоять!

Я остановился и медленно обернулся. В трех шагах от меня, рядом с антенной на растяжках, стоял солдат в пятнистом камуфляже и показывал мне дуло автомата.

– Слава богу! – крикнул я и взмахнул руками – так, чтобы солдат увидел, что в них ничего нет. – Чего ты стоишь! Немедленно вызывай аэродромные службы, пожарных, «Скорую помощь»!.. Ты хоть понимаешь, что случилось?! Самолет совершил аварийную посадку, может начаться возгорание!

– А вы что, оттуда? – настороженно спросил солдат, не опуская автомата.

– Оттуда, именно оттуда! – с сарказмом ответил я. – Я бортовой техник. Ты видел, как нас на край полосы вынесло? Вот же страху натерпелись! А пассажиры! Видел бы ты их лица, когда мы заходили на посадку!

Я болтал без умолку, медленно приближаясь к солдату.

– Как же я вызову «Скорую»? – пожал он плечами.

– А радиостанция у тебя есть?

– Радиостанция есть, – кивнул солдат. – Но по ней можно связаться только с начальником караула.

– Так связывайся! – поторопил я. – Нельзя терять ни минуты!

Еще какие-то призраки сомнения блуждали по лицу солдата. Не спуская с меня глаз, он стал отстегивать «липучку» на кармане, из которого торчала антенна радиостанции.

– Давай помогу! – неожиданно предложил я и легким толчком в грудь повалил его на землю.

– Ты что ж делаешь! – закричал солдат, пытаясь подняться, но ему мешал не по размеру большой ватный бушлат. – Стрелять буду!

– Чем? – спросил я, выхватил из его рук автомат и кинулся бежать.

– Стой, гад! – заорал солдат. – Прибью!

Метров сто он бежал за мной, гремя тяжелыми ботинками, но потом безнадежно отстал и остановился. Я продолжал мчаться через лес, как обезумевший лось. Ветки безжалостно стегали меня по лицу, цеплялись за одежду, спутывали ноги. Я хрипел, раскачивал плечами, пригибал голову, прячась от новых ударов.

Вскоре лес стал редеть, и я услышал шум машин. Я затолкал автомат за спину, прикрыл его рубашкой и вышел на дорогу. Только встал на обочине и поднял руку, как передо мной остановился темный «жигуль», из которой вылетали звуки тяжелого рока. Я обошел машину и склонился над окошком водителя.

– Братан, до ближайшего метро подкинешь?

Парень со злым лицом, побитым оспой, высунул бритую наголо голову в окно, взглянул на мои грязные кроссовки, сплюнул на дорогу и спросил:

– А сколько дашь?

Я полез в карман, вытащил первую попавшуюся купюру – пятьдесят евро – и протянул водителю.

– Садись, – буркнул водитель, неторопливо и с достоинством сжимая деньги в кулаке, неряшливо разрисованном татуировкой.

Я кивнул, распахнул дверь и выкинул водителя на асфальт.

– Ты что, козел?! – заорал он и, подняв кулаки, пошел на меня. – Ты соображаешь, на кого руку поднял? Да ты на солнцевскую братву катишь!

Пришлось показать ему автомат. Усмехнувшись, парень пожал плечами, словно хотел сказать, что пока он не располагает подходящим ответным аргументом, сошел на обочину, опустился на корточки и с отрешенным видом стал плевать себе под ноги.

Я сел за руль, автомат затолкал под сиденье и рванул с места.

Восемь часов двадцать минут… Я еще сильнее надавил на педаль газа, зажег дальний свет и аварийный сигнал. Ослепляя встречные машины, «жигуль» болидом несся по шоссе. «Быстрее, миленький, быстрее!» – мысленно просил я.

За поворотом я увидел колонну машин, стоящую перед закрытым железнодорожным переездом. Не раздумывая, свернул в объезд. Через несколько минут пролетел мимо платформы Щелково, с улицы Советской выскочил на перекресток, распугивая заполонившие его машины, словно косяк зазевавшихся рыб. Из круговерти машин мой взгляд выхватывал незнакомые переполошенные лица водителей; кто-то протяжно сигналил мне вслед, кто-то крутил пальцем у виска и шевелил губами, выдавая неслышные ругательства. Я мысленно просил у всех прощения и снова пролетал на красный свет.

Промелькнул указатель «До Московской кольцевой автодороги 13 км». Я кинул взгляд на часы, встроенные в приборную панель. Без десяти девять!! Я покрылся холодным потом, руки онемели… Не может быть! У меня должно быть еще не меньше получаса!

Посмотрел на свои часы. Восемь тридцать… Фу ты, ну ты! Представитель солнцевской братвы времени не ценит, обращается с ним вольно, автомобильные часы своевременно не подправляет. Для него полчаса – мелочь, разменная монета. Для меня же каждая минута бесценна.

В Балашихе, перед постом ГАИ, пришлось сбросить скорость. Милиционеры проводили меня пристальными взглядами, но не остановили.

Я промчался по мосту над Кольцевой дорогой. Страшно было смотреть на часы. Щелковское шоссе было запружено машинами, я выехал на пешеходную дорожку и сразу же увидел яркую вывеску: «Сеть мобильной связи. Сервисный центр».

Остановился у самых дверей центра, вытащил из-под сиденья автомат и, не пряча его, не таясь, ввалился в офис. В операционном зале, огороженном стеклянной перегородкой, сидели за компьютерами менеджеры. Посетители листали прайсы и рекламные буклеты. Молодая пара замерла у витрины, рассматривая понравившийся аппарат. Я распахнул ногой стеклянную дверь, кинул болезненный взгляд на электронные часы, висящие на стене – 20:37 – и жестким рывком оттянул автоматный затвор. Он клацнул, с металлическим переливом загоняя патрон в ствол. На меня никто не обратил внимания. Юноши в белых рубашках продолжали пялиться в экраны мониторов. Мне казалось, что все мои внутренности скручиваются в жгут и упруго натягиваются, как пружина, и страшная энергия уже гудит, звенит во мне… Я вскинул автомат и дал короткую очередь по электронным часам.

Оглушительный грохот дополнился звоном стекла и истошным женским визгом. Кто-то упал на пол и прикрылся стулом. Кто-то вскочил и прижался к стене. Молодая пара, так и не выбрав подходящий мобильник, уставилась на меня с веселым интересом, словно это было забавное рекламное представление. Я отмахнул от себя сизый дымок с едким запахом пороха и подошел к столу с табличкой «Старший менеджер»… Какой же он старший? Совсем еще пацан, прыщики от неумелого бритья покрыли розовые щеки. Пухлые губы дрожат, глаза широко распахнуты. В слишком широком вороте белой рубашки торчит худая шея, по ней гуляет кадык.

– Не бойся, малыш, – сказал я ему, взял со стола маркер и написал на чистом листе номер своего телефона. – Мне нужны номера всех входящих звонков за последние пять часов. Только сделать это надо очень быстро.

В зале воцарилась тишина. Менеджеры и клиенты замерли на своих местах, боясь шевельнуться и привлечь к себе мое внимание. Молодой человек раскрыл рот, собраясь что-то сказать.

– Я сказал: очень быстро! – напомнил я и легонько ткнул горячим стволом ему в плечо.

Он кивнул, опустил дрожащие пальцы на клавиатуру, несколько раз неуверенно щелкнул по ней пальцем. Привычный экран с привычной сеткой немного успокоил его. Изредка кидая напряженные взгляды на автоматный ствол, старший менеджер стал вводить запрос в базу данных.

– За последние пять часов? – тихим голосом уточнил он.

Я развернул монитор к себе, просмотрел колонку цифр. Вот он, звонок от Яны: без десяти минут шесть по московскому времени, продолжительность разговора – сорок секунд. Я схватил мобильный телефон, лежащий перед молодым человеком, и набрал номер, который высветился на мониторе… Гудки, гудки, гудки… Она не брала трубку.

– Ну!! – закричал я, прижимая телефон к уху. – Ответь же!! Ответь!!

Мне хотелось выть от горя. Молодой человек смотрел на меня, изображая на лице притворное сочувствие. Что он понимает, этот прыщавый юноша? Что он знает о жизни, кроме устройства мобильной связи?

Я швырнул трубку на стол. Все было напрасно. Осталось двадцать минут. Яна была где-то недалеко от меня, но я ничего не мог сделать.

Я склонился над столом, схватил парня за воротник, сжал его, подтянул тщедушное тело к себе.

– Мне надо узнать, где она сейчас, – произнес я медленно и отчетливо, чтобы он хорошо понял меня. – Ты должен вычислить, где она сейчас находится.

– Понимаете, – заговорил молодой человек. – Теоретически это возможно, если она зарегистрирована в нашей сети…

– Где она?? – рявкнул я.

Парень побледнел, затряс головой.

– Зайдите к ведущему инженеру, – вдруг подсказал кто-то.

Я рывком вытащил старшего менеджера из-за стола, ткнул стволом ему между лопаток и приказал:

– Веди! Только быстро, очень быстро!

Молодой человек побежал, смешно и неуклюже шлепая большими ботинками по кафельному полу. Мы оказались в сумрачном коридоре с единственной дверью.

– Здесь, – сказал менеджер и хотел постучаться, но я распахнул дверь и втолкнул его в кабинет. За столом, заставленным электронной техникой, сидел круглолицый коротышка и старательно заталкивал в рот гамбургер. Я успел вырвать из его рта еду, иначе пришлось бы дожидаться, когда он прожует. Подтолкнув менеджера к инженеру, я положил на стол лист с номером Яны и уже почти без надежды крикнул:

– Начали! Работаем! Раз-два! Раз-два!

– А что надо? – скороговоркой спросил коротышка, переводя услужливый взгляд с меня на менеджера и обратно.

– Надо определить местонахождение этого абонента, – промямлил менеджер.

– Ноу проблем, – охотно ответил коротышка и защелкал толстеньким и коротким пальцем по клавиатуре. – А вы присаживайтесь!.. М-м-м… Так-с… Здесь не зарегистрирован… Здесь тоже… Процедура несложная. Мы часто помогаем милиции и даже простым клиентам…

– Быстрее!!

– Понял, не дурак… А хотя бы приблизительно вы знаете, где сейчас может находиться этот абонент?

– Возможно, в метро.

– В метро? Проверим… М-м-м… Ага! Есть!

Скидывая на пол факсимильный аппарат и принтер, я взгромоздился на стол и повернул монитор так, чтобы мне тоже было видно. На схеме метрополитена, напоминающей цветного паука, мерцала зеленая лампочка.

– Ваш абонент зарегистрирован в зоне станции «Павелецкая» кольцевая! – радостно объявил инженер и ткнул сосисочным пальцем в экран.

– В какую сторону она едет? – хрипло крикнул я, не в силах совладать с сильнейшим волнением.

– Сейчас, – с некоторым самолюбованием ответил инженер и набрал на клавиатуре команду. – Шесть минут назад ваш абонент был зарегистрирован на станции «Добрынинская». Следовательно, мы можем сделать вывод, что интересующий вас объект в данный момент движется в сторону станции «Таганская» и, если там не сойдет, то поедет дальше в сторону «Курской». Если исходить из того, что на каждый прогон между станциями кольцевой линии поезд затрачивает приблизительно четыре минуты, то на станцию «Комсомольская» ваш абонент прибудет через двенадцать-четырнадцать минут…

– А какой вагон?

– Вагон, к сожалению, мы указать не можем, – хорошо поставленным голосом ответил коротышка, гордясь высокой степенью своей квалификации. – Возможности современной мобильной связи и, в частности, нашей сети достаточно обширные, тем не менее имеются некоторые сложности с определением местонахождения зарегистрированных абонентов, но в перспективе наша компания…

Последние его слова до меня долетели, когда я уже бежал по коридору на выход. О, как я молил бога дать мне еще несколько минут! Как просил его оттянуть ужасное мгновение, когда Яна решится произвести «салют»! Я должен был сделать невозможное! Через двенадцать минут, то есть без пяти минут девять, я должен быть на платформе станции «Комсомольская». Я обязан быть там. Не я, так мой дух, моя тень, моя любовь…