Шахидка с голубыми глазами

Глава 8 КАК ГУМАНИСТ КРОВЬ ПУСТИЛ

Я спрыгнул с подоконника и прижал профессора к стене.

– Не шевелитесь! – зашипел я прямо ему в лицо. – У вас гости… Дождались…

Профессор, не ожидавший ничего подобного, на время потерял дар речи. Ручаюсь, что он не понял мотивов моего странного поступка, моя грубость потрясла его до глубины души. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и мне показалось, что белые усы ощетинились, как иголки у испуганного ежика. Я прижимал его к стене и призывал в помощники волю, чтобы быстрее выйти из состояния шока и обрести прежнюю ясность и стройность мысли.

– Да что случилось? – хрипло произнес профессор, осторожно отстраняя меня от себя.

– То, о чем я вас предупреждал, – прошептал я и легонько шлепнул его ладонью по шее, заставляя пригнуться, а затем оттолкнул от окна. Согнувшись в три погибели, словно под метельным обстрелом, профессор перебрался к двери, но и там не рискнул выпрямиться во весь рост.

Я осторожно глянул из-за оконной рамы во двор. Негодяй в спортивном костюме наверняка затаился в зарослях туй. Он будет сидеть там долго и тихо до тех пор, пока не увидит свою жертву в окне достаточно отчетливо, чтобы затем без промаха выстрелить.

– Кто там? Что же ты молчишь? – бормотал профессор.

– Похоже, Ненаглядкина ошиблась, – тихо ответил я, до рези в глазах вглядываясь в непроницаемые, темно-зеленые кудри деревьев. – Убийца ищет вас вовсе не в Испании, а здесь. Или же он пришел по мою душу… Предупредите жену, чтобы не подходила к окну! Запритесь оба в ванной! Да скорее же!

– Скорее же… – с трудом скрывая волнение, пробормотал профессор. – Разве вы не знаете нашей национальной особенности?

Он стал неуклюже подражать героям кинобоевиков: ногой толкнул дверь, выждал мгновение и по стеночке, по стеночке выбрался из кабинета в коридор.

Я, не шевелясь, стоял у окна, одним глазом наблюдая за туями. Растерянность охватила меня. Я не знал, что буду делать дальше. У меня не было никакого оружия, чтобы оказать достойный отпор убийце. Даже если он прячет под курткой какой-нибудь крохотный дамский револьвер, этого будет достаточно, чтобы укокошить и меня, и профессора, и его любопытствующую жену. Пока он невидим, он опасен вдвойне. Как же заставить его выдать себя? Выбежать во двор и тем самым спровоцировать стрельбу?.. М-да, хорошенькое дело – подставить себя под пулю…

Я оглянулся на дверь. Тягостное чувство, что убийца уже где-то рядом, играло на нервах и наполняло тело мелкой противной дрожью… Я бегло осмотрел кабинет. Хорошо бы найти что-нибудь вроде кочерги. Или кухонный нож с хорошей рукояткой. Подобие оружия придало бы мне уверенности в себе… Старики на моей ответственности – вот в чем трудность. Если бы их не было, я бы поиграл с убийцей в прятки…

Сколько уже прошло времени? Пять, десять минут? Я стоял без движения, как телеграфный столб, и гость не предпринимал никаких действий. Может, он заметил мою физиономию в окне и уже наводит на нее прицел оружия?

Я отшатнулся от стекла, прижался разгоряченным лбом к прохладной пластиковой раме… Нет, Яна не ошиблась. Убить профессора должны были в Испании. Но преступники переиграли сценарий. Они решили убить его здесь, в тихой парковой зоне, в своем собственном особняке; они вознамерились убить его как можно быстрее. И причиной такой спешки стал я. Я, узнавший то, чего не должен был знать…

Я снова посмотрел в окно и едва не вскрикнул. Прямо подо мной, на дорожке, присыпанной красным гравием, стоял профессор. Он принял какую-то нелепую барскую позу, выставив одну ногу вперед и сложив на груди руки, при этом подбородок его был приподнят, а хозяйский взгляд властно скользил по личным владениям, словно он громко вопрошал: какой такой сопляк посмел нарушить границу частной собственности?.. Безумец! Я издал какой-то сдавленный вопль и кинулся вон из кабинета. В коридоре я едва не сбил с ног бабушку Кюлли, которая расставила руки в стороны, словно испуганная наседка крылья, и тонким взволнованным голосом повторяла:

– А что случилось? Молодой человек, вы не могли бы объяснить мне…

– Оставайтесь здесь! – крикнул я ей и загрохотал ногами по лестнице.

Нет, я не успею! Не успею! Сейчас я выбегу во двор и увижу распростертое на земле тело профессора. Большое, грузное тело, лежащее в неестественной, унизительной позе… Я едва не вышиб дверь и вывалился на улицу… Невероятно! Он жив, он расслабленной походкой прогуливается по дорожке, ревностно вглядываясь в заросли кустов.

– Профессор, назад!! – зашипел я, кидаясь к нему, словно в охваченный пламенем дом. До него три больших шага… Сейчас прогремит выстрел… Вот в это мгновение… Вот сейчас… У киллера не выдержат нервы. Он нажмет на спусковой крючок, даже если намеревался сделать это позже… Я схватил профессора за руку, толкнул его в грудь.

– Уходите!! Уходите немедленно!! – хрипел я.

Какой же он неповоротливый! Какой тяжелый, малоподвижный, словно ламантин, выбравшийся на сушу… Я закрывал его спиной, делал страшные глаза, и мое тело до судорожной боли напряглось в ожидании выстрела…

– Да что ж вы застряли… Вы соображаете, что делаете?

К моему ужасу, лицо профессора расплылось в снисходительной улыбке.

– Ты чего всполошился, юноша? – мягко зарокотал профессор. – Нет здесь никого!

– Он прячется за туями, что за моей спиной, – процедил я, испытывая неодолимое желание двинуть кулаком в профессорский лоб.

– Голубчик, да у тебя паранойя! Я осмотрел весь двор! Здесь нет никого! Тебе просто привиделось!

Тяжело дыша, я продолжал держать профессора за руки и озирался по сторонам. Привиделось? Нет, только не это! Я еще не сошел с ума и до мельчайших подробностей помню человека, перемахнувшего через забор. Он где-то рядом. Я чувствую его…

Тут еще и бабушка Кюлли скатилась по лестнице во двор.

– А что происходит? – спросила она, смешно шевеля сморщенными губами. – Вы что-то потеряли?

И я решился на отчаянный поступок. Желая одним махом покончить с ожиданием неизвестности, я кинулся в заросли туй, где спрятался незнакомец. Колючие и жесткие ветки встретили меня в штыки, но я с упрямством одержимого пробирался вглубь. Сопротивление было отчаянным, на мне трещала рубашка и полыхали огнем многочисленные царапины, но я не снижал темпа, пока не уперся в забор.

В зарослях никого не было. Я покружился на месте, потом посмотрел под ноги. Ага, вот подтверждение тому, что я не сошел с ума. На влажной земле были отчетливо видны следы кроссовок с замысловатым рисунком протектора.

– Этот человек был здесь, – сказал я, выбираясь из зарослей и стряхивая с себя терпко пахнущие хвоей ветки.

– У нашего юного друга завидное воображение, – сказал профессор бабушке Кюлли. – Ему показалось, что кто-то забрался к нам во двор.

– Кто сюда может забраться? – произнесла старушка и с сожалением вздохнула: – Кому мы, старики, нужны?

Я с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Быстро подошел к калитке. Она была заперта на засов. Я поднял с земли кусок медной проволоки и туго стянул ушко засова. Если человек в спортивном костюме попытается воспользоваться калиткой, ему придется потратить время на то, чтобы размотать проволоку.

– Я все-таки хочу осмотреть двор, – сказал я, вернувшись обратно и кидая во все стороны тревожные взгляды. – Зайдите, пожалуйста, в дом и запритесь изнутри. Я очень, очень прошу вас! Тут опасно. Может случиться беда… Как вы не понимаете…

Мои увещевания никак не подействовали на профессора. Он продолжал стоять посреди дорожки, по-хозяйски широко расставив ноги, и смотрел на меня с веселым снисхождением, как на ребенка, напуганного сказкой про Серого Волка. Я начал злиться. Все, что происходило в последние минуты, шло вразрез с моим пониманием логики. Почему убийца не выстрелил? Чего он добивается? Зачем пришел сюда? И почему умудренный жизнью профессор ведет себя как мальчишка, бравируя передо мной своей храбростью?

– Ну, хоть вы будьте благоразумны! – обратился я к бабушке Кюлли. – Зайдите в дом!

– Иди в дом! – приказал ей профессор.

Старушка послушалась. На одного человека в опасной зоне стало меньше. Я двинулся в обход дома, стараясь все время находиться впереди профессора. За домом было разбито патио с выложенной булыжником площадкой, летней кухней и беседкой с низкой крышей, похожей на китайский зонтик. Я заглянул в беседку, обошел мангал и печь.

– А вот тут в углу я хочу вырыть пруд и развести в нем карасей, – сказал профессор. Он словно забыл, для чего я зашел сюда, и представлял мне свои владения как гостю.

Ближе к забору возвышались янтарная куча строительного песка и стопки облицовочной плитки, имитирующей слоистый гранит. Я не поленился заглянуть за них. Осыпавшийся с горки песок разнесло дождями, теперь он подсыхал на солнце гладким желтым пятном. На нем я снова увидел тот же след с замысловатым рисунком протектора.

– Стойте, – тихо произнес я, махнув профессору рукой. Покусывая от напряжения губы, я оглядывал кусты, штабеля досок, кучи чернозема… Он где-то здесь, голубчик. Он играет со мной.

Раскачивая плечами из стороны в сторону, профессор подошел ко мне и шумно задышал мне на ухо.

– А вот здесь, – показал он на короткую траншею, – я построю фрагмент крепостной стены, опалю камни огнем, высажу на них мох. И будет иллюзия, что это руины древнего бастиона…

– Встаньте, пожалуйста, за беседкой, – процедил я.

– Зачем? – удивился профессор.

Чего добивается человек в спортивном костюме? Он ждет, когда профессор останется один?.. Мой взгляд скользнул по узкой крыше, покрытой терракотовой черепицей, выглядывающей из-за веток абрикосового дерева.

– А там что? – спросил я.

– Где? Под черепичной крышей? Это будет финская баня. Сейчас там пока ничего нет. На следующей неделе обещали привезти паровые котлы…

– Он может быть там, – прошептал я.

– Кто?

Я уже твердо знал, что не успокоюсь до тех пор, пока не найду человека в спортивном костюме. Я не думал о том, какую цену мне придется заплатить за это удовольствие, и лез на рожон, подхлестываемый азартом. Я не стал убеждать профессора оставить меня и, ни слова не говоря, побежал к бане. За несколько метров до двери перешел на шаг… Мощный сруб из крымской сосны кидал косую тень на землю. Между бревен пучками выбивалась пакля. Свежая, недавно выструганная дверь была прикрыта не плотно… Я остановился перед ней, тяжело дыша. Едкий пот заливал мне глаза. Сруб без окон, и если этот малый спрятался здесь, то выбраться наружу он сможет только через эту дверь. Пока я жив, он этого не сделает…

Я подобрал с земли метровый брус и положил на плечо. Распахнул дверь и тотчас прижался к косяку. Тихо. Только дверь скрипнула на новых петлях. Головокружительный запах сосновых стружек… Показалось мне или нет, что я слышу чье-то сдержанное дыхание? Я ринулся внутрь, замахиваясь брусом. Мне в голову полетело сучковатое полено, но я закрылся локтем и что было сил ударил своим оружием по темной, сжавшейся фигуре человека. Брус с треском переломился надвое. Человек резко выпрямился, одновременно с этим нанося мне удар кулаком. Я пропустил его, в голове зазвенело от точного попадания. Будь мой противник побольше весом, лететь мне в противоположный угол бани… Боль придала мне злости, и я, отбросив в сторону обломок бруса, танком пошел вперед, безостановочно работая кулаками. Я слышал, как хрустит и чавкает его лицо, видел, как по бревнам хлестнули брызги крови… Еще удар, еще! Он уже плохо защищался, растопырил ладони, прикрываясь ими, как делают плачущие навзрыд женщины. Наконец, рухнул на колени, сложился, словно в молитве…

Я наступил ему коленом на спину и схватил за шею… Теперь можно перевести дыхание. Из моего носа тоже хлестала кровь, я тянул воздух в себя, и в носу булькало и хлюпало, словно в стакане с кипятильником. Тут солнечный свет загородила громоздкая фигура профессора. Несколько мгновений он неподвижно стоял в дверном проеме, пораженный открывшимся ему зрелищем.

– Найдите веревку! – сказал я ему.

Профессор молча зашел в баню, стал шарить среди штабелей досок и раскидывать ногами кучи стружек. Я выкрутил незнакомцу руки. Он слабо сопротивлялся, скрипел от боли зубами и тянул вверх шею, словно его душа рвалась вон из грешного тела.

– А вы говорите – нет здесь никого, – процедил я, ощупывая мешковатую спортивную куртку незнакомца. Задрал ее нижний край кверху, оголив спину, сорвал наплечную кобуру и вытянул из нее небольшой компактный пистолет, напоминающий уменьшенную копию «Макарова», с пластиковой рифленой рукояткой и гладкой ствольной коробкой с отчетливым клеймом «LLAMA CAL.380».

Профессор дрожащими руками протянул мне обрывок пеньковой веревки.

– А покрепче ничего нет? – проворчал я.

– Кто же он? – глухо произнес профессор, избегая встречаться со мной взглядом. – Может, случайно… ошибся адресом… совсем не похож на убийцу… ты так жестоко его избил…

Нет, это не профессор! Это наивное и глупое дитя! Он не верил своим глазам! Он уже начинал жалеть человека, которого я придавил коленом к свежеструганому полу. Веллс настолько пропитался лингвистическим гуманизмом, что утратил способность видеть и осознавать зло. Это случается со старыми и счастливыми людьми, равно как и с домашними животными, которые никогда не выходили на улицу.

– Держите! – сказал я ему, протягивая пистолет. – Надеюсь, вы знаете, для чего эта штука предназначена?

Профессор с опаской взял пистолет, подошел к двери, где было больше света, и стал его внимательно рассматривать. Я кое-как связал обрывком веревки руки незнакомца и заставил его встать на ноги.

Ростом он был чуть ниже меня, зато намного шире в талии. Упитанный, с полными руками, с рельефной задницей. Его лицо было вытянуто кпереди, как у птицы. Глаза темные, словно маслины. Очки с разбитым стеклом зацепились дужкой за одно ухо. Я аккуратно снял их, сложил гнутые дужки и сунул очки в его карман. Затем обыскал еще раз, отстегнул от брючной резинки мобильный телефон с разбитым дисплеем. В душе у меня пели птицы. Впервые за последние дни я чувствовал, как отпускает напряжение, как стал угасать липкий тошнотворный страх перед невидимой опасностью. Повезло мне! Несказанно повезло с этим растяпой! Когда я в баню ворвался, он так оробел, что забыл про свой пистолет и как мальчишка начал кулаками махать. А ведь мог бы выстрелить, и вряд ли промахнулся бы с двух шагов.

– И что ты думаешь теперь с ним делать? – спросил профессор.

– Перспективы у него невеселые, – ответил я, подталкивая незнакомца к дальней стене, подальше от двери. – Незаконное ношение огнестрельного оружия – это минимум, за что его будут судить.

– Может, отпустим? – предложил профессор. – Он уже сполна отхватил…

Нет ничего хуже, чем драться, бороться или воевать в одном строю с гуманитарием.

– Профессор, – ответил я, прикладывая к разбитому носу платок. – Этот тип собирался вас убить.

– А может, и не собирался, – упрямо гнул свое профессор.

– Это я сейчас выясню, – пообещал я, крепко наматывая окровавленный платок на кулак. – Сейчас он мне подробно расскажет, на кого работает, зачем забрался сюда и многое другое. А потом все это повторит в милиции…

– Ты что ж, собираешься его пытать? – с возмущением произнес профессор.

– Вроде того, – уклончиво ответил я и принялся искать подходящие предметы среди обрезков досок и стружек. – Ваше присутствие здесь, профессор, не обязательно.

– Не вовремя все это вы затеяли, – пробормотал профессор. – Мне надо готовиться к отъезду, а вы собираетесь впутать меня в долгие разбирательства…

Нет, он так и не понял, что его жизнь только что висела на волоске! Я поднял с пола ножовку по дереву и отряхнул ее от стружек. Изображая недвусмысленное намерение, я стал рассматривать ее зеркально-стальное полотно и осторожно водить пальцем по остро заточенным зубьям. Я мог позволить себе отвлечься на этот недолгий спектакль, чтобы потом было проще выбивать правду. Незнакомец стоял у дальней торцевой стены, а профессор по-прежнему торчал в дверном проеме, и между ними было никак не меньше семи шагов; вздумай гость кинуться на профессора, я, безусловно, успел бы встать на его пути и успокоить одним ударом. Но разве я мог предположить совершенно иной путь развития событий?

От звука выстрела я вздрогнул и невольно вскинул кулаки. Незнакомец хрипло охнул и мешком повалился на пол. Из пробитой артерии, чуть выше ключицы, фонтаном взметнулась струя алой крови. Не веря глазам, я повернулся к профессору. Тот все еще сжимал в руке пистолет и остекленевшим взглядом смотрел на неподвижное, обагренное тело.

– Вы с ума сошли!! – крикнул я. – Зачем вы это сделали?!

Мне очень, очень хотелось, чтобы профессор ужаснулся, выронил пистолет, схватился за голову и запричитал. Чтобы он убедил меня в случайности этого выстрела. И я уже готов был поверить, что он нечаянно нажал на курок, но для этого не хватало самой малости, крохотного штриха, хотя бы выражения растерянности на лице профессора. Однако профессор вовсе не выглядел растерянным.

– Так будет лучше, – ответил он спокойным голосом.

– Лучше?! – возопил я. – Вы убили человека!

– Ты же говорил, что он убийца.

– Да мало ли что я говорил! Не нам с вами решать, убийца он или нет! И, тем более, не нам с вами наказывать его!

– Ну не шуми, не шуми! Сам не понимаю, как так получилось, – пожал плечами профессор и заглянул в ствол пистолета.

Я на время потерял дар речи. Вот вам и гуманитарий, пропитанный лингвистическим гуманизмом! Запросто выстрелил в человека и остался невозмутимым, словно растоптал таракана!

– Вы представляете, сколько теперь проблем свалилось на нас с вами? – вымученно произнес я. – Нас затаскают по следовательским кабинетам!

– А не надо было нагнетать истерику! – огрызнулся профессор и передразнил меня: – «Может случиться беда! Тут крайне опасно!»… Я понадеялся на твой профессиональный опыт и поверил, что этот человек пришел, чтобы убить меня. Можно сказать, что я принял меры необходимой самообороны.

– Лучше бы вы остались в доме, – проворчал я и с содроганием приблизился к трупу. Опустился перед ним на колено, осмотрел развороченное горло, откуда еще вытекала кровь – уже ровно и без пульсирующих толчков.

– Ты, юноша, чрезмерно впечатлительный и трусливый, – сказал профессор. – Не надо стращать меня следователями и впадать в панику. В конце концов, не обязательно сообщать об этом в милицию. Закопаем труп в лесу, и нет проблем. Кто объявит его в розыск? Заказчик убийства? Организатор готовящегося на меня преступления? Этот человек добровольно перешагнул закон, и потому вполне заслужил незаконное отношение к себе. Разве я не прав?

Что мне оставалось делать, как подтвердить, что профессор прав… Правда, я оговорился, что заниматься этой мерзостью – закапыванием трупа – не намерен. Профессор равнодушно пожал плечами:

– Я и не собирался привлекать тебя к этому делу.

Мы вышли из бани. Профессор запер дверь на замок и ключ сунул себе в карман. У меня в голове стремительно густел туман. Мне трудно было сосредоточиться. Что мне теперь делать? Поскорее уносить отсюда ноги и забыть все произошедшее здесь как дурной сон? Но где гарантии, что охота на меня больше не повторится? Нет таких гарантий. Этого человека в спортивном костюме я видел впервые, и он был не единственным, кто пытался отправить меня на тот свет. Где-то на Побережье живут и здравствуют его кровавые коллеги. И меня терзало подозрение, что они продолжат свое черное дело.

– А не выпить ли нам виски с колой? – предложил профессор и опустил мне на плечо руку.

Что еще отравляло мое сознание – я так и не узнал, кто и с какой целью готовит убийство профессора. Пуля, разорвавшая аорту незнакомцу, надежно спрятала эту тайну. Я был совсем рядом от ее разгадки, но, увы, увы… Я вздыхал и крутил головой. Профессор по-отечески похлопывал меня по плечу и ободрял:

– Понимаю, понимаю… После такой встряски тебе немного не по себе. А представляешь, каково мне? Что было бы со мной, если не твои крепкие кулаки?

– Самое скверное, что это не конец истории, – мрачно заметил я. – И у вас снова будут непрошеные гости. Хорошо, что в этот раз я оказался с вами рядом. А завтра? А послезавтра? Вы уверены, что сумеете защитить себя?

Профессор вздохнул и покачал головой.

– Признаю, мой юный друг, не уверен.

– Тогда забудьте про виски с колой, про еду и сон! Забудьте про все радости жизни! И думайте, вспоминайте, докапывайтесь до ответа: кому это все надо… Иначе спокойствия в вашей жизни не будет!

Профессор добродушно рассмеялся.

– Меня всегда умиляет, когда такие молодые люди вроде тебя учат стариков жить. Но ты, безусловно, прав, дорогой мой. Я уже убедился, что моя жизнь кому-то мешает. Буду думать.

В отличие от меня профессор хорошо владел собой, и я немного завидовал его спокойствию.

– А еще я овладею приемами рукопашного боя, – сказал он, когда мы поднялись на крыльцо и остановились перед дверью. – Затем: откажусь от вечерних прогулок; буду избегать пустынных переулков; поставлю на окна стальные ставни; надену бронежилет… Наконец, куплю себе крупнокалиберный пулемет…

– Вас не пустят в Испанию с крупнокалиберным пулеметом, – строго заметил я. – И вообще, вы зря иронизируете. Ничего смешного в нашем с вами положении я не наблюдаю.

– Это защитная реакция, мой юный друг, – пояснил профессор с предельной убежденностью, с какой опытные преподаватели убеждают учеников в прописных истинах. – Надо, обязательно надо шутить, чтобы не впасть в отчаяние.

Я первым протянул ему руку, хотя это и противоречило этикету. Надо сказать, что в последние дни все события, которые крутились вокруг меня, чему-то обязательно противоречили, и потому я не счел этот поступок дерзким.

– Удачи вам! – сказал я, пожимая вдруг ставшую вялой ладонь профессора, словно он вовсе не собирался так быстро расставаться со мной.

Повернувшись, я зашагал к калитке напрямик, игнорируя выверты гравийной дорожки. У стальной двери пришлось задержаться, чтобы распутать проволочный узел, который я сам же накрутил. Профессор продолжал стоять на крыльце, провожая меня задумчивым взглядом. Когда я уже распахнул дверь и настороженно посмотрел на тихий темный парк, профессор вдруг окликнул меня:

– А ну-ка, друг мой, подойди ко мне!

Я вернулся, гадая, что еще хочет сказать мне профессор. Мэтр не торопился выдать мысль, которая, судя по всему, дозревала в его завидном умище, и ему требовалось некоторое время, чтобы впоследствии не пожалеть о поспешности.

– У тебя отличная физическая подготовка, – наконец выдал он. – К тому же ты работаешь сыщиком. Я посмотрел на тебя в деле. Есть, конечно, некоторые недостатки, но я не принимаю их во внимание, и меня в целом все устраивает. Ну, так как? Ты согласен?

Пусть на меня снова нападет наемный убийца, если я что-то понимал!

– А с чем я должен быть согласен?

– А я разве не сказал? – неподдельно удивился профессор. – Я предлагаю тебе поработать моим телохранителем. На время поездки в Испанию.

Предложение было столь необычным, что я не смог сразу сообразить, к каким последствиям оно может привести, если я соглашусь.

– Пять тысяч… нет, даже семь тысяч долларов плюс авиаперелет, – назвал цену профессор.

Телохранителем… То есть я должен буду неотлучно находиться рядом с профессором в готовности прикрыть его своим телом. Не слишком веселенькая перспектива. Мы здорово облегчим задачу киллеру, теперь ему не надо будет разрываться между нами. Одной гранатой можно с легкостью завалить обоих. Это большой минус. А плюс в том, что я смогу поработать в самом центре событий, там, где жизнь профессора будет подвергаться наибольшей опасности – конечно, если я правильно понял Яну. И, разумеется, не лишними будут семь тысяч баксов.

– Я согласен, – ответил я. – Только мне надо забежать к себе домой и взять заграничный паспорт.

– Одна нога там, другая здесь, – сказал профессор и пожал мне руку – на этот раз крепко, и я почувствовал его недюжинную силу. – Вылетаем завтра вечером. О визе и билете я позабочусь сам.