Шахидка с голубыми глазами

Глава 36 РАЙ ВЕЗДЕ

Мы приехали на Побережье поздним вечером, и я повел Яну к себе домой – там ей было безопаснее, чем где-либо еще. Вид моей неухоженной берлоги с засохшими следами многочисленных ботинок на полу, с взопревшей от былого потопа кухней, где стоял тяжелый запах подвального помещения, привел меня в уныние. И если бы не Яна, я, наверное, развернулся бы на пороге и поехал ночевать в гостиницу.

– Ты не переживай, – сказала она и, облачившись в мой короткий спортивный халат, принялась наводить марафет.

Она мыла, скоблила и чистила до глубокой ночи, и продолжала бы свое занятие до утра, если бы я ее не остановил.

Мы пили чай в большой комнате под мерное тиканье напольных часов. Яна загорелась желанием разыскать директора реабилитационного центра, и она вслух размышляла, спорила сама с собой и строила всевозможные версии. Я молча прихлебывал чай и поглядывал на нее с мучительным чувством, что обманываю ее, что поддерживаю ее святую наивность, и от этого мне было гадко и черно на душе. Вот сейчас допью чай, думал я, и скажу ей всю правду. Наверное, она будет плакать, будет страдать, но так будет честнее. И мне больше не надо будет лгать. И Яна избавится от своих по-детски восторженных и чистых представлений о святости поэтической души.

Но я допивал чай и трусливо наполнял стакан снова. «Вот второй допью – и все!» Но допивал второй и опять не мог решиться сказать правду. Как назло, Яна вдруг вспомнила какое-то малоизвестное стихотворение Веллса из его ранней лирики про тихую южную ночь, и я тем более не решился на тяжелый разговор.

Нет, так нельзя, понял я, когда Яна, обняв меня, уснула на моей груди. В древности гонцам, которые приносили плохую весть, отрубали головы. Если я скажу Яне, кто отправил ее на смерть, она возненавидит меня как человека, разрушившего ее идеал. Пущу-ка я ее по следу, как сыщика, пусть сама докопается до истины.

Утром, за завтраком, я сказал ей:

– Вот тебе домашний адрес и фамилия налогового инспектора. Это мой давний приятель. Зайдешь к нему домой, скажешь, что от меня, и попросишь дать всю информацию по реабилитационному центру.

– А какую информацию? – спросила Яна, глядя на листок.

– Кто его хозяин? Есть ли доходы? На какие деньги построен и содержится?

Надо было видеть, с каким энтузиазмом Яна взялась мне помогать! Она даже не допила кофе, вскочила из-за стола и побежала в прихожую. Я едва успел крикнуть ей, чтобы пользовалась только такси и ни в коем случае не садилась в частные машины.

А я тем временем узнал домашний адрес психиатра Лампасова, который устроил меня в реабилитационный центр. Время еще было раннее, и я надеялся застать его дома. У меня были веские основания считать его одной из ключевых фигур, связанных с подготовкой смертников, и потому я прихватил с собой «оперативный чемоданчик», как называл «дипломат», укомплектованный наручниками, цифровым фотоаппаратом, кипой протоколов допроса, Уголовным кодексом и прочей справочной литературой. Автомат туда не поместился, и я положил оружие в обыкновенный продуктовый пакет.

До улицы Халтурина я добрался быстро и уже в восемь часов десять минут позвонил в дверь.

Открыла молодая женщина в длинном махровом халате и с сигаретой в руке. Глаза ее были узенькие, но не потому, что в ее генеалогическое древо затесались монголы или китайцы, а потому, что она не захотела раскрывать их шире, до нормального размера. Видимо, я пока не удосужился такой чести. Женщина медленно, как при замедленной киносъемке, поднесла сигарету к темно-фиолетовым губам и, растягивая звуки, поинтересовалась:

– Ну?

– Психиатр Лампасов здесь живет? – спросил я.

Женщина выгнула коромыслом свои ниточно-тонкие брови.

– Допустим.

– Я его пациент, – отрекомендовался я.

– Заметно.

Мне очень хотелось выяснить, что именно было ей заметно, но в этот момент за спиной женщины показался голый до пояса Лампасов с полотенцем на шее и зубной щеткой в руке.

– А-а-а! – обрадовался он, сразу узнав меня. – Это вы? Заходите, заходите! Эмма, пропусти гостя и приготовь ему чашку горячего шоколада.

Как только я вошел в прихожую, меня обступили два совершенно одинаковых белобрысых мальчугана лет по семь каждый. Они смотрели на меня с необыкновенным интересом, явно ожидая гостинцев. Я подумал о том, что следовало бы заранее побеспокоиться о шоколадке, прежде чем идти в чужой дом. И еще я подумал, что мой немалый опыт вынуждает меня изменить первоначальное мнение о Лампасове. И без малейшего сожаления я подарил пацанам наручники, чем привел обоих в неописуемый восторг. Ухватившись каждый за свое кольцо, они принялись играть в паровоз, и малогабаритная квартира наполнилась жизнерадостными воплями.

Мой сыщицкий запал угас окончательно, когда я зашел на кухню, обставленную чрезвычайно бедно. Эмма поднесла мне дымящуюся чашечку с отбитым ушком, до краев наполненную густо-коричневым какао.

– Ну и как вам реабилитационный центр? – спросил Лампасов, присаживаясь рядом и тщательно растирая полотенцем свои черненькие усики. Он искренне ждал от меня восторженных слов. – Я же говорил вам, что это рай земной! А какой там чудный парк! А фонтан! Жаль, очень жаль, что вас не приняли на реабилитацию. Я искренне переживал по этому поводу.

– Ерунда. Но ваш центр просто великолепен! – отвесил я щедрый комплимент. – Особенно меня впечатлил профессиональный уровень врачей. Скажите, а вы давно у них работаете?

Лампасов, скрывая огорчение за веселой улыбкой, отрицательно замотал головой.

– Да я у них вообще не работаю, – легкомысленно признался он.

– Кто ж такого лопуха возьмет, – недовольным голосом вставила Эмма, сладко затягиваясь и выпуская дым в форточку. – Его даже в среднюю школу психологом не берут. А потому что я тысячу раз говорила: надо заняться другим делом, дать объявление о снятии порчи и заговоров…

– Эмма! Как тебе не стыдно! – попытался приструнить жену Лампасов. – Я же все-таки врач, а не мошенник! Я не могу обманывать людей!

– Ха! – презрительно хмыкнула Эмма. – Он не может! А я могу жить на такую зарплату?

Я понял, что эта была любимая тема разговоров в этой семье. Стараясь перетянуть меня на свою сторону, Лампасов придвинулся ко мне ближе и стал с жаром объяснять:

– Работать в этом центре – это голубая мечта каждого психиатра. По слухам, там совершенно баснословные оклады! Но и работают там специалисты с мировым именем. А кто я такой? Я даже ординатуру не закончил.

– Но все-таки именно вы устроили меня туда.

Лампасов махнул рукой.

– Таких, как я, у них десятки, а может быть, и сотни. Это психиатры низшего звена, работающие не в штате, а на договорной основе. Объявление я нашел в Интернете. Отправил резюме, получил согласие и стал искать для центра настоящих пациентов.

– Что значит настоящих?

– Это значит, что Центр принимает на лечение только тех пациентов, у кого обнаружилось истинное побуждение к суициду, а не его имитация. Ведь это не секрет, что большинство так называемых самоубийц на самом деле вовсе не собирались умирать. Им надо было лишь попугать, пошантажировать своих близких и любимых.

– И много вы направили на реабилитацию настоящих пациентов?

Эмма саркастически захохотала, а Лампасов печально развел руками.

– Направил человек пять, но на реабилитацию не приняли никого. Комиссия решила, что все они симулянты.

– Если не секрет, сколько вам обещают за каждого настоящего?

– По тысяче долларов… Эх, да разве можно печалиться по этому поводу? Радоваться надо, что люди не хотят умирать!

– Ну-ну, радуйся, – ядовито заметила Эмма. – Я посмотрю, как ты будешь радоваться, когда детей кормить нечем будет.

Она вышла из кухни и громко хлопнула дверью. Пора было и честь знать. Я встал, поблагодарил за какао и вдруг, неожиданно для самого себя, надеясь на авось, спросил про Якименко.

– Якименко? Студент педагогического института? – уточнил Лампасов. – Как же, слышал! Это был наш пациент. Что-то у него не получилось с девушкой, и он решил наложить на себя руки. Пытался повеситься на собственном ремне от брюк, но его откачали. Некоторое время он пробыл в стационаре, а потом за него похлопотал кто-то из руководства кафедрой, и парня выписали. Оказалось, зря. Через две недели он застрелился.

– А можете вспомнить, кто именно хлопотал за него? – спросил я.

– Сейчас! – пообещал Лампасов и уставился на потолок. – Фамилия какая-то чудная, не русская… Кажется, Уэллс…

– Лембит Веллс?

– Точно! – кивнул Лампасов. – Лембит Веллс. Он пришел в психушку и стал просить врачей, чтобы Якименко выписали, потому как началась сессия, а этот парень был лучшим студентом на курсе. Еще этот Веллс заверял, что будет держать Якименко под личным контролем, не допустит никаких стрессов, переживаний и тому подобное. Но не сберег он парня, не сберег… Жаль, что это случилось, когда центр еще не открылся.

На пороге квартиры мы крепко пожали друг другу руки.

– Как бы мне снова попасть в тот райский уголок? – будто бы в шутку спросил я.

– Упаси вас бог! – замахал руками Лампасов. – Рай повсюду, где не говорят о смерти! На набережной, в пивбаре, в парке!

– А могли бы вы устроить меня туда еще раз? – уже серьезно спросил я.

Лампасов нахмурился.

– Какие-то странные у вас желания.

– И все-таки? Я заплачу.

– Нет, это невозможно, – сурово ответил психиатр. – Туда можно попасть только после неудачной попытки… И вообще, нехорошо думать об этом.