Шахманов

Глава 18

«Рисую пальцем линии губ на запотевшем окне,

у тебя есть рваные раны которые нравятся мне.

Дым сигарет и осенний вечер, бешено скачет пульс,

но если ты рядом, если мы вместе, я ничего не боюсь.

Звезды россыпью падают с неба, сжигая желанья людей,

мне без тебя и звезды- небыль, мне без тебя — быть беде.

Свечи задуй, вот ладонь и плечо, не ищи утешения в вине,

я поцелую каждую рану, которая нравится мне.» Карина Шахманова.

Грановский.

Если бы не он, я бы не справилась, честное слово. Он меня поддерживал, подсказывал как поступить. И, оглядываясь назад, по прежнему не уверена, смогла бы повторить то же самое еще раз.

Казалось, стоило Денису открыть глаза, я закрыла свои и находилась в свободном падении две недели.

Когда всё легло на мои плечи, пусть и не на долго, от тяжести подкашивались колени. Не знаю как папа и Шахманов всегда справлялись. Папа пытался растить меня вдали от своего мира и это стало его ошибкой. Я понимаю, что он хотел для меня другой жизни. Но, в сложившейся ситуации, я оказалась совершенно неподготовленной. Как котенок, которого бросили в пруд. Хочешь жить — научишься плавать. А жить я хотела.

Папа рвался приехать. Мы с Ромой с трудом уговорили его этого не делать. Его приезд сделал бы напрасным все, через что мы прошли в последнее время. Я не хотела больше смертей, отчаянно не хотела. Похороны Сергея и Марты все еще были слишком свежи в памяти. Марту мы хоронили с боем, можно сказать. Из за уголовного дела и каких то бумажек нам отказывались быстро выдавать тело. Пришлось воспользоваться связями, хотя бы этим меня папа обеспечил сполна. Связи и деньги, вот что решает проблемы. Не добро и справедливость имеют вес, не честность и человечность. Я знала это, давно знала. Просто еще раз убедилась в этом, сполна.

— Ты уверена? — обеспокоенно спрашивает Рома, когда мы подъезжаем к нашему дому. Воспоминания нахлынули волной, этот дом теперь нехотя ассоциируется с кровью. Сжимаю холодные ладони в кулак, заставляя себя дышать ровно.

— Нельзя показывать сомнения, страх или слабость. Не сейчас, когда Денис так слаб.

— Понимаю. Там прибрались.

— Спасибо.

— Тебе бы отдохнуть. Ты когда спала нормально в последний раз? — Грановский кладет руку на мое плечо в знак дружеской поддержки и я понимю его опасения. Спать у меня не получается совершенно. Стоит задремать, как раздается оглушительный выстрел и Шахманов падает замертво снова и снова, снова и снова. Я понимаю, что уже все позади, что ему сейчас ничто не угрожает, но ничего не могу с собой поделать.

— Отдохну, Ром, отдохну. Денис вернется к делам и я отосплюсь. — пытаюсь улыбнуться и выхожу из машины.

Никогда я не была так строга, непоколебима в сложных и спорных решениях, как в эти две недели. С Ромой мы ходили на деловые встречи, частные ужины, он тенью стоял у меня за спиной. Все вокруг думали, что Шахманов в деловой поездке, что с ним все в порядке. Мы не дали этим коршунам ни на секунду усомниться в той правде, которую им преподнесли. Какие то партнеры и «знакомые» были благожелательны, кто то давил и пытался выведать что то у меня, полагая что женщинам в комплекте мозги не прилагаются. От кого то волосы на руках шевелились, намекая на то, что нужно быть осторожнее и, желательно, больше никогда не видеться. Грановский шутил в своей обычной манере, я выглядела отлично, улыбалась широко и прятала синяки под глазами за плотным слоем тоналки. Мы играли роли и играли их отлично.

Шахманов уже был дома, вставать ему пока не разрешали, как бы он ни пытался. Нашли ему крепкого и крупного мед брата, которого не напугают суровый взгляд и отборный мат. Я неизменно навещала Дениса ночью, когда он спал, держала за руку, гладила по волосам, вдыхала такой родной аромат. Это было необходимо, чтобы не сломаться. Он придавал мне сил. А потом, подпитавшись от своего персонального зарядного устройства, шла в душ и возвращалась в его компанию.

Я была точно натянутая струна, которая в любой момент могла разорваться.

Когда я заканчиваю с основными текущими делами, совершенно измотанная возвращаюсь домой. Шашка встречает меня в дверях, игриво виляя хвостиком, а у меня сердце удар пропускает от воспоминания о крошечных кровавых следах ее лапок. Я почти не видела ее стогодня. За ней присматривает кто то из охранников.

Она садитсяи и смиотрит своими бусинками, чуть поскуливая.

— Прости, прости меня… — беру ее на руки, поглаживая и прижимаю ближе. — Шашечка, хорошая моя, девочка моя.

На кухне кормлю ее, себе наливаю стакан воды, аппетита нет. Привычно захожу к Шахманову, сажусь на край кровати и чуть дотрагиваясь провожу пальцами по его лицу. Видеть его ослабленным, почти беззащитным, физически больно. Я так скучаю по нему прежнему, крепкому и опасному, что скулы сводит. На глаза выступают слезы, впервые за эти две недели. Смотрю вверх и часто моргаю, чтобы они ушли, но в носу уже начинает покалывать.

Комнату освещает только тусклый ночник на прикроватной тумбочке, шторы плотно задернуты. И тишина. Я устала от этой тишины в доме. Она преследует с того дня, как Шахманова ранили. Словно все в доме до сих пор не ожило, ожидая выздоровления своего хозяина.

— Так и будешь тайком ко мне по ночам пробираться?

Я вздрагиваю от неожиданности. Денис смотрит на меня, заставляя сердце бешено разогнаться. Как мне, оказывается, не хватало его взгляда, его голоса.

— Не хотела мешать.

— И поэтому прислала ко мне Алину? — он чуть наклоняет голову в своей шахмановской манере, пытаясь поймать мой взгляд.

Тогда, в больнице, увидев новости она примчалась, сидела в коридоре вся в слезах, ожидая новостей. Ее не пускали внутрь, туда вообще никого не пускали кроме меня, Ромы и врачей.

Когда я вышла договариваться о выписке Дениса, Алина смотрела на меня умоляюще, меня покоробило. Все, на что меня хватило, это сказать «жив». Она же, отпуская напряжение, села и разревелась.

Я тогда много думала, многое переосмыслила. А потом, странными логическими путями, пришла к выводу: пусть только будет жив и счастлив, не важно с кем. Я была готова и это вынести. Раз их чувства не прекратились, раз это сильнее того, что пытаемся построить мы, то пусть. Я забрала Шахманова домой и, на следующий день, отправила за Алиной водителя. Она казалась напуганной моим поступком, а больше моим молчанием. В тот день я первый раз ночевала на работе, наплевав на учебу. С того же дня я навещала Шахманова только когда он спал, не готовая услышать правду, выбивающую почву из под ног. Не сейчас, когда и так все шатко. Потом, когда нибудь потом.

— Карин? — голос мужа вырвал меня из воспоминаний.

— Мне казалось вам нужно поговорить. — в носу еще больше начинает крутить, намекая на слезы.

— Карина-а. — качает головой Шахманов и я реву.

Снова не так красиво, как в кино. С хлюпающим красным носом, в голос, как ребенок. Кажется, все напряжение последнего времени выходит с этим рыданием.

— Иди ко мне.

— Я..я думала что ты..у..умрешь! Какая раз. разница я или она, лишь бы жи. живой бы-быы-быы-ыыл!

Меня потряхивает, мыслей много но озвучить ничего не получается. Снова я перед ним истерю, как подросток.

Шахманов притягивает к себе, укладывает рядом и обнимает, поглаживая по волосам.

— Поплачь, отпусти всё. — шепчет на ухо. — Ты умница, сама со всем справилась. Моя жена самый сильный и смелый человек. Теперь всё позади. Я рядом.

Постепенно слезы заканчиваются, я успокаиваюсь от родного запаха и голоса, от прикосновения.

— А Алина…?

Денис смеется.

— Ну какая Алина, Карин. Мы поговорили за обедом, окончательно расставив все точки.

— Значит только мы вдвоем?

— Только мы вдвоем. — произносит, целуя в подбородок.

— Любишь меня? — совершенно не эстетично шмыгаю, в ожидании ответа.

— Люблю.

— И я тебя.

— Знаю.

От слёз пересохло в горле и, когда я встаю налить попить, меня веет в сторону от головокружения. Сказываются недосыпание и отсутствие аппетита.

— Карин! — пугается Денис и дергается, чтобы помочь, но тут же шипит от боли из за резкого движения.

— Нормально, нормально. — выставляю руки вперед. — Просто немного устала.

— Я хочу есть, надоели эти каши. Пошли вниз.

— Тебе нельзя ходить, врач запретил.

— Я и так на всю жизнь вперед в кровати навалялся. Одному оно не так интересно, как с тобой.

— Денис! — я нервно смеюсь.

— Пошли.

Мы медленно спускаемся на кухню, Шахманов усаживает меня за стол. Он разогревает в микроволновке еду, которую Рома заказал из ресторана, и ставит тарелку передо мной, садясь рядом.

— Ешь.

— Я не хочу, это тебе нужно набираться сил.

— Мои силы при мне. — хмурится Денис. — Рома сказал что ты ничего не ешь и почти не спишь, так что давай, орудуй ложкой и в кроватку.

— Я не хочу, правда. — не успеваю договорить, как желудок урчит, повинуясь кое чьим словам.

— Мне тебя покормить? — ухмыляется Шахманов, разворачивая меня на стуле и перебрасывая мои ноги себе через колени.

— Нет. — я хочу не есть, а быть ближе к мужу. Касаться его всем телом, не отпускать, врасти в него. — Я тебе писала, ты не отвечал.

— Мои вещи потеряли в больнице, надо купить новый телефон.

— Как так то? Там нет ничего важного? — встревоженно заглядываю мужу в глаза, на что он улыбается и целует меня в подбородок.

— Нет, он чистый.

После еды мы возвращаемся в кровать. Осторожно обнимаю его, уткнувшись в плечо. Это самое комфортное место из всех возможных. Словно каждый изгиб его тела был создан для меня. Скорее чувствую, чем вижу, что Денис пристально на меня смотрит. Чуть отодвигаюсь, чтобы увидеть его лицо. Молчит, а у самого в глазах круговорот эмоций.

— Страх. Вот что я почувствовал в тот день. Никогда не боялся умереть, а тут, глядя на тебя, испугался. Впервые мне было что терять. — он хмурится и меж бровей залегает складочка.

— У нас друг с другом вообще много чего впервые, Шахманов.

Пока он настроен на откровения, я решаюсь на давно интересующий вопрос, не ожидая развернутого ответа.

— Откуда он? — провожу пальцем по шраму.

— Это не интересная история. — морщится Денис, но вздыхает. — Я отсюда слышу твое любопытство и как крутятся шестеренки в голове. — еле заметно улыбается и ложится на спину, глядя в потолок. Подползаю поближе, устраиваясь поудобнее.

— Я был единственным и горячо любимым ребенком состоятельных родителей, частные школы, дорогие няньки, лучшие игрушки. — от воспоминания о родителях его взгляд теплеет. — Не жизнь, а сказка. Только сказка быстро обернулась фильмом ужасов. Родители погибли в аварии, оба. Из за границы приехала моя тетка, младшая сестра отца, присматривать за мной до совершеннолетия. Вот только богатство много у кого пробуждает темные стороны, а у кого то они и вовсе не дремлют. Она сдала меня в детский дом через две недели, заявив что не справляется с воспитанием трудного ребенка, забрала все деньги и пропала. Все были уверены, что я уехал с ней. В детдоме мне быстро объяснили, что как раньше уже не будет. Сначала я получал за то, что не говорил. Потом за то, что начал говорить. Дети самые жестокие существа. Я быстро понял принципы выживания там: либо ты, либо тебя. Этот шрам напоминание о том, что я сделал правильный выбор, я отвоевал свое право быть сильным.

— А папа?

— С Дмитрием Константиновичем мы встретились там случайно, через несколько лет. У него там были какие то дела. Такой важный, серьезный, он первый из взрослых кто протянул мне руку и разговаривал со мной на равных. Я ему благодарен. Если бы не он, возможно я бы не дожил до совершеннолетия. Он дал мне дом и семью, которых, как мне тогда казалось, у меня не будет больше никогда.

Несколько минут мы молчим. Слышать эту историю из первых уст так больно, сердце кровью обливается стоит представить маленького Шахманова, которому через столько пришлось пройти. И одновременно меня наполняет чувство щемящей нежности от того, что он мне открылся, рассказал о самом больном. Что то говорить в этот момент — сотрясать воздух, бесполезно. Нужно вернуть мужа из пучины воспоминаний обратно, сюда, ко мне. Провожу ладонью по его щеке, от чего Шахманов улыбается являя миру столь редко появляющиеся ямочки.

— Я ж твои ямочки… — шепчу и, прижимаясь к мужу всем телом, целую одну из них.