Шахманов

Глава 6

«Семейные ценности то единственное, что жизнь не смогла из меня вытравить. Только в кругу семьи ты обретаешь себя.» (с) Денис Шахманов.

Я не помню в какой именно момент в нашем доме начал появляться Шахманов. Он всегда воспринимался как данность, с самого детства. Раньше, если он появлялся у нас, мы сразу собирали вещи и временно перебирались в загородный дом. Я испытывала к нему странные чувства, страх и защищенность одновременно. Интересный коктейль. С одной стороны, видя его, сердце пропускало удар, потому что его появление не означало ничего хорошего. Эдакий предвестник апокалипсиса для моей детской психики. С другой стороны, когда что то случалось, решал проблемы тоже он.

Особенно отпечатался в памяти один переломный момент, знаменовавший, как ни странно, успех отца. И чуть не стоивший ему жизни. Одним зимним вечером, незадолго до нового года, отец вернулся с работы пораньше, чтобы провести со мной время, отпустил почти всю охрану отдохнуть. Я приготовила ему сюрприз, нарисовала елку с разноцветными бусами и большой желтой звездой на макушке. Как сейчас помню этот рисунок. Даже если захочу забыть, вряд ли получится. Пока папа пошел что то забрать из машины, я приготовила рисунок, репетировала стишок, чтобы все было красиво и торжественно. Но его все не было и не было, я вышла посмотреть куда он запропастился. Нашла папу на улице с пробитой головой. Пыталась его разбудить, но он не реагировал. Лежал бледный, кровь растеклась по снегу и вокруг тишина мертвая.

Я была маленькая, но уже тогда знала как нужно поступать в таких ситуациях. Папа позаботился. Рядом с домашним телефоном, на стене, висел номер Шахманова, по которому нужно было позвонить, если «стало страшно».

Позвонила.

Помню, что он приехал очень быстро, громко орал и строил охранников, держа меня под мышкой. А я знала, что раз он тут, то все будет хорошо, он же обещал. Папа тогда неделю провел в больнице, а Шахманов жил у нас. Всю неделю он заставлял меня выучить его номер телефона наизусть и с тех пор никогда его не менял. Но то ощущение, что я могу потерять отца, крепко засело у меня в голове. Возможно поэтому свою жизнь я и связала с медициной, чтобы быть в состоянии помочь если похожая ситуация повторится.

Он присутствовал в каждом запоминающемся событии моей жизни на протяжении долгого времени, желала я того или нет. Я знала, что это опасный человек, и подсознательно старалась держать дистанцию, особенно когда стала старше.

Но я никогда не задумывалась о том, каково было ему. Все избегали разговоров о его прошлом, а спрашивать что то лично я бы не рискнула. Даже сейчас.

Только однажды отец обмолвился про то, как он познакомился с Шахмановым.

Папа всегда помогал детским домам, одному особенно. Не знаю почему. Там он бывал чаще, общался с детьми, его все знали. Там он однажды и увидел Шахманова. Сын его погибших друзей, который должен был учиться в частном пансионе за границей, на попечении тетки, нашелся в детском доме, истощенный, со свежим шрамом на пол лица и ненавистью ко всем людям во взгляде. В тот же день отец забрал его оттуда.

Таким злым папу я не видела никогда. Он рвал и метал.

Это все, что я знаю.

Вот и сейчас, находиться в эпицентре розового безобразия под названием «моя комната», в шахмановском доме, как то странно. Нервно и спокойно одновременно. Нервирует в основном сам Шахманов. Из мыслей меня вырвает телефонный звонок.

— Как ты там у меня, дорогой мой человек? — слышу родной голос Маши и падаю звездой на кровать.

— Иногда мне кажется, что я схожу с ума. То дико злюсь, то наступает какое то смирение, безразличие, и так по нескольку раз на дню. — жалуюсь, рассматривая идеально белый потолок.

— Эмоциональные качели они такие. Качались, знаем. Иди обниму.

— Обними. Ты когда возвращаешься? — обычно мы на долго не расставались, поэтому очень непривычно что я не могу сесть в машину и приехать к подруге.

— Рейс перенесли из за погоды, у нас тут кошмар какой то. Вылетаю на ближайшем, но, боюсь на свадьбу я не успею. — расстроенно вздыхает Маша. — Как обычно все через одно место.

— «Победитель» однажды- «победитель» всегда. — иронично вспоминаю наш девиз. — Ничего страшного, мою настоящую свадьбу ты точно не пропустишь. А на этот театр абсурда я и сама бы с радостью не ходила. Интересно, они заметят мое отсутствие?

— Да ты что, нет конечно. Свадьба без невесты будничная ситуация, сам справится. Он же великий и могучий.

Мы одновременно смеемся. Почему рядом с ней все сложные и безвыходные ситуации кажутся простыми и поддающимися решению?

Машка, ты мой свет.

После нашего разговора настроение поднялось, даже аппетит проснулся. И правда, что я себя накручиваю. Как поженимся, так и разведемся. Он всегда занят, я тоже, в идеале мы можем даже не пересекаться дома. Пару вечеров в месяц, официальные встречи, я как нибудь переживу. А потом развод и свобода.

Напевая под нос очередной нашумевший по радио «хит», спускаюсь вниз, параллельно набирая папе, давно не слышно ничего от него.

Абонент временно недоступен. Так, не поняла. Даже остановилась на последней ступеньке. Набрала еще раз, раздражающий голос повторил все заново.

— Если набираешь отцу, бесполезно. Он залег на дно.

Протрезвевший Шахманов вырос напротив как черт из табакерки. Чем его таким напоили, что теперь выглядит трезвым как стеклышко?

— В смысле? И не связался со мной? — у меня даже рука с телефоном опустилась от удивления. Папа всегда предупреждал меня о таких вещах.

— Я в курсе, этого достаточно.

— А мне ты когда хотел об этом рассказать? Завтра? Через неделю? — чувствую, как все внутри закипает. — Какой ты интересный, Шахманов. Всё так просто у тебя.

— Не драматизируй, это не впервые. — даже бровью не повел, прошел мимо меня наверх, со своим каменным лицом.

— Бесит. Надо было и правда ему рот заштопать, вместо раны. Больше пользы.

— Уух, какая кровожадная, мне нравится. — присвистывает с кухни Роман. — Кофе?

— Валерьянки.

— Значит будет коктейль. Не Молотова.

— А жаль.

Он хмыкает и ставит передо мной чашку ароматного кофе, сам садится за столом напротив. Наблюдает за мной, я за ним. Только принюхаться осталось, честное слово. Рома, видимо, приходит к похожему выводу, потому что отмирает и потягивается, разминая руки.

— Не обращай на Дэна внимания, он бывает засранцем.

— Думаю мы подружимся. — улыбаюсь в чашку и делаю глоток ароматного напитка.

Роман по настоящему рассмеялся и обстановка разрядилась.

— Последние недели выдались достаточно сложными, он вымотан, еще и ранен. А болеющий человек это всегда сложно, особенно если этот человек мужчина. Даже если это Денис. — думает о чем то, сам себе кивает и добавляет. — Особенно если это Денис.

— Ты так хорошо его знаешь? Давно вы знакомы? — пытаюсь чтобы поддержать разговор, но ловлю себя на мысли, что мне это и правда интересно. Я практически ничего не знаю про своего «суженого ряженого». А, ну разве что номер телефона.

— О, да. Лет сто уже.

— Как вы познакомились? — обхватываю кружку ладонями, впитывая тепло.

— Как нибудь я тебе расскажу. Но не сегодня. — на мгновение Рома становится напряженным, словно воспоминания об их знакомстве являются чем то болезненным. Любопытство тут же выглядывает из за угла, но я сдерживаюсь. Мы не достаточно знакомы, чтобы делиться личной информацией.

— Где папа? — решаю не ходить вокруг да около.

— Не могу сказать, даже тебе не могу. Для его же безопасности.

— Все настолько серьезно?

— Вчера, поздно вечером, у твоего отца был запланирован визит на одно из мероприятий по работе. И, если бы водитель не настоял на том, что машина барахлит и не отправил твоего отца на такси…

— То? — невольно перестаю дышать, зная, что услышанное дальше мне не понравится.

— То Дмитрий Константинович взлетел бы на воздух вместо водителя как только завел бы машину, потому что на такие мероприятия он всегда ездит один, сам за рулем.

Закрываю глаза, глубоко вдыхаю и медленно выдыхаю. Аккуратно ставлю чашку на стол, ощущая сильную дрожь в руках.

— Серёжа?

— Мне жаль. — коротко отвечает Рома. Что ни говори, в такой ситуации легче не станет. Желудок делает кульбит и резко падает вниз, вызывая тошноту.

Серёжа всегда был рядом, сколько я себя помню. И потерять его так неожиданно оказалось очень больно.

— Известно кто и почему?

— Еще нет, но есть подозрения.

— Поняла.

Говорить не хочется, видеть кого то тоже. В голову калейдоскопом лезут воспоминания о проведенном с Сережей времени.

Поднялась наверх, легла на кровать, прижав колени к груди, и смотрю в пустоту. Сотни вопросов в голове, почему так все обернулось? Эмоции переполняют, а выплеснуть их не могу. Не получается. Оно все крутится внутри, крутится, заставляет дыхание сбиваться. Тянет, царапает. Прореветься бы, чтобы отпустило, чтобы узел внутри немного ослаб, да слезы словно высохли.

Как там папа? Он всегда болезненно переносил потерю своих людей, потому что позиционировал их всех как одну большую семью. Да и как иначе, когда вместо через огонь и воду?

А дальше была сама свадьба.

Если честно, большую ее часть я не помню. Много цветов, незнакомых людей, все в белом цвете. Знакомые были только Шахманов и Роман. Все время не хватало рядом папы. С одной стороны он в безопасности и это успокаивает, с другой нервирует факт его отсутствия, потому что мне было бы намного спокойнее будь он рядом в такой день. Хоть я и знаю, что это спектакль и свадьба лишь ширма, обеспечивающая мою безопасность, все равно нервы натянуты. Как и улыбка.

В дверь стучат и оттуда показывается рыжая макушка мужчины, широко улыбающегося.

— Карина, вы обворожительны. Я бы облобызал вашу ручку, но, боюсь, это закончится мордобоем. — Рома вальяжно садится в кресле. — Ах, как жаль, что я Роман не вашего романа.

Я невольно смеюсь и, кажется, немного расслабляюсь.

— Тебе никто не советовал поступить в театральный?

— Увы, обычно мне советуют пойти в другое место. — он лукаво щурится, вызывая улыбку. — Ну вот, совсем другое дело. А то бледностью кожи поравнялась с платьем, таки подумают что похитил невесту большой и страшный серый волк, да принудил к гнусностям всяким, таким как брак. Уфф, даже произносить вслух опасно.

— Ну ты плут, Рома. И как тебя девчонки терпят?

— Они меня не терпят, они меня любят. И голод утоляют вовремя, что самое важное. Я ведь как кот, только большой, могу мурчать на ушко, а могу и в тапки…

— Давай без подробностей. — все еще смеясь, оборачиваюсь и замечаю в дверях Шахманова, наблюдающего за нами.

— Да у вас тут комедия.

— Моими стараниями проращенная из трагедии. — они обмениваются взглядами и кивают друг другу, какая то телепатическая связь что ли в самом деле. — Так что цени меня.

— И корми вовремя. — напоминаю я, а Шахманов давится водой, которую пил в тот момент, и сурово смотрит на Рому. Тот откровенно ржет.

— Ну а что, не только ж о духовном. За сим спешу откланяться. — рыжий подмигивает мне и покидает комнату.

Только когда он уже ушел, до меня доходит что подразумевалось под голодом и я густо краснею. Вот же ляпнула.

— Нам пора. — мне любезно подставляют локоть, в который я вцепляюсь и глубоко выдыхаю, как перед погружением в воду.

Хотя, наверное, так и есть. Потому что дальнейшее я тоже помню отрывками. Вот мы вышли, после двукратного «да» мы расписались в свидетельстве о браке. Аплодисменты, шампанское, волна поздравления. И я, взглядом выискивающая Шахманова, как единственный якорь в этом водовороте.

Я словно абстрагировалась от всего происходящего. Но, когда он надевает обручальное кольцо мне на палец, как и на помолвке, у меня всё внутри начинает потряхивать. Карина, ты выходишь замуж. Здесь и сейчас. За Шахманова. Малодушно хочется закатать до колен подол свадебного платья и, в лучших традициях Джулии Робертс, стартануть куда нибудь подальше. И пусть хоть небо о землю.

Закрыв глаза, выдыхаю, чувствуя что бледнею. Я прекрасно понимаю, что не могу себе этого позволить. Не сейчас, не при сложившихся обстоятельствах. Я сдержу свое обещание, ради отца. Но и быть паинькой я не обещала.

Обернулась на Шахманова, разговаривающего в стороне по телефону, и улыбнулась во все тридцать два. Может быть это будет глупо и по детски, но принцип «сделал гадость — сердцу радость» никто не отменял.

С нескольких бокалов вина мне становится легче, комок напряжения в животе слегка ослабевает.

Постепенно пары начинают танцевать в специальной зоне, под спокойную приятную музыку. На нас обращают все меньше внимания, вечер набирает обороты.

Только единожды меня полностью выбили из колеи. Шахмановские парни громко закричали «горько», ожидая от нас поцелуя новобрачных, Роман направил на нас камеру телефона. Я была уверена, что поцелуя в щеку будет им вполне достаточно, и так весь вечер «игра в любовь». Мой «жених» разулыбался гостям на какие то их слова и у него на щеках появились ямочки. Шахманов и ямочки. Они всегда там были? Я настолько зависла на этой мысли, рассматривая его щеку, что не заметила как ситуация приняла интересные обороты. Меня поцеловали. Сначала осторожно, не побоюсь этого слова — нежно, притягивая к себе за талию. От неожиданности я ответила на поцелуй. И тут же потерялась в своих ощущениях. Кажется, начался пожар. Нежность сменилась страстью, уверенностью, внутри все пылает, дыхания не хватает. Его руки, кажется, везде одновременно.

— … двадцать восемь… тридцать…

Все вокруг отошло на задний план, я откровенно тонула в новых ощущениях. И только покашливание Романа вернуло нас в ресторан:

— Голубки, вы решили род продолжить при свидетелях?

Я уткнулась Шахманову в грудь лицом, стало слишком неловко, в первую очередь от своих ощущений. Частый стук его сердца немного успокоил, значит меня не одну повело.

Что это такое за наваждение?

Через пол часа нам наконец удалось сбежать (тактически отступить) с собственной свадьбы.

— Выходи. — напряженно выдает Шахманов, подъехав к дому, и срывается с места, стоит только мне выйти на улицу. И куда он поехал?

Обнимаю себя руками и плетусь в дом. Остаток вечера он странно на меня смотрел, после того как поцеловал у всех на глазах. Мне бы в себе разобраться, куда уж до перепадов его настроения. Слишком многое навалилось за последнее время. Беру бутылку красного вина и направляюсь в ванную.

И так меня накрывает после пары бокалов, так себя жалко становится, что я вместе с Пино и прямо в свадебном платье забрираюсь в ванную, предаваясь рыданиям.

Выплакала все: стресс от свадьбы, испуг от нападения, переживания за отца, смерть Серёжи. Нам, девушкам, порой очень важно выплеснуть эмоции, все и разом. Чтобы оно внутри не копилось, не варилось и не вылезло в неподходящий момент. Да и вообще, свадьба у меня сегодня или нет? Как хочу так и праздную. Теплая вода набирается, превращая мое платье в безобразие. Но зато как тепло, я устала мерзнуть за последние дни. Еще пару глотков и становится основательно тепло. Кладу голову на бортик ванной и незаметно для себя засыпаю, прямо с бутылкой в руке.

Весь вечер так и просидел, стиснув зубы. Какая она обворожительная в белом, впервые посмотрел на нее как на женщину. Потом еще поцелуй этот, не сдержался, глядя в ее бездонные глаза. И как только до сегодняшнего дня видел в ней ребенка? Когда мелкая озорная девчонка с косичками успела вырасти?

Желание, вспыхнувшее от ее мягких и податливых губ, наложилось на воспоминания о ней, в розовом платье и с косичками, обнимающей мою ногу и хныкающей радову «Папочка, подари мне этого дядю!»

Чувствую себя каким то извращенцем. Она росла у тебя на глазах, старый ты черт!

Оттого и высадил ее у дома и уехал к Алине, боясь не сдержаться и наделать глупостей.

А когда вернулся домой, выпивший и довольный, тряхануло меня не слабо. Смотрю — лежит в ванной в воде, прямо в платье свадебном, вокруг кровь. Подбегаю, хватаю за шею, пульс вроде есть. Руки смотрю- без порезов. Трясу ее, а у самого сердце о грудную клетку бьется, того и гляди наружу выпрыгнет.

— Чего, дура, надумала!?

Не понял в какой момент она очнулась, только смотрит с возмущением, своим «я Радова» взглядом и по руке бьет:

— Шахманов, ты с ума сошел?!

Откинула мокрые волосы с лица и вылезла из ванной, хотела что то сказать, даже воздуха побольше вдохнула, но замерла, уставившись на мою рубашку. Глаза сузились, затем поморщилась:

— Как в анекдоте, задержался муж на работе. Какое клише, Шахманов.

Обошла меня, гордо расправив плечи, и уже у выхода, не оглядываясь вывезла:

— И купи своей даме нормальный парфюм, наверняка заслужила.

Когда дверь захлопнулась, я подошел к зеркалу. На воротнике белой рубашки красовалась розовая помада.