Шахманов.
Я не нахожу себе места, ни днем ни ночью. Калейдоскоп мыслей которые сутки вызывает головную боль и раздражение.
Как поступить? Как сделать так, чтобы ее не затронула та чернота, что следует за мной по пятам с самого детства? Как после всего, что было, убедить ее в том, что находиться со мной опасно? Как убедить в этом себя?
Заплатил юристу и отправил ему заявление о расторжении брака. Чтобы быстро и без шума все оформил. Это казалось на тот момент лучшим решением.
Казалось.
После того, как Карина посмотрела на меня с разочарованием и ушла, забрав свою фотографию у меня со стола, внутри словно все свечи задуло. Те, что она зажгла своей улыбкой, освещая мое темное сердце. Ураганом вломился в юр. фирму и забрал свое же заявление, разорвав на куски прямо на выходе. Нет, не могу так. Только не так.
Хотел еще раз поговорить с Кариной, но не успел. Раньше положенного начался хаос с ментами, бесконечные разговоры, допросы, хотели повесить на меня пристреленного Королева. Их угрозы выглядели нелепо, я смеялся и выводил их из себя еще сильнее. Потом мне стали угрожать женой, передавая фотографии, за ней кто то следит.
Обмозговав это ночью на неудобном лежаке я пришел к выводу, что не хочу рисковать. Не буду. А утром написал чистосердечное, взял вину на себя. Пока Радов не вернулся, я не был уверен в том, что Карина будет в полной безопасности. В своих парнях не сомневаюсь, но привычка тотально все контролировать неискоренима. А теперь, когда им удалось наконец упечь меня за решетку, нет смысла больше следить за «девчонкой».
Дни перемешивались друг с другом, я уже не понимал вторник сегодня или пятница, спину ужасно ломило, напала бессонница. Ночами ветер за окном шептал Карининым голосом мою фамилию, тогда я подумал что начинаю сходить с ума от недосыпания. В таком разбитом состоянии меня увидел Радов, одним днем вытащивший меня из за решетки. В последний раз я видел такой его взгляд при первой встрече в детском доме, сочетание вины и жалости. Не нравится мне этот его взгляд.
Привел себя в человеческий вид, хотел позвонить Карине, но потерял телефон. Что то они у меня вообще не приживаются. Узнал, что она переехала в городскую квартиру и помчался туда. Всё внутри ломило от невыносимого желания ее увидеть, коснуться. Но диалог не задался.
— Дело не в этом, как ты не понимаешь! Дело в том, как ты легко от меня отказался!
Ее слова больно били, наотмашь, мое решение в тот момент было каким угодно, но точно не легким. Пришлось уйти, оставить ее одну, иначе мы наговорили бы друг другу того, о чем потом пожалеем. Некоторые слова никогда не должны быть произнесены, они отпечатываются на подкорке назойливой осенней мухой, в дальнейшем то и дело жужжа и кусая когда не ждешь.
Я дал нам обоим небольшую передышку, ударившись в дела, чтобы отвлечься. Моя секретарь уволилась, все сотрудники шарахались, а я злился только сильнее. Даже Грановский смотрел на меня подозрительно. Какие все нежные!
Иногда я откровенно выпадал из реальности в мысли о том, что Карина остынет и поймет, она обязательно меня поймет, по другому и быть не может. Это же моя Карина. До сих пор помню, как впервые назвал ее Шахмановой и всё внутри впервые в жизни встало на свои места.
Следующая наша встреча стала полной неожиданностью. Рома утянул меня в клуб, чтобы я выпил и выдохнул, пока не довел до инфаркта каждого второго в офисе. И что я вижу? Карина и рядом этот мать-его-Пикассо. Не удержи меня Грановский, морду бы ему все разукрасил, и так держался на грани. Не запомнил он, видимо, прошлый урок. Плюнул на все условности, закинул жену на плечо и вынес на улицу. Нам нужно поговорить, необходимо. К черту все правила. Но и тут она выбивает у меня всю почву из под ног своим месячным перерывом. Почти вспылил, но увидел темные круги под родными глазами, осунувшееся лицо, и отвесил мысленно себе оплеуху. Кивнул ей и сбежал. На самом деле сбежал, как есть, иначе не отпустил бы, не смог. И так остатки воли на это потратил. Не обнял, не поцеловал, не провел рукой по волосам. Аж челюсть сводит от всех этих «не».
Через пару недель Дмитрий Константинович добровольно-принудительно пригласил меня поужинать. Как пить дать Грановский нажаловался. Мы долго разговаривали обо всем, кроме Карины. После нескольких стопок коньяка, меня долго изучали задумчивым «радовским» взглядом:
— Арис бы тобой гордился. — я замираю, не донеся чашку кофе до рта. Выбила из колеи такая неожиданная откровенность, не знаю как на это реагировать. — До сих пор не верится, что их нет, несмотря на то сколько прошло лет. И смертей много видел, и как жизнь легко оборвать знаю, а что их больше нет так и не принял.
Радов опрокидывает еще стопку не морщась. На автомате повторяю за ним, только по послевкусию понимая что выпил кофе, перепутав с коньяком. Каждый раз такие откровенные разговоры про родителей словно сдирали тщательно наращенную броню.
Почти до закрытия мы тогда просидели в том ресторане и потом, впервые за долгое время, я уснул и ни разу за ночь не просыпался.
Дни летели, тоска раскрывала свои липкие объятия все сильнее. Старался лишний раз никуда не выходить, но предстоящий сегодня благотворительный вечер пропускать нельзя, там будет один нужный мне человек. Кое как оторвался от документов, умылся холодной водой и попросил у нового секретаря кофе. Он бледнел, нервничал, но принес его быстро.
Этот вечер ничем не отличается от череды остальных, интерьер и люди тоже. Хочется быстрее встретиться с депутатом касательно нового проекта и побыстрее уйти. Почти месяц, я не видел Карину почти месяц. Всё вокруг словно стало серым, не важным, как и было до того как она появилась в моей жизни. Вся эта толпа вокруг кажется обезличенной, одинаковой. Как же утомительно. Отвлекаюсь на цокот каблуков неподалеку, оборачиваюсь и вижу, как Карина с Дмитрием Константиновичем заходят в зал в своей уверенной манере. Сердце пропускает удар, в горле тут же пересыхает.
Вместе с ней всё вокруг обретает цвет, звук и аромат. Словно месяц я находился в чертовой темной вакуумной комнате, а сейчас там открыли дверь. Карина- дверь, связывающая меня с миром.
Но если бы меня спросили во что она была одета, ответить я бы не смог. Увидел до боли родные глаза и пропал.
Знакомые вокруг что то говорили, но я не понимал. Все мое естество сосредоточилось на одном единственном объекте. Меня повело, закоротило, перемкнуло. Не знаю как еще описать то, что творится внутри. Наши взгляды встречаются и вокруг все искрит. Подхожу к ней, беру за руку и веду за собой подальше от любопытных глаз.
— Почему я не знал что ты вернулась раньше? — мы останавливаемся в коридоре у окна, друг напротив друга, и отпустить ее руку кажется чем то выше моих сил.
— Ты вообще ничего обо мне не знаешь! — пытается вернуть своей руке свободу, но я сжимаю ее крепче и прижимаю к груди, туда где бешено бьется сердце. Хочется все время касаться, вдыхать аромат ее тела, срастись с ней, настолько соскучился. Это что то не нормальное. Это что то естественное.
— Любимый цвет- черный, любимое число- семь, любимые цветы — пионы. В детстве мечтала уехать на север и жить с белыми медведями, потому что они симпатичные. — почти шепчу, не особо понимая что именно, потому что снова и снова тону в ее карих глазах. — Когда тебе грустно, ты слушаешь Куин и идёшь есть "красный бархат " в любимое кафе. Когда злишься, между твоих бровей появляется чуть заметная морщинка. Когда смеёшься, в глазах пляшут огоньки.
— Денис… — теряется, чуть приоткрыв в изумлении рот и не находит слов.
— Ты росла на моих глазах, как я могу тебя не знать? — провожу носом по виску, делая вдох, не в силах сдержаться. — Запах твоих волос сводит меня с ума.
Она закрывает глаза и я вижу как по ее шее бегут мурашки.
— Мой месяц кончается послезавтра, тогда и поговорим.